Ночные птицы - Турмуд Хауген

Куда же пойти? Где искать папу?

Юаким посмотрел в одну сторону, потом в другую. Народу почти не было, и ни одного человека, хоть отдаленно похожего на папу.

Из соседнего подъезда вышел Томми. Иногда Томми считал, что они знакомы, и даже разговаривал с Юакимом, но не всегда. Томми учился в третьем классе и был па год старше Юакима.

Его взгляд упал на Юакима. Это означало, что сегодня они знакомы, по крайней мере, пока не появится кто-нибудь из больших мальчиков.

— Ты не видел моего папу? — спросил Юаким.

— Папу? — удивился Томми. — А что это такое? Может быть, это твоя канарейка?

Вот черт! Опять он забыл, что тут не говорят «папа» или «мама».

— Я хотел спросить, не видел ли ты моего отца, — снова сказал Юаким, пытаясь сделать вид, что не слышал того, что ему сказал Томми.

— Твоего отца? Так бы сразу и сказал. У меня дела поважнее, чем следить за твоими канарейками.

— У меня нет канареек, — сказал Юаким.

— А тогда почему ты о ней спрашиваешь?

— Я спросил, не видел ли ты моего отца.

Томми подошел к нему вплотную и плюнул ему под ноги.

— В другой раз я плюну тебе на веснушки. Думаешь, я не слышал, что ты сказал?

Юаким опустил глаза.

— Слышал, — прошептал он.

— Ладно, — сказал Томми. — Не видел я ни твоей канарейки, ни твоего отца.

Он повернулся и пошел прочь. Юаким смотрел ему вслед. Томми обернулся и крикнул через плечо:

— Если найдешь свою канарейку, придумай ей имя получше!

И убежал.

Юаким скрестил пальцы и прошептал про себя:

— Кошки-мышки, кочерыжки, пусть тебя побьют мальчишки.

Сара говорила, что скрещивать пальцы необходимо, чтобы заклинание подействовало.

Глупый Томми.

Юаким снова поглядел по сторонам и перебежал через улицу в парк.

4

Парк был квадратный и зеленый.

Несколько черных асфальтовых дорожек пересекали полянки и портили красоту парка.

В парке росли деревья и кусты. Летом они были зеленые и густые. Зимой голые и черные.

Когда летом Юаким стоял под густыми зелеными кленами и смотрел на небо, оно тоже казалось ему зеленым, и небесные птицы пели, как поют только на небесах.

Зимой над теми же самыми кленами небо было серое или голубое.

В кустах, пока не опадали листья, вечером было много укромных местечек. В темноте там было страшно и со всех сторон слышались непонятные звуки и шорохи.

Летом в парке было много детских колясок, на травке загорали люди и повсюду стояли красные скамейки.

Парк был полон звуков. Главным образом детских голосов, доносившихся с детской площадки. А в высоких кронах жил ветер. Юаким и видел, и слышал его.

Листья с деревьев еще не облетели, но их стало заметно меньше и они пожелтели.

В парк пришел сентябрь.

Поздний сентябрь.

5

Может быть, папа в парке?

А может, и нет.

Кто знает, если он надел штормовку и сабо.

Почему он надел штормовку, ведь осень только-только началась?

Ветер был слабый. Иногда в лицо Юакиму летели капли. Деревья дразнили его.

Тропинки петляли и перекрещивались. Никто не знал, сколько их тут. Слишком много, когда не знаешь, какую из них выбрать.

Папа мог выбрать любую.

Глупый папа.

Неужели он не мог написать записку, чтобы Юаким знал, где его искать.

— Не забудь оставить записку, чтобы я знала, куда ты пошел, когда вернусь с работы, — всегда говорила мама Юакиму.

Он должен оставлять записки, чтобы папа с мамой знали, где он, и не волновались.

А вот папа не должен писать никаких записок. Ведь он взрослый. Но неужели папа не понимает, что Юаким тоже волнуется за него?

Как жалко, что папа стал такой странный.

Он не был таким, пока учился в институте. Однако нынче осенью, когда он начал преподавать в старших классах, он уже на третий день сказал, что у него ничего не получается.

Он сидел за столом в кухне и чуть не плакал, так ему было грустно.

— Между мной и учениками стеклянная стена, — сказал он. — И мне страшно. Ученики это понимают, и тогда мне становится еще страшнее. Так преподавать невозможно, — сказал он.

И папа взял бюллетень. У него разыгрались нервы. Фриц, врач, старый знакомый папы и мамы, сказал, что папе нужно посидеть дома и немного успокоиться. Может быть, до середины октября.

— Хорошо, — сказал папа. — А тогда я вернусь в школу.

Но папины нервы никак не успокаивались. Когда ему становилось совсем плохо, он уходил из дома и пропадал где-то до позднего вечера.

Юаким сжал кулаки и стиснул зубы. Когда он вспоминал про папины нервы, ему всегда хотелось плакать. Из-за них папа стал совсем не такой, каким был раньше.

Неожиданно он увидел идущих ему навстречу Юлию и Тору. Юаким засунул руки в карманы и засвистел. Только свиста его было не слышно, он свистел про себя.

6

— Что ты тут делаешь? — спросила Юлия и остановилась.

— Я? — удивился Юаким.

— А разве тут есть кто-нибудь еще?

Тора захихикала.

Юаким промолчал.

— Ты что, оглох? — Юлия подошла к нему и крикнула ему в ухо: — Я спросила, что ты тут делаешь?

Юаким испуганно отскочил от нее.

Тора опять захихикала и прикрыла рот рукой.

— Ничего, — быстро ответил Юаким.

— Не ври! Врать нехорошо, — сказала Юлия. — Я сама видела, что ты стоял, засунув руки в карманы, и пытался свистеть.

— А если знаешь, зачем спрашиваешь? — огрызнулся Юаким. Какая она все-таки глупая, эта Юлия!

Особенно глупой она становилась в присутствии Торы. Они обе учились с Юакимом в одном классе и жили в доме № 39.

— Мне интересно, почему ты стоял, засунув руки в карманы, и пытался свистеть.

— Потому что мне больше нечего делать.

— Убирайся отсюда! Ты загородил нам дорогу. Правда, Тора? — Юлия посмотрела на подругу.

Тора только хихикала.

У нее были дурацкие косички. Они были такие тоненькие и короткие, что за них было даже не ухватиться. Юаким хотел однажды подергать ее за косички, но у него ничего не получилось. Другое дело косы у Маргрете, Дергай — не хочу!

— Подвинься! — сказала Юлия. — Нам надо пройти.

— Идите по траве! — ответил Юаким и встал посреди тропинки.

— По траве? — возмутилась Юлия. — Ты с ума сошел? Там же мокро.

— Подумаешь, мокро! Не растаешь!

— Ах так! Не растаешь! — передразнила его Юлия. Она подошла к нему и наступила ему на ногу. Юаким испугался. Юлия была выше, чем он, просто раньше он этого не замечал.

— Заруби себе на носу, сопляк, я выше и сильнее тебя, — сказала Юлия. — А вместе с Торой нам нужно много места. Правда, Тора?

Тора кивнула, но она больше не смеялась.

— Подвинься. Нас двое, а ты один! Ты против нас козявка. И мне ничего не стоит тебя отлупить! — стояла на своем Юлия.

— Ха! — засмеялся Юаким. — Только попробуй!

Юлия вздохнула.

— Ну, как хочешь, — сказала она и ткнула его кулаком в живот.

Юакиму стало больно. Он даже согнулся пополам. Тора не отставала от подруги. Они принялись вдвоем тузить Юакима. Одна из них прыгнула ему на спину, и он упал. И тут же промок насквозь.

Он закрыл лицо руками и перестал обороняться.

— Сдаешься? — спросила Юлия. — Трус, вот ты кто! Спасовал перед девчонками! Мы всем об этом расскажем!

И они ушли. Последнее, что Юаким слышал, — это смех Торы над какими-то словами Юлии.

Но Юлии этого показалось мало. Она обернулась к нему и крикнула:

— Ты трус, а отец у тебя чудик!

Юаким пожалел, что он не Рогер. Тогда бы он крикнул им вслед все ругательства, какие знал.

Но поскольку он был всего лишь Юаким, он не решился произнести вслух такие слова.

7

— Чего ты здесь валяешься?

Юаким поднял глаза.

Над ним стояла Сара, ее голова темнела на фоне неба.

— Хочу и валяюсь, — сказал Юаким и встал.

Сара спустилась с небес и, как обычно, оказалась выше Юакима.

— Тебя кто-то побил, — сказала она, разглядывая его лицо.

Юаким отрицательно помотал головой. Сара не обратила на это никакого внимания.

— И кто же это был? — спросила она. — Только скажи, и я им всыплю. Никто не смеет так обращаться с тобой без моего ведома.

Она достала носовой платок. Почти чистый. Поплевав па него, Сара принялась тереть им лицо Юакима.

— Смотри, у тебя кровь!

Юаким пытался вырваться из ее рук.

— Стой тихо! — сердито сказала она, и он перестал вырываться.

Сара любила нянчиться с Юакимом. Когда ему было плохо, она была ему кем-то вроде мамы. Но с другой стороны, никто и не колотил его столько, сколько сама Сара.

Ей было десять лет, и с нею было лучше не связываться. Многие дети с их улицы знали это по себе.