Пули для прокурора. Продолжение жесткого детектива - Владимир Янковский

Мама, милая мама, есть и она у меня. Но с нас натянутые отношения почти десять лет, после того, как я впервые увиделась с отцом и волей-неволей осудила маму за ее развод с ним. Она мне не советчица. Бабуля? Она лучше всех из родственников понимает меня, именно к ней я привела Питера Кинга и представила как будущего мужа. Но в силу уже достаточно приличного возраста и склада ее собственной семейной жизни бабуля не сможет сейчас войти в мое положение. Начнет охать, ахать, разводить руками, – а мне нужен дельный совет.

Нет, в подробностях рассказать о своих американских приключениях, излить душу, спросить, что делать дальше я могу, пожалуй, только одному человеку – Виктории Васильевне Громовой. С прокурором Дзержинского района я подружилась более года назад, расследуя дело, получившее у меня кодовое название «Муж на час». Может ли прокурор, полковник юстиции сорока с лишним лет, имеющая взрослую дочь-адвоката и внука теперь уже шестилетнего возраста, любить и быть любимой? Как оказалось, может. Вместе с ней мы выручали от верной тюрьмы на пятнадцать лет моего соседа Евгения Николаевича Баева, мужчину по вызову, в которого до безумия влюбилась «железная леди». Не скрою, мне было легко работать тогда бок о бок с Викторией Васильевной. Настоящих убийц и заказчиков смерти Ларисы Васильевны Галкиной мы нашли относительно быстро. Баев от тюрьмы был спасен.

С тех пор я и потянулась к Виктории Васильевне. Годящаяся мне в матери – ее Иринка всего на год младше меня, Вика не отказывала в помощи в трудную минуту – с ее помощью я подошла к разгадке еще одного дела – «Аноним против всех», словом, на поддержку Громовой я могла рассчитывать всегда…

Такие мысли приходили мне в голову на борту «Боинга» американской авиакомпании «Дельта», выполнявшего рейс Нью-Йорк – Москва. Самолет заходил на посадку в аэропорту «Шереметьево». Вот когда меня охватило хорошо знакомое с детства щемящее чувство. Родина! Дома… Слава тебе, Господи! Нет, теперь я понимаю писателей, оказавшихся на чужбине после революции, замученных ностальгией… Конечно, до дома добираться еще несколько часов, наш город в восьмистах пятидесяти километрах от Москвы, я как раз успеваю на вечерний рейс в губернский С., но это уже Родина. Пусть бедная, разоренная, несчастная, с миллионами проблем, которые не понять в сытой и рациональной Америке, но это моя страна и вне ее я себя не мыслю.

В аэропорту моего города я очутилась уже морозным январским вечером. Нет, уставшая, потная, после почти суточного перелета, к Громовой явиться я не могла. Лишь позвонила, чтобы договориться о завтрашней встрече. По тону чувствовалось, что прокурор рада моему звонку:

– Надюша?! Наконец-то ты отыскалась! Когда прилетела? Только что? Ладно, сутки тебе на отсыпание, а завтра вечером к нам с Иришкой. Завтра ведь пятница? Так что с ночевкой, на весь уикенд. Ириша приготовит чего-нибудь вкусненького, посидим, поокаем. Ты, кстати, у нас еще ни разу не была, с тех пор, как мы с дочкой объединились. Да, теперь четырехкомнатная. В том же доме, где и раньше жила, только подъезд другой. Записывай номер квартиры…

Вечером следующего дня я подъехала к старой «сталинской» четырехэтажке на Советской улице. «Дом художников» – значилось на фронтоне верхнего этажа. В конце сороковых годов прошлого века власти распорядились построить специальный дом для членов Союза художников СССР, проживавших в нашем городе, – шла очередная компания заботы партии и правительства о творческой интеллигенции. Трехкомнатную квартиру в нем получил и Василий Громов с семьей – отец Виктории Васильевны, известный в то далекое советское время художник-соцреалист. Так что Вика провела в этом доме всю свою жизнь, от самого рождения.

Так, подъезд с железной дверью и кодовым замком. Хорошо, что код мне прокурор сообщила. Набираю 460, дверь распахивается, я без препятствий прохожу на второй, самый престижный этаж. Квартира 24. В ответ на звонок звучит грозный лай Графа – пятнистого королевского дога, любимца хозяек и незаменимого их стража. Стальная дверь распахивается, на пороге сама Виктория Васильевна с распростертыми объятиями:

– Заходи, заходи, американская жена!

– Иронизируешь, подруга?! – мы хохочем, обнимаемся, я прохожу в коридор. Навстречу с большим плюшевым мишкой в руках бежит шестилетний Антошка. Получив свою заветную шоколадку, он исчезает в детской. Мы же проходим по всей квартире, которую с гордостью показывает прокурор.

– Жируете?! – шучу я. – Каждому по отдельной комнате? Небось, взятки берешь?

– Откуда иначе деньги взять было? – пожимает плечами прокурор. – У нас же нет американского дядюшки.

– Мама, ты не боишься, что Надя слова о взятках воспримет в прямом смысле? – улыбается появившаяся с подносом дымящихся кур Ирина.

– Да пусть воспринимает, мне-то что, один на один брала! – хохочет прокурор, жестом приглашая меня за стол. – Давайте-ка за новый год, новый век да еще новое тысячелетие выпьем, мы с Надей первый раз встречаемся в новых временных рамках! – предлагает хозяйка.

Мы звонко чокаемся просторными фужерами, на дне которых плещется любимый Викторией Васильевной сорт молдавского коньяка – «Белый аист»: это я в Штатах узнала, что коньяк настоящие ценители пьют из фужеров, а не маленьких рюмочек, как было принято у нас в России долгие годы.

– Я несколько раз звонила тебе – никто не берет трубку. Спросила у Марины, не видишь ли соседку? – не видит. Что за черт? Встревожилась: не случилось ли чего? Позвонила тогда Алексею Писареву, помнишь, журналист наш? Думаю, этот пройдоха все знать должен. И точно, Алешка мне и выдал сенсацию: госпожа Фомина более не занимается частным сыском, она у нас американская дамочка, к ней теперь и на хромой козе не подъехать. Ты, выходит, ради дела и под венец пошла?! – удивляется Виктория Васильевна.

– Я бы никогда на такое не решилась! – озабоченно произносит Ирина.

– Поэтому ты адвокат, а Надя – сыщик, – улыбаясь, втолковывает дочке простые истины мать.

– Мне просто жалко стало тех наших девчонок, которые, как мотыльки на огонь, летят на заграничных женихов. Вот объявление в сегодняшней «Комсомолке»: «I am american male interested in marriaqe to a beautiful blonde russian, Baltic and or eastem european qerl between 17—23 aqes. If you have no money for transportation to the USA, do not worry, i will pay for it. If you are interested please write me: Mr. S. Hermunth RR 2 Box 2325 Palestine Texas 75801 USA». В литературном переводе это что-то вроде: «Американец с целью вступления в брак познакомится с красивой блондинкой русской, прибалтийской или другой европейской национальности в возрасте от 17 до 23 лет. Если у вас нет денег на перелет в США, не волнуйтесь, я помогу с деньгами для этого. Если это вас заинтересует, пожалуйста, пишите мне по адресу…» Адрес, кстати, техасский, меня прямо в дрожь берет от подобных совпадений после всех техасских приключений…

– Давай выпьем за твою храбрость! – перебила меня Громова-старшая, наливая на дно фужеров золотистую жидкость.

Мы пьем, смачно, по-русски, закусываем, я рассказываю девчонкам свои американские похождения. Они, профессионалы, не охали и не ахали, лишь иногда прерывали вполне деловыми вопросами: считаются ли в американском суде доказательствами пленки с записью подслушанных разговоров, какие новинки спецтехники появились у коллег из ФБР, хохотали над описанием убойного действия «Лжетампакса», гильотинирующего определенную часть мужского достоинства при попытке к изнасилованию.

Иринка часов в одиннадцать вечера не выдержала, ушла к себе отдыхать, а мы с Викой, перейдя на кухню, еще долго сидели, потягивая сигареты и жгучий черный кофе на десерт.

– Ты как натянутая пружина, вот-вот сорвешься! – неожиданно успокаивающе погладив мою руку, улыбается хозяйка. – Что тебя гложет, Надюша?

– Не знаю, как это объяснить понятней… Я какая-то опустошенная. Рисковать своей жизнью я давно привыкла, дело не в этом, бывали задания и пострашнее. Но впервые я не знаю, ради чего был весь этот риск? – я пожала плечами.

– Как не знаешь? – удивилась Виктория Васильевна. – Преступники изобличены, казнены, не будь тебя, они бы уничтожили еще одну беззащитную русскую девушку.

– Но я так мечтала о свадьбе! Самой обычной, чисто русской, пусть не роскошной, но с белым платьем, машиной с лентами, женихом, на руках заносящим меня в дом… А что теперь?

– Твоя мечта сбудется, только и всего. Ты же завидная невеста. С таким капиталом перед тобой все женихи валяться будут. Штабелями. Так мы в детстве говорили о мальчишках, – улыбается прокурор, пуская кольцами дым от сигареты.

– Вика, у тебя сколько мужиков было? – хитро прищурилась я.

– Скажем корректно: много! – ускользнула от прямого ответа собеседница.

– Как первого звали, помнишь? – уточнила я.

– Николай. Такое не забывается до конца жизни, это же ясно, – нисколько не сомневалась в ответе Громова.