Горный стрелок - Михаил Нестеров

– Ни с кем не говорил, – ответил командир. – А что?

– Да так... – протянул Хорст. И... нашел правдивыйответ: – Поначалу, когда ты сказал о работе, я подумал, что мы поедем в Германию. Глаза у тебя были... Не знаю даже, как сказать. Ну... возбужденные, что ли. Может, думаю, из «армии» с кем говорил.

– Нет, сегодня у меня был только один телефонный разговор – с Координатором. – Шеель ненадолго замолчал. – Я понимаю тебя, Хорст. Ты осуждаешь меня... Ты, наверное, думаешь, что я потихоньку забываю наши идеалы. Это вовсе не так. Я помню обо всем. Но время идет, постепенно все меняется. Меняются и средства борьбы. Пойми: может быть, это только пауза, затишье. Я не слепой, Хорст, многое вижу. Я читаю по глазам. Поверь мне: пройдет совсем немного времени, и ты поменяешь свои взгляды. В каждом из нас живет что-то великое. Оно пока дремлет, но его ресницы уже подрагивают.

– Это ты сказал?

Шеель вскинул брови.

– Ну да. А кто же еще?

Кепке пожал плечами:

– Я думал, может, Гете.

Командир в некотором смущении несколько раз кашлянул.

– Нет. Все-таки это сказал я.

«Ну вот, – подумал Кепке, – он уже смущается. Годы. Полвека уже пролетело, а у него кто-то там шевелится, пробуждается».

Ларса Шееля в отряде называли капитаном. Редко кто называл его по имени. Разве что Кепке. Самому Шеелю слышалось в этом обращении имя капитана Немо, капитана Никто. Что ж, наверное, он и есть капитан Никто. За его голову правительства нескольких стран готовы выплатить немалую сумму, чтобы податель головы мог до конца жизни плевать с порога собственного бунгало в чистые воды Атлантики.

А он живет в скромном домике у жалкой речушки, спит на панцирной койке, смотрит по спутниковому каналу программы круглосуточных новостей. И сердце его бьется ровно и спокойно, но начинает отчаянно пульсировать, когда на экране телевизора показывают горы, изможденных альпинистов и их обмороженные лица. Потом его сердце переходит на скрип, когда непослушные губы с экрана сообщают умопомрачающие цифры: Макалу – 8481; Канченджанга – 8598; Эверест – 8848...

Эти люди с обмороженными лицами покорили знаменитые восьмитысячники. Кто-то из них во второй, третий раз. А Шеель двадцать лет назад не дошел до восьми тысяч метров всего девяносто восемь. Но не потому, что не хватило сил и он сдался, просто пик Кангбахен находится на высоте всего 7902 метров. Тогда Ларс Шеель плакал, взойдя на строптивую гору: сколько усилий, сколько душевных и физических мук преодолел он, чтобы в составе интернациональной экспедиции оказаться на вершине Кангбахена! У подножья горы пик казался пределом мечтаний, а там, на самой вершине, Ларс оказался подавленным, ущербным. Он сквозь слезы смотрел на соседний пик Канченджанги и молил бога дать ему крылья: «Только девяносто восемь метров, господи, и забери крылья назад! Оставь меня, и я рухну вниз...»

Значит, думал Кепке, глядя на замолчавшего командира. Координатор – он же еще и Доктор, скрывающий под краской для волос свою седину. Сколько ему? Пятьдесят? Больше? Работает один или тоже является посредником в цепи координаторов?

Его заказы были не так часты, но вот уже на счету «Красного спасения» три государственных чиновника, десяток бизнесменов плюс побочные заработки, за которые Координатор не платил. Наоборот, часть выкупа за освобождение заложников Шеель передавал ему.

Прозвище – Доктор. Действительно доктор? Врач?

Кепке постарался отогнать мысли о Координаторе.

– Когда ты встречаешься с ним? – спросил он.

– Вопрос срочный. Завтра в ночь вылетаю в Прагу.

Но вылететь в намеченный срок Шеелю не удалось. В шестом часу вечера на базу прибыл майор чешской госбезопасности Йозеф Янчула.

Шеель даже не встал с койки, пожав майору руку.

Янчула по-хозяйски открыл холодильник и извлек две бутылки пива.

– Будешь? – спросил он хозяина.

Ларс свесил босые ноги с кровати и стал надевать носки. Наконец с большим опозданием ответил:

– Да.

Янчула достал третью бутылку. Пока Шеель зашнуровывал ботинки, майор успел опорожнить одну и отхлебнуть из второй.

– Еще только начало марта, а уже жарко. – Он рыгнул и допил пиво. – Как сам?

Шеель неопределенно пожал плечами и стал натягивать на себя майку.

Тучный майор с завистью смотрел на заигравшие мышцы террориста, на его бычью шею.

– Я останусь сегодня на ночь, – сообщил майор.

Дальше он мог не продолжать. Шеель с омерзением думал о предстоящей оргии. Сам он участия в ней не примет, но ближе к вечеру на базу приедут две-три машины, из них вылезут пять-шесть проституток и столько же комитетчиков. Еще не стемнеет, а проститутки уже огласят окрестности противными голосами фарисейского экстаза, им будут вторить пьяные глотки Янчулы и его однополчан.

Пожалуй, компанию майору снова составит Хорст Кепке, и ухо командира ясно различит в хоре фальшивого визга мученические крики женщины.

Кепке и в обычные дни приводил на базу смазливых чешек, но надолго никто в его домике не задерживался.

– Что ты делаешь с ними? – бросал Хорсту раздраженный товарищ.

– Как тебе сказать... Зашел бы как-нибудь да посмотрел.

– Почему они так кричат? – настаивал командир.

– Потому что бабы – животные.

Шеель допил пиво, брезгливо разглядывая на мундире майора жирные пятна. Под утро Янчула ввалится к нему и заплетающимся языком заведет нескончаемый монолог:

– Ты думаешь, «Хамас» где? А-а-а!.. Не знаешь! На Западном берегу Иордана. А кто его поддерживает? Не знаешь? А-а-а!.. Ну а вса... сва... вас, немцев, кто поддерживает? Мы! Чехи!.. Мы вас кормим! Кормим. Вы кушаете наш хлеб! Знаешь, почему?.. Политика! Э-э-э... Ты мелко плаваешь! Ты знаешь, что такое политика госбезопасности? Это государство в государстве. Мы – Ватикан. А может, ты хочешь в Китай, Иорданию?..

...Шеель допил пиво и поставил бутылку на пол.

– Для тебя сегодня найдется брюнетка, – осклабился Янчула.

Командир передразнил его, деланно улыбаясь:

– Сегодня ночью я, как всегда, буду смотреть телевизор.

Майор сделал неприличное движение руками и захохотал.

– Тогда я оставлю ее себе. – Он еще долго смеялся. Когда приступ прошел, он деловито осведомился: – У вас все нормально? Деньги-то есть?

– Пока есть. Ты же знаешь: когда нам что-нибудь нужно, мы перешагиваем через скромность. И вот еще что. – Шеель подошел к старинному секретеру и открыл ящик. Порывшись там, он повернулся к майору, держа на открытой ладони несколько маленьких предметов. – После того как ты покидаешь мой дом, я только и делаю, что хожу и собираю за тобой «жучки». Я не буду с тобой спорить, но на сто процентов уверен, что очередную «игрушку» я найду... под уплотнителем двери холодильника.

Янчулу нельзя было смутить ничем. Подходя к холодильнику, он снова засмеялся. Повертев у себя под носом извлеченный из-под уплотнителя «жучок», он, как филин, проухал:

– У. У!

«Дурак! – Глаза Шееля говорили открытым текстом. – Ты даже не представляешь, какой ты кретин!»

Майор развалился на узкой тахте.

– Ладно, больше не буду ставить. Все равно ничего интересного.

Теперь рассмеялся Шеель.

– Вот как? А разве ты хоть что-то слышал? А, Йозеф?Хотя бы раз? Ну, признайся честно.

– Честно? – Видимо, майор впервые слышал это слово. Он нахмурился. – Если честно, то нет. Ведь телефонную линию-то мы оставили чистой – зачем гадить на линии? Любой профи твоего класса легко определит прослушку. А ты, Ларс, здорово управляешься с веником, подметая мои «жучки».

– Нет, – возразил Шеель. – Я здорово управляюсь с головой. У меня хороший контакт со своими же мозгами. А «жучки» больше не ставь. А то я их оставлю специально, и твои люди будут сутки напролет слушать телевизионные новости.

Янчула ответил по-немецки:

– Besten dank fur ihren Rat[1].

Шеель возвратился из Праги через два дня. Хорст Кепке нетерпеливо поджидал его.

Поспешно проглатывая куски постной ветчины, командир начал разговор:

– Работа предстоит в Непале, Хорст, представляешь? Будем брать одного очень влиятельного и богатого человека.

Кепке пожал плечами: брать – так брать. С вопросами он решил повременить. Но один – для продолжения разговора – задал:

– А почему в Непале?

– Начну по порядку, с чехословацкой экспедиции 1975 года в Непальские Гималаи. В состав ее участников входил Мирослав Кроужек. Он и еще несколько его товарищей совершили восхождение на Кангбахен.

Кепке нахмурился.

– Мирослав Кроужек?

Командир кивнул:

– Да, Мирослав Кроужек, вице-премьер Чехии.

– Разве он альпинист?

– Я бы сказал, что он опытный альпинист.

– Кажется, я начинаю понимать тебя, Ларс. Кроужек снова полезет в горы. Но зачем?! У него что, не хватает других радостей в жизни?

– Кто-кто, а ты-то должен знать, что это – в крови. Да, вице-премьер полезет в горы, чтобы совершить второе восхождение на пик Кангбахена. Кроужеку исполняется пятьдесят. Наверное, он очень долго думал, пока не понял, что достойнее и экзотичнее, чем на высоте восемь тысяч метров, свой юбилей не справишь. Я понимаю его, это действительно красиво – вновь взойти на пик, который ты покорил двадцать лет назад. И сделать это день в день, минута в минуту, спустя ровно пятьдесят лет с того мига, когда твой крик услышала твоя мать. – Шеель перехватил взгляд Кепке. – Это тоже сказал я, не Гете.