Постоялый двор. Записки покойного Горянова, изданные его другом Н. П. Маловым - Виссарион Белинский

Когда уже принято было несколько бесприютных женщин, мамзель Катенева, принявшая на себя звание и должность президента своего заведения (формы – дело прекрасное, их не мешает соблюдать и девицам), открыла совет о принятии новых несчастных. Совет происходил со всею торжественностию, приличною присутственному дому: президент сидел в углублении залы, за большим столом, покрытым до пола зеленым сукном; над ним висел портрет ее отца, а вокруг стола члены совета, состоявшие из призренных женщин.

– Здравствуйте, Алексей Павлович! – сказала она мне (Горянову). – Садитесь возле меня. Мы работаем в первый день праздника (Пасхи); но работа наша посвящена Ему, как молитва. Мы судим и рядим о принятии новых семейств, потому что еще три отделения не замещены. – Она обратилась к молодой Картуковой, которая сидела у противоположного конца стола и занимала должность секретаря. – Прочтите, – сказала она, – выписки из бумаг, нужных для нашего сведения.

И секретарь прочел известие о лишившейся мужа, разорившейся от пожара и других несчастных случаев и обремененной детьми купчихе Сысоевой.

Катенева повела глаза (??..) по членам совета. – «Что скажете?» – спросила она. – «Принять! принять!» – был ответ. Картукова продолжала: «Анна-Мирль Герценсбуле, девица из Тапсала, по просьбе госпожи Меловой. Местопребывание в здешней губернии, в городе Н…»

– Что же ты, Настенька, остановилась? – спросила девица Катенева: – пороки других не касаются до нас. Помнишь, как привели к Спасителю на суд женщину дурного поведения? Неужели бы ты не стала читать этой притчи? Продолжайте, Настенька!

– Анна-Мирль имеет двух детей…

А, так вот в чем дело! Секретарь был застенчивее председателя; оно так и следует: подчиненные всегда застенчивы в присутствии начальников. Впрочем, как ни странно слышать, что идеальная девица, с возвышенною душою и любящим сердцем, так храбро рассуждает о человеческих слабостях известного рода и не краснея дает знать, что она имеет о них ясное понятие, но мы нисколько не поставляем этой опытности и знания к стыду идеальной девы. Мы выписали это место потому, что оно привело нас в истинное умиление. Теперь обратимся назад.

Приезжает граф Чижов; в это же время был в отпуску и сын Катенева. Чтобы дать понятие о наружности и характере графа, надобно было списать слово в слово несколько страниц, а у нас для этого не достало бы ни времени, ни места. Граф был двадцати осьми лет, пригож собою, с лукавыми глазами, и очень умен и образован, хотя из его разговоров и поступков этого и не видно; но мы верим на слово автору. Как ни бился граф, с которой стороны ни заходил он к Катеневой, но успел приобресть только ее дружбу и заставить ее полюбить себя, как брата. Катерина Михайловна, назло отцу и брату, к отчаянию графа, была верна Долинскому, как и должно героине романа. Вдруг получает она письмо от Долинского, который уведомляет ее, что он женился, и разрешает ее от клятв. С бедной девушкой сделалась апоплексия, продолжавшаяся несколько дней; она была при смерти и умерла бы, если бы лекарь Крузе не спас ее. Этот Крузе, несмотря на свою молодость, был очень искусен, и если автор романа доводит кого-нибудь из героев до гроба, но не хочет совсем уморить, то Крузе творит чудеса. Упомяну об одном действии его чудесного искусства воскрешать мертвых. Хотя генерал и был палачом своей дочери, но в прочих отношениях был, как я уже и сказал, прекрасный человек, только с большими странностями. Так, например, он был чрезвычайно недоверчив и подозрителен, и за ним водился грешок – подслушивать. У него гостил племянник Ершов, промотавшийся повеса, а впрочем, добрый малый; этот Ершов растворил со всего размаха дверь и поразил подслушивавшего разговор своей дочери с Горяновым в висок костыльком замка. Старик чуть не умер, дочь его также, но чудотворный гений Крузе всё поправил.

Итак, Катенева чуть не умерла. Брат ее, тотчас по прочтении рокового письма, вскричал: «Смерть!» – и решился ехать в Вильно, чтоб убить Долинского. Отец еще больше подстрекал его ко мщению, и тщетно добрый Горянов читал им длинные и поучительные диссертации; безумцы не опомнились, a bon homme[2] понапрасну сорил цветы своего красноречия, доводы ума и убеждения чувства. Между тем, Катенева была спасена, но, избавившись от физической болезни, она впала в нравственную, да в какую! стыдно уж сказать. Из шиллеровской девы она сделалась польдекоковскою девкою. Будучи свидетельницею ласк, оказываемых облагодетельственной ею девушке женихом ее, и потом супружеских ласк четы Маловых, которые при людях не очень женировались, она почувствовала какое-то преступное любопытство и, выдумывая средства, как удовлетворить ему, вступила в разговоры с своею горничною. Мы выше видели, что Катенева и без того была довольно сведуща in rerum natura,[3] но, видно, горничная была еще опытнее. Но послушаем саму Катерину Михайловну:

– Мой ум начинает расстроиваться. Я боюсь мужчин: взгляд на них заставляет меня трепетать всеми членами. Я боюсь сама себя; боюсь собственных глаз своих, языка, рук: этих обличителей моего безумия. Целомудренная еще телом, я готова утратить всё при первом удобном случае.

Какова?.. О, покойный Горянов хорошо знал людей, и особенно молодых идеальных девушек!.. Итак, есть надежда, что Катенева далеко уйдет; но, к счастию, ее спасает другой врач, уже духовный – Горянов. Он же узнал случайно, что письмо Долинского было подложное, что всё это были штуки Чижова; граф уезжает от Катеневых с яростию в душе и планами о мщении. Молодой Катенев в окрестностях Полоцка. Он получает чин полковника, встречается случайно с Долинским, который был уже бригадным генералом, и дружится с ним. Граф Чижов чуть было не убил исподтишка Катенева, но Долинский спас его. Однажды генерал Катенев читал «Северную пчелу» и увидел из ней, что Долинский спас двадцать четыре человека от потопления, подвергая опасности собственную свою жизнь; старик пришел в умиление и сказал своей дочери, что Долинский – ее! Надо прибавить здесь, для ясности, что Долинский принужден был выдавать себя за сына часового мастера, когда свел знакомство с Катеневыми; потом открылось, что он принадлежит к хорошей фамилии: генералу это было известно еще прежде. Итак, веселым пирком да и за свадебку? Оно так, но сперва надо было преодолеть множество препон. Чижов с сообщником своим, беглым солдатом, нашел средство проникать, когда ему было нужно, в одну пустую залу генеральского дома и по ночам, подобно домовому, пугал всех жителей его. Когда приехал Долинский, он хотел его убить, но провидение не попустило восторжествовать злодею. В доме генерала ночевал однажды Тараторин… Но позвольте познакомить вас с этим лицом: оно очень оригинально.

Тараторин – глупец, мать его – дура, отца у него нет, но он наследник большого имения. Ему хочется жениться, так же как хотелось жениться Митрофанушке. Он волочится за всеми девицами, и все над ним смеются. Он говорит наизнанку; например, он хотел сказать: «Точно как теленок облизал», а сказал: «Точно как лизенок обтелял». Неправда ли, что это очень мило? О! покойный Горянов мастер был рисовать характеры:

Девица Картаулова отвечала Тараторину: «Вы надо мною шутите, мне, бедной, безродной сироте, можно ли быть вашею женою?» – Как это, Федосья Андреевна (отвечал Тараторин), быть мне вашею женою:.. что вы над этим разумеете?

Ну, теперь имеете ли вы понятие о г. Тараторине? – Однако ж он добрый малый: когда граф похитил Катеневу, он смело бросился в воду, ухватился за лодку, и только добрый удар по руке не допустил его свершить рыцарского поступка. Но этим, как увидим ниже, не кончились его беды. Прибавлю еще последнюю характеристическую черту к изображению Тараторина. Он, наконец, женился на одной из призренных Катеневой девиц; а Ершов, которому удалось спасти свою кузину от Чижова, женился на сестре Тараторина. И вот что говорил Ершов насчет семейственных дел своего шурина:

– Что вы думаете? (говорил Ершов) заметили вы, как бедная Марья Андреевна похудела в два месяца! Это недаром – от болезненных припадков душевных и телесных. Он больше, чем зверь: не знает ни времени, ей места; не имеет ни соображения, ни жалости; как заладит свое, ничто не может остановить его.

Итак, этот-то Тараторин остался однажды ночевать в доме генерала; спать ему досталось в одной комнате с Долинским, который, положив его на свою постель, пошел спать в комнату молодого Катенева. Вдруг оба друга услышали ужасный крик; прибегают, и что же видят?.. Ведь вздумалось же судьбе сыграть такую плоскую шутку! Тараторин лежал весь в крови и плескал ее рукою. Рана была не на голове и не на груди, а пониже немного спины; удар был нанесен кинжалом, и так как Тараторин, вероятно, спал на боку, то имел четыре раны. Фуй!.. Крузе его вылечил, однако ж он долго не мог сидеть.