Сары гялин - Эльчин

Ловкий, хитрый, деловой по природе Мартиниус Асбъёренсен держал руку на пульсе, для начала он собрал себе прекрасную личную коллекцию из азербайджанских ковров и ковровых изделий, потом понял, что нельзя сейчас довольствоваться только лишь личной коллекцией, надо поставить дело на широкую ногу, организовать настоящий бизнес, понял и рьяно принялся за работу, и в результате за те годы, что он пробыл в Баку, он хорошенько изучил тайные и явные, легальные и официальные пути этого бизнеса, и таким образом, заработал большие деньги.

Друзья и знакомые Мартиниуса Асбъёренсена в Норвегии (да и сам он) прежде и помыслить не могли, что когда-то Советский Союз рухнет и развал этого устрашающего монстра осчастливит Мартиниуса, и в неведомом до вчерашнего дня Азербайджане так сказочно повезет этому маленькому, лысому, пузатому человечку.

* * *

Когда Фируза внесла на подносе свежезаваренный чай, хлеб, масло, сыр и положила перед мужем на стол, Фатулла почувствовал, что на этот раз Фируза сообщит что-то неожиданное и спросил:

- Ты, вроде, что-то сказать хотела?

- Пей чай, потом скажу, - ответила она, и Фатулла окончательно уверился, что Фируза скажет что-то новое, но какое новое? хорошее? плохое? этого он не знал.

Фируза, было заметно, спешила сообщить новую весть, но в то же время, как бы, не решалась, и Фатулла подумал, что может эта весть об одной из дочерей? Но что там могло быть нового? Если новый внук, то нечего была тут осторожничать - шестого внука ждали - и ничего другого больше не приходило ему в голову.

И кончив завтракать, он спросил:

- Ы-ы?.. Что случилось?

- Ничего, - сказала Фируза. - Что может случиться, слава Аллаху, все нормально...

- Ты же говорила, что-то сказать хотела...

Фируза подошла к нему, взяла за запястье.

- Ну-ка, пошли, - и повела его к двери, выходящей во двор.

Вот уже тридцать шесть лет, как они женаты, но каждый раз за эти тридцать шесть лет, когда рука Фирузы прикасается к его руке, Фатулла чувствует, будто ток пропускают через его тело, будто... будто... рука эта была рукой длиннокосой красавицы, и он чувствовал тепло той руки, знакомые ощущения от той руки...

Перед дворовыми воротами Фатуллы рос старый с толстым стволом виноградник, и лет ему было больше, чем Фатулле, ветви виноградника были подняты на крышу одноэтажного дома Фатуллы и на крыше из тех ветвей был сделан отличнейший тенистый навес, и как только наступала весна, появлялись листья на ветвях виноградника, и очень скоро этот навес превращался в райский уголок для жителей квартала, и даже в самый жаркий летний день яркие лучи солнца не могли пробиться сквозь густую листву навеса, и самое удивительное заключалось в том, что листья старого виноградника каждый раз были так свежи, будто он обновлялся и расцветал не в семидесятый или восьмидесятый раз, а впервые, и словно новорожденный открывал глаза в этот мир, и столько он давал урожая, янтарно-желтого винограда - шаны, что Фирузе хватало, чтобы на всю зиму приготовить абгору, уксус, дошаб, да еще ведрами отправлять сладкий, как мед шаны всем своим дочерям, а листья виноградника засаливала, и осенью и зимой из тех листьев готовила долму, да такую, что Фатулла был уверен - никто в мире не мог бы приготовить вкуснее.

Фируза, потянув за собой Фатуллу, вывела его во двор, подвела к винограднику и показала на ярко-зеленые, уже выросшие в ладонь величиной, листья.

- Видишь, Фатулла? - спросила она.

Фатулла как-никак был человек творческий, тонко чувствующий, и, правду сказать, его по-настоящему взволновало, что в это прекрасное весеннее утро Фируза вывела его во двор и показывает ему на пробуждающуюся ярко-зеленую листву, будто улыбающуюся ему приветливо, и как в той далекой молодости ему вдруг захотелось тут же, посреди двора обнять Фирузу, прижать ее к груди, но тут он услышал ее голос.

- Знаешь, Фатулла, хочу тебе кое-что сказать... но только не сердись...

Сердце Фатуллы будто провалилось в пустоту, полетело в пропасть, и теперь Фатулла отчетливо, на все со процентов понял, что услышит что-то нехорошее.

- Фатулла, - сказала Фируза, - знаешь... что я надумала... хочу.. хочу собрать эти листья и продать их на базаре...

Поначалу Фатулле показалось, что он ослышался или неправильно понял слова жены, но через мгновение, когда в мозгу, как пощечина прозвенели ее слова, он вдруг так изменился в лице, что Фируза не на шутку перепугалась и побледнела, как полотно.

- Что? - прохрипел Фатулла.

- Не сердись, Фатулла, ради Аллаха не сердись! - торопливо проговорила Фируза.

- Чтобы моя жена продавала на базаре виноградные листья!? - таким же страшным, хрипящим голосом произнес Фатулла, и этот вопрос был обращен явно не к Фирузе, и даже не к самому себе, а будто он спрашивал кого-то невидимо присутствующего тут...

Может, он спрашивал судьбу?..

может, обращался к Аллаху?..

к кому он обращался?..

он и сам не знал, но одно он знал точно - лучше бы он умер, чем дожить до этого дня, когда через тридцать шесть лет он довел ту длиннокосую красавицу до такой нужды, что она... в тысячу раз было бы лучше, если б он умер.

Фируза, увидев сердито вытаращенные глаза Фатуллы, его багрово-покрасневшее лицо, испытала настоящий страх: в последнее время у мужа и без того сильно подскочило давление (порой доходило до 170 х 110) и Фируза стала от всего сердца просить и умолять его:

- Фатулла, да буду твоей жертвой, не обращай внимания на мои глупые слова... сказала - да... не подумала... Не принимай к сердцу, если сболтнула лишнее... Да буду твоей жертвой... Клянусь Аллахом, больше ни слова ни скажу такого...

И Фируза снова взяла его за запястье, и впервые за тридцать шесть лет Фатулла резко выдернул руку.

- Убери руки от меня!.. - сказал он.

* * *

Мисс Мерилин Джонсон уже исполнилось пятьдесят один год, но до сих пор еще она не вышла замуж, эта негритянка была чересчур уж толстая. В США часто встречались такие толстяки и, конечно же, причиной их непомерной толщины являлись искусственные компоненты в составе пищевых продуктов, коими они, толстяки питались. Жратва представляла собой основную проблему в жизни Мерилин Джонсон и уже превратилась в основную цель, и в этом смысле мисс Мерилин Джонсон повезло с работой - она была очень довольна своим последним местом работы.

Мисс Мерилин Джонсон работала прислугой в доме мистера Исаака Блюменталя, солидного и известного банкира, квартира которого располагалась на двадцать третьем этаже здания, что напротив отеля "Регал Дж. Н. Плаза", что рядом со зданием ООН, что в Манхеттене, что в Нью-Йорке, и поскольку.

Постольку сам мистер Блюменталь и жена его миссис Блюменталь уделяли своему здоровью исключительное внимание и ели мало, все высококачественные натуральные продукты, доставляемые из дорогих магазинов, большей частью оставались бы нетронутыми, если б не завидный аппетит мисс М.Джонсон, и, прибираясь в квартире, мисс М.Дж. перемалывала с утра до вечера, будто мельничные жернова - зерно, своими мощными челюстями эти экологически чистые и потому дорогие продукты.

Чета Блюменталь была бездетной, неразговорчивой, спокойной, любила беззаботную, комфортную жизнь.

У миссис Блюменталъ имелся белоснежный пудель, и она с ним разговаривала больше, чем с мистером Блюменталем, или же с мисс Джонсон, часто выгуливала пуделя, сама чистила, мыла, холила, таскала к специальному парикмахеру, дабы постричь его по последней моде, расчесывала его густую шерсть и, естественно, сама кормила, и, таким, образом, у мисс Джонсон не было никаких проблем, связанных с этой собакой.

Наряду с тем, что мистер Блюменталь был известным и авторитетным в финансовых кругах банкиром, он был к тому же заядлым коллекционером старинных музыкальных инструментов и каждый вечер после легкого ужина до полуночи проводил среди экспонатов своей коллекции, в идеальном порядке расположенных в отведенных для них трех комнатах, усаживался в удобное кресло с одним из редких экспонатов в руках и внимательно, сантиметр за сантиметром изучал и обследовал инструмент через лупу, сверяясь при этом с различными каталогами и справочниками.

Мистер Блюменталь сам лично вытирал пыль с образцов своей коллекции, в том числе с одной скрипки Г. де Салло, с одной - А. и Н. Амати и с двух скрипок (!) Страдивари, и в этом отношении тоже у мисс Джонсон не болела голова, что вдруг она что-то там уронит, или что-то такое сломает, или повредит...

* * *

В чем Фируза-то провинилась? А? В чем она провинилась? Никакой ее вины не было... посмотри только до чего ты довел свою семью, свой дом, эту бедную Фирузу, что она задумала продавать виноградные листья, торговать на базаре виноградными листьями! Твоему покойному отцу, когда он сажал во дворе этот виноградник, и в голову не могло придти, что когда-то, через много лет семья его сына будет так бедствовать и нуждаться, что его невестка задастся мыслью продавать на базаре листья с этого виноградника. Как же тут не переворачиваться в гробу покойному шапочнику Джафару, что не желал выдавать свою длинноволосую красавицу-дочь за зурначи (и правильно делал, что не желал!), но выдал за кларнетиста (и неправильно сделал!), зная о бедственном положении родной дочери ?! Глупец, сын глупца, вместо того, чтобы отталкивать руку Фирузы, поди лучше бейся головой о стену, Фируза тут при чем?..