Ковыляя, кот идет - Борис Габрилович

Андрей и Кеша подмигивают друг другу.

— Я поел, — сообщает Кеша.

— А? — отец оторвался от книги.

— Я поел, — сообщает Кеша.

Отец. Что будете пить? Чай или кофе?

Андрей. Я кофе.

Кеша. И я.

Отец. Тебе на ночь нельзя. Выпьешь чаю.

Кеша. Ну вот… и чего же тогда было спрашивать…

Отец встаёт из-за стола с чашками в руках, а Андрей говорит Кеше:

— Как доделаешь уроки — приходи. В коробочку сыграем.

Кеша обрадовался.

— Ага, — говорит он. — Должен же я взять реванш за вчерашнее!

— Реванш, — смеётся Андрей. — Ух ты, реваншист…

Темно в комнате Андрея. Только настольная лампа. Спичечный коробок посреди пустого письменного стола.

У открытых балконных дверей стоит Андрей и курит. Вдруг закашлялся.

Кашляет он долго, заходясь, морщась и сгинаясь.

— Тьфу, чёрт, — переводит он дух. — Ёлки-палки.

Тяжело сплёвывает и отбрасывает сигарету. Постоял немного и опять закурил.

…Сразу за балконной дверью начиналась ночь…

Черно.

Потом телефонный звонок.

Рука нашаривает телефонную трубку.

Андрей садится в постели.

— Да, я.

А?

Здоров.

В такую рань…

Неужели уже десять?

На занятия? Нет, не иду… ну их в баню… погода клёвая…

Что?

Когда?

У кого?

По сколько?

Что?

Скидываемся по сколько?

А-а…

Ну?

Да-да…

Да, конечно.

Сам позвони.

Ну ладно, позвоню.

Да.

Пока.

Угу.

До завтра!

Он кладёт трубку, закуривает и включает магнитофон.

Песня «Червоных гитар» — «Не задирай носа».

Утро.

Солнечные квадраты на полу.

День начался.

Андрей сидит на перилах и курит.

Хороший солнечный день.

Троллейбусная остановка.

Иногда он поглядывает на часы.

Окурок не выкинул — сразу прикурил следующую сигарету.

Вот и Света приехала.

— Здравствуй, маленькая.

— Здравствуй… извини, я опоздала…

— Чепуха, о чём ты говоришь…

— Да понимаешь, троллейбуса долго не было…

Он поцеловал её в лоб, взял её сумку, и они пошли рука в руке.

Вдоль длинного забора идёт домой Слава, хмурый, с портфелем в руке.

Забор очень длинный.

Его красит седенький Дед с папиросой в зубах. Только начал. Занятия кончились…

Уже вечер.

По лестнице с набережной поднимаются Андрей и Света. Лестница широкая. Людей почти нет. Они очень долго поднимаются, держась за руки.

Уже вечер.

Слава дома.

В расстёгнутой рубашке и с бутербродом в руке он звонит по телефону.

На столе стоит портрет Хемингуэя.

Надрывается телефон в пустой Андреевой квартире.

Темно.

Лунные пятна от окна. Мерцает браслет часов на его руке. Чуть светятся её рассыпанные волосы. Да едва белеют простыни. А так — темно.

Она. Знаешь, мне так спокойно с тобой…

Он. Я люблю тебя, маленькая…

— Как хорошо лежать на твоей руке… Я хочу, чтобы ты всегда-всегда был…

— Я тоже…

— Всегда-всегда…

— Я тоже…

— Всегда…

— Всегда…

— Я люблю тебя…

— И я люблю тебя…

— Будь всегда…

— Будешь?

— Буду, маленькая. Конечно, буду…

— Ну иди ко мне…

Изображение лёгких на рентгеновском экране.

Он вышел из её дома, остановился и закурил. Был удивительно добрый весенний вечер. На асфальте были все те же классики.

Он запрыгал по ним, напевая:

— Ковыляя, кот идёт, Кошку под руку ведёт. Ковыляя, кот идёт…

Очень поздно.

Горит настольная лампа в комнате Андрея.

Они сидят вдвоём: Андрей и Слава.

Слава заканчивает читать свой новый рассказ.

Андрей курит, внимательно слушая.

— Ну как? — говорит Слава, и тоже закуривает.

— Ты знаешь, старик, великолепно. Ты гений. Не знаю, выйдет ли из тебя инженер, а писатель точно выйдет. Бросай свой институт, вали к нам.

— Да ну… Писать же меня там не научат… А так хоть профессия будет…

— На черта тебе она?

— Как на черта? Вот ты уверен, что сумеешь жить на свои стихи. А я не уверен.

— Я тоже не уверен, что смогу…

— А я хочу быть уверенным. Понимаешь? Вот если бы я писал как Хем!.. Я б тогда на всё плюнул. Писал бы, писал бы, писал…

— Зачем тебе писать как Хем? Ты пиши как ты.

— Стараюсь. — Слава встаёт. — Пойду я. Поздно.

— Да чего там, посиди ещё…

— Спать охота. Утром рано вставать. Это вам хоть до часу отдыхать можно.

— Нам завтра тоже рано: субботник.

Жмут руки.

Андрей. Да, чуть не забыл тебе сказать. Женька звонил. Завтра собираемся у него. По трояку. Выпьем. Попляшем.

— Что, день рождения у кого?

— Да нет, просто предки свалили. Придёшь?

— Постараюсь.

— Один?

— С Танькой.

…потом Андрей долго смотрит с балкона, как Слава медленно идёт по пустой тёмной улице.

Утро.

Пустые трибуны стадиона.

Очень тихо.

Идут на субботник.

Гвалт. Весело.

В джинсах, спортивных костюмах, кедах.

Шумной толпой идут. Дорогу перебегает Андрей.

— Гляньте, Андрюха!

— Привет. Андрей!

— Здоров!

— Гутен морген!

Андрей смешивается с ними. Смех. Он рядом со Светой. Тут же битник Женя, Сергей и ещё знакомые лица.

Жмут руки.

Женя. Ты предупредил Славку?

Андрей. Да, он вчера был у меня. Где работаем?

Сергей. Убираем стадион.

Андрей. А занятия будут?

Женя. Какие занятия, бог с тобой! Пиво пойдём пить.

Где-то впереди уже поют песни.

И вот — вот они уже на стадионе.

Субботник начался.

Стадион оглашён гвалтом.

Получают лопаты. Метут на трибунах. Тащат разные вещи.

Андрей, Света, ещё ребята с лопатами.

— Идёмте со мной, — говорит им мужчина в кепке.

Они выходят с территории стадиона.

А рядом со стадионом — кладбище.

Ларек, где продают венки. Ворота на кладбище. Старухи.

У ворот метёт толстая баба.

А рядом — студенты окапывают деревья возле стадиона. Оттуда доносится гвалт. Мужчина в кепке повернулся и ушёл. Мимо на улице звенят трамваи, мчатся троллейбусы и машины.

Ребята вкалывают.

Битник Женя включает транзистор и вешает на дерево.

Андрей. А где тут можно напиться, отцы?

Сергей. Чёрт его знает.

Света. А я тоже хочу пить.

Женя. На кладбище, по идее, можно.

Андрей. Вроде неудобно.

Сергей. Неудобно знаешь что?

Андрей. Знаю: спать на потолке.

Сергей. Да, и ещё кое-что.

Андрей (Свете) Пойдём, что ли, напьёмся?

Света. Пойдём.

Андрей прислонил лопату к дереву (но та соскользнула) и пошёл. Света пошла с ним. Ребята снова принялись за работу, кроме битника Жени, который стал возиться с транзистором.

Они медленно идут по кладбищу. Никого нет.

Потом они сворачивают с асфальта на тропинку и идут среди могил. Могилы. Разные. Почти все с оградками.

А есть просто холмик, и ни имени, ни числа.

Все звуки отключены.

Потом они пьют воду, став на колени, из-под крана.

Вовсю разлетаются брызги. Но шума воды не слышно.

Потом они сидят на скамейке, прислонясь спиной к ограде. Рядом памятник с фотографией.

Они молчат. Она склонила голову ему на плечо. Он взял её руку в свою. Как-то нелепо выглядят здесь их джинсы и кеды.

Он склоняет голову на длинные её волосы (они искрятся на солнце) и закрывает глаза…

Немного заслонённая её искрящимися волосами, смотрит с памятника строгая фотография ещё не старой женщины.

Долго смотрит…

«Наступит время, когда мёртвые услышат глас Сына Божия, и услышавши оживут» Иоанн 5.25

И вдруг включаются звуки, шум улицы, машин, звонки трамваев, Ведь кладбище расположено в центре города, рядом со стадионом.

Когда они вернулись, битник Женя снова возился с транзистором, Сергей и Валера играли на траве в карты. Вова пытался ходить на лопатах, как на ходулях, кое-кто просто валялся на траве.

Работу они кончили.

Только два дерева не были окопаны — Андрея и Светы.

Песня Beatles «Birthday»

Четыре пары ног: мужские — женские — мужские — женские.

Они сидят на диване: Слава, Таня, Андрей и Света.

Вечеринка у битника Жени.

Пластинка, кружась, отражается в полированной крышке проигрывателя.

В другой комнате стол. Много бутылок разных, рюмки разного калибра. Посредине «закусь» — ваза с конфетами.