Повороты - Алиса Юридан

С юных лет девочка была приобщена, если можно так сказать, к полицейскому делу – во-первых, ей было это интересно, во-вторых – хотелось почаще видеться с отцом. Джейкоб иногда брал Рэйчел в участок, и, пока он решал какие-то дела или заканчивал работу, Рэйчел с интересом разглядывала всё вокруг. Ей нравилось там находиться. Там, где её отец – лучший, там, где его ценят и уважают. Там, где все эти замечательные люди работают над тем, чтобы спасти чью-то жизнь. У всех сотрудников девчонка вызывала неподдельную симпатию, и в итоге все они крепко подружились. То, с каким серьёзным видом она читала объявления, вывешенные на доске, или полицейскую газету, или какие-то инструкции, не могло не вызывать у них улыбку. Она всегда была молчалива и собранна, никому не мешала, лишь впитывала в себя полученные знания и впечатления. Джейкоб, чья покойная жена никогда не одобряла его работу, был счастлив, что Рэйчел серьёзно интересуется его столь значимой и огромной частью жизни.

Годы шли, и ничего не менялось – Джейкоб по-прежнему был уважаемым полицейским, Рэйчел по-прежнему была с ним рядом. Их часто видели в участке вместе. Но несмотря на всё это, Джейкоб не хотел, чтобы Рэйчел шла по его стопам – всё же это работа не для девушек. И Рэйчел, не особо споря, без труда поступила на психологический – и не зря. Ей действительно нравилась психология, учёба давалась ей легко, и всё шло просто отлично. Жизнь казалась Рэйчел настолько безоблачной и фантастически интересной, что счастью её не было предела.

А затем всё рухнуло в один момент.

Она потеряла отца, а вместе с ним – и смысл жизни.

Рэндалл

– А почему бы и нет? – подмигнул Рэндалл Прайс своей жене. Они уже неделю никак не могли решить, куда отправиться на долгожданный и заслуженный им отдых, и в итоге придумали простой, может быть, глупый, но быстрый способ.

Действительно, почему бы не ткнуть пальцем наугад? Благо журналов с более-менее бюджетными турпредложениями у них дома уже навалом.

Нет, конечно, он-то полностью согласен и на тихий отдых где-то на берегу реки, в уютном домишке, рыбалку и походы за грибами. Старик, что с него взять. Может, он не так уж и стар, но чувствует себя именно так. Но жена наотрез отказывается – по крайней мере, не раньше того, как они сначала отдохнут где-нибудь в нормальном месте. Что она считала нормальным местом, она уже неделю сама не могла решить. Знала только, что там должно быть тепло. Но Рэндалл в любом случае был не против: погреть косточки где-нибудь в тепле – отличный вариант.

В то же время он пытался свыкнуться с важным решением, которое принял совсем недавно. Решение это пока не было озвучено и потому ещё могло подлежать изменению, и пока жена в который раз с упоением листала каталоги, он десятки раз снова и снова всё взвешивал. Хотя в итоге понял, что решение абсолютно правильное. И нечего тут размусоливать, решил – значит, решил. Свой выбор он сделал, осталось только его озвучить. А потом… Со спокойной душой он сможет улететь, куда бы они не решили.

Конечно, он будет скучать по своему отделу. Очень. Но он знает – его время прошло.

Мартин

Да, он не святой.

Да, он занимается совсем не тем, чем должны заниматься нормальные люди.

Вовсе не святой.

Но почему-то всё складывается настолько отвратно, что, судя по всему, его и грешником назвать недостаточно. Как проклял кто-то.

Нет, ну понятно, что рано или поздно всё закончилось бы плохо, такая уж у него работа, вернее, образ жизни. Работой это назвать сложно. Но чтоб так… Уж чего-чего, но этого он никак не ожидал. И вроде бы не самый плохой вариант, всё же он пока жив и даже вполне здоров. Но это пока… То, что ждёт его впереди, может быть похуже смерти.

И ведь ничего не поделаешь. Он всю жизнь говорил – выбор есть всегда. И теперь ему пришлось сделать свой выбор. Тот самый выбор, который влияет на всю твою жизнь. Твою и твоих близких. Собственно, он не особо и выбирал. Очевидность была видна с самого начала. Пара фраз и взглядов лишь ускорили принятие решения. Нет, ну для порядка он поразмышлял ещё около получаса. Скрепя сердце, несколько раз прокрутил в голове все возможные последствия, варианты развития событий.

От этого становилось только больнее. Как же ему так повезло? Изначально всё это общение с представителями закона не предвещало ничего хорошего, но всё шло так хорошо и гладко, что бдительность он всё-таки потерял. Всё могло бы так и продолжаться. Сколько угодно. Но не сложилось. И ведь его вины в этом нет… Не в том, чем он занимается, и с кем общается, кого покрывает или сдаёт, но в том, что так сложилось. Ведь могло и не сложиться!

Хотя, наверное, это было предопределено ещё очень давно. Задолго до того, как он встал на свой путь. И что уж тут – не было у него никакого выбора. Зря он не верил, что так бывает. Не было, и всё тут. Только беспощадные факты.

Как бы то ни было, это ещё не самый плохой вариант концовки. Кто знает, может, это ещё и не конец… И когда-нибудь жизнь продолжится. Ведь и такое бывает, он-то знает. Не самый плохой. А учитывая обстоятельства и то, что лежит на другой чаше весов, скоро он начнёт казаться просто отличным.

Отличным. Но…

Лучше бы они никогда не встречались.

Никогда.

Одри

Ни одного лишнего слова. Всё можно выразить жестом или эмоцией. Кивок головы, улыбка или усталый взгляд говорят сами за себя. Лишние слова ни к чему. Одри Паркер была немногословна, недоверчива и неприветлива. И ещё много чего «не». Однако именно это придавало ей что-то особенное. Её мальчишеская стрижка, почти всегда подведённые чёрным глаза и плотно сжатые губы таили в себе не то опасность, не то презрение к окружающим.

Людей слишком много. Слишком. Много. Улицы были бы гораздо приятнее, если бы пустовали. Люди слишком шумные. Слишком разные. Только привыкнешь, только подумаешь: «так вот они какие», как сразу попадается кто-то, совершенно выбивающийся из составленной картины. Это нелегко. И не очень нужно.

Никому нельзя доверять. Ни вообще в целом, ни что-либо конкретное. Из этого никогда ничего хорошего не выходит. Всё всегда нужно делать самой. Полагаться только на себя. Доверять только себе. Иначе ни черта не выйдет. Ни черта, проверено.

Ни к кому нельзя привязываться. Ни к кому. Никогда. Это худшее, что может случиться. Самовольное саморазрушение.

Нельзя, но она привязалась. И теперь пришла пора платить.

Вирджиния

– Мне не нужны деньги, – гордо сказала Вирджиния.

Поймав укоризненный взгляд партнера, она тут же исправилась:

– Мне не нужны твои деньги, Ричард.

Блестяще отрепетированная за несколько недель до этого роль впечатлила зрителей на вчерашнем спектакле. Сегодня же она давалась Вирджинии Хоффман, актрисе среднего звена, но с потенциалом, с большим трудом.

Она пропускала слова в репликах, порой и целые реплики. Она всё ещё играла довольно убедительно, исправляла свои ошибки так, что зрители ни о чём не догадывались, но всё же она была совершенно рассеяна и удручена.

– Да что с тобой сегодня? – спрашивали её во время антракта чуть ли не все, кто ей встречался. На что она лишь отвечала, что во втором действии всё будет нормально.

Зрители устремились в театральный буфет. Вирджиния села на реквизитный стул со сломанной спинкой и закурила. Просидев какое-то время с закрытыми глазами, она стряхнула пепел с сигареты и посмотрела на часы. Антракт заканчивался через две минуты, второе действие начиналось очень сильной сценой, которую она должна была сыграть безупречно. Должна. Иначе её вежливо попросят из этого театра.

И она сыграет. Даже несмотря на то, что знает. Остальным пока необязательно знать, они всё равно скоро обо всём услышат. Но сегодня, сейчас она не вынесет потока соболезнований в её адрес.

Ещё бы ей не путаться в словах. Этой ночью её муж, Ричард Хоффман, был убит.

Убит.

Вирджиния встала, поправила причёску и направилась к сцене.

Ричард

Ричард Хоффман, успешный банкир, если можно так назвать то, чем он занимался, – а занимался он многочисленными и различными финансовыми операциями самых разных целей и с самыми разными людьми, – задумчиво тёр рукой подбородок и безуспешно пытался вспомнить, что же он собирался сделать. Что-то важное. В последнее время память и нервы ни к чёрту, и этому есть причина, и не одна. Зато рассеянности ему теперь не занимать. Когда приходится обдумывать слишком важные решения, мозг начинает вспоминать об инстинкте самосохранения и в итоге попросту отключаться. Иначе добром всё это обдумывание не кончится. Впрочем, решение, которое он принял, добром уж точно не кончится. Скорее, наоборот. Это неправильное решение, он знал это. Но оно казалось легче других. А его неправильность даже раззадоривала.