Еретик. Войны мёртвых (СИ) - Александр Черногоров

оцарапав. Стоит ли верить в мою удачу? Конечно же нет. Две гнилых головы слетают с плеч после встречи с моими когтями, и несколько стрел вонзаются мне в грудь. Но я еще не устал.

Они размахивают своими железками, пытаются разрубить, проколоть, раздробить мои кости. Какие же они странные. Такие хрупкие, пыльные, словно иссохшие деревца. Что-то алое капает на землю. Пахнет… кровью. Моей кровью. Почему не их?! Я хочу видеть их кровь!!! Они должны страдать!!!

И железо не спасает обидчиков. Они падают мне под ноги, орут, стенают во всю мощь своих сгнивших глоток. И ни одной капли жизни не пролилось из их рваных ран. Только прах и серое мясо. Они лежат, зовут подмогу, и мне не стоит здесь задерживаться.

Уже виднеется в коридоре свет нового фонаря. Темнота мой лучший друг. Она укрывает меня от их назойливых взглядов, спасает мое израненное тело. Кричите, гнилушки, кричите. Копошитесь, как муравьи. Вы — ключ к моей свободе. Камень такой холодный, слышен только топот их тяжелых сапог, и после недолгих скитаний по темному лабиринту я выбираюсь на поверхность.

Все не так, как я помню. Не было ни солнца, ни птиц, ни дивных цветов и вьющихся трав. Повсюду расползлись черной паутиной строительные леса, по которым семенят эти неаппетитные создания. Черная земля под пепельным небом. Сторожевые вышки, словно зубы древнего чудовища, держащего в пасти сотни усталых измученных душ. Но неужели это конец? После долгого сна самое время размять затекшие члены!

Несколько коротких мгновений боли, и болты улетают в мертвое небо. Пусть достанутся достойному охотнику. Огромными прыжками я одолеваю острые скалы, распугивая несущих свое позорное ярмо муравьишек. Как же это бодрит! Я начинаю что-то вспоминать. Странные ощущения, никак не связанные между собой, но это уже не важно.

Охранник на башне целит в меня своим грозным оружием, и его глаза горят задорным огнем. Нет, это горит стрела своим грозным неземным пламенем. Все же из него вышел плохой охотник. Пока он прицеливался, я уже забрался на место его караула и схватил его за толстую, жесткую шею. И тот же испуг в затуманенном взоре — его душа перетекает в мое грязное тело, залечивая эти мерзкие сквозные дыры. А вкус заметно лучше, чем от этих доходяг под землей.

— Зовите Барона! — рявкнул могучий бас откуда-то сзади. Похоже, он у них за главного: здоровенный толстяк, закованный в тяжелые латы, словно переполненная бочка в тесные кольца. Он бежал в мою сторону, размахивая ржавым топором и безжалостно распихивая неосторожных рабов. — Теперь это его проблема! Только вздумай вновь сюда сунуться, тварь! Покромсаю, как скотину!

Мечтай дальше, туша! Я больше не вернусь в эту дыру! Там, за стеной — огромный город, полный вкусных и сытных душ! Стоит только дотянуться! Вперед, чего же я медлю?!

Теперь меня ничто не держит! У меня нет рук — сейчас это крылья! Безудержной тенью я проношусь над скалистой пустошью навстречу еде. Да, уже отсюда до меня доходит аромат свежей добычи. Город мерцает своими огнями, приглашая меня на свой щедрый и радостный пир. Нельзя отказывать щедрым хозяевам… Какие странные мысли, словно рожденные чужим сознанием вертятся в моей голове. Ничего, всему еще придет время, надо только хорошенько подкрепиться! Как же я голоден!!!

* * *

Да, мир уже совсем не тот. Я помню, что когда-то… в прохожих еще текла кровь, а солнце готово было иссушить меня в пыль. И сейчас я сижу здесь, в старом заброшенном доме, скорчившимся в посмертных муках запустения, а на руках у меня дрожит плоть. Наверняка, раньше она была прекрасна: мягкое лицо, длинные волосы, тонкая шея… и это серое вылинявшее платье облегало ее нежное тело. Даже сейчас перед моими глазами предстала красота, пусть и подернутая болью всеобщего мора. Что же случилось с этим миром? Почему ночи так темны, а пламя фонарей такое холодное? Как же долго я спал. Невыносимо долго…

— Нет, господин, пожалуйста… — шепчет мне красота. Она пытается плакать, всхлипы вздымают ее грудь. Но в выцветших глазах нет ни капли слез, а в ребрах зияла дыра. И это лицо… Красота видит монстра во мне, и она права. Я гораздо страшнее любого чудовища, прогуливающегося по этим сумеречным улицам. Но я гораздо добрее, чем ей кажется. Она упокоится здесь, среди древней пыли, под черным бездушным небом, глядящим на нас сквозь пробитую крышу.

— Спи, — шепчу я ей. — Спи.

— Нет… пожалуйста, я не хочу…

— Спи, моя красота. Тебе ничего не грозит.

— Я… не…

— Спи-и-и…

Тени сгущаются в ее глазах, и она перестает дрожать. Теперь она легка, спокойна, ее сон безмятежен и сладок. Это единственный дар, что я могу отдать ей взамен жизни.

Душа медленно течет из ее серой высохшей плоти в мои уста, и я чувствую ее. Все горе, страх, и ненависть к собственному рабству. У нее остались братья, сестры… Она говорит, что они тоже проснулись… Не понимаю. Все так размыто, так спутанно, словно смотрю в зеркало собственного разума. Но ничего, я знаю, где они живут. Я преподнесу им дар, и малыши расскажут мне об этих местах. Надо же, маленькие мертвецы, навечно заточенные в клетках собственных костей, без надежды встать и окрепнуть…

Какой тяжелый топот. Боги святые, неужели они так хотят ко мне подкрасться? С таким же успехом можно охотиться на уток, проезжая на слоне. Я знаю, что полагается за такие дерзости… да, знаю на собственной плоти… О Боги, как же все мутно!

— Эй, мой милый друг, Вы там? — звонко прощебетали снизу. — Пожалуйста, будьте так добры, спуститесь к нам. Обещаю, никто не причинит Вам вреда.

Наглый щенок! Как он смеет со мной разговаривать?! Даже отсюда чуется его вонь — неокрепшего мальчишки, юнца, жалкой пародии на наш род!

— Пожалуйста, не заставляйте уважаемых мужей прозябать эту прекрасную ночь на холодной улице. И не вынуждайте меня подниматься.

Какая самоуверенность… Хочешь меня поймать? Хорошо, я даже упрощу тебе задачу — останусь здесь.

— Ну что же… — вздохнул юнец. — Прошу, господа, он ваш!

Как же они гремят! Того гляди и дом весь обрушится. Но я подожду, мне некуда спешить. Тьма, моя добрая подруга, укрой меня от их глупых бессмысленных взглядов. Они ворвались, вышибли хлипкую дверь. Кричат, ищут меня, размахивают ржавыми тесаками, словно бравые мясники. Хе-хе, кто же из нас теперь скотина?

Тьма заключает одного из них в свои нежные объятия, и в ее тихом лоне я поджидаю свою добычу. Доспех, кольчуга, сколько шелухи