Исповедь любовницы Сталина - Леонард Гендлин

У ворот Кремля ко мне подошел человек средних лет. Он вежливо поздоровался, испытующее взглянул на меня, затем сказал:

— Вас ожидает автомобиль, в машине согреетесь, на улице нынче зябко, тридцать два градуса мороза.

Высокий, худой незнакомец проводил меня до машины, предупредительно открыл дверцу, помог сесть. Заревел мотор, машина набирала скорость. Показались очертания Киевского вокзала, старые домики Дорогомиловской заставы. Мы подъехали к глухому забору. Шофер просигналил. Из караульного помещения вышли военные и штатские.

— У вас, дамочка, какие документы имеются? — спросил дядя исполинского роста, по-видимому, старший. Предъявила паспорт и удостоверение личности. Ворота автоматически открылись. Показался красивый особняк, похожий на старинную усадьбу конца XYIII века. Молчаливая женщина провела меня в уютную гостиную. Раскрасневшаяся с мороза, я прямо в шубе плюхнулась на диван.

— А, вы уже здесь, В. А.? — услыхала я знакомый, нерусский гортанный говор Сталина.

— Да, Иосиф Виссарионович, мы только что приехали.

— Сейчас распорядимся, чтобы вас раздели.

Женщина взяла шубу, муфту, шапочку, перчатки.

Взгляд ее больших серых глаз ничего не выражал.

— Вы, наверно, проголодались? — мягко проговорил Сталин. — Пойдемте в столовую. Там, кажется, для нас накрыли стол. В нашем доме не надо стесняться.

Как приятно ступать по мягкому, пушистому ковру! На небольшом столе ажурная белоснежная скатерть. Два прибора, изысканная посуда. Вилки, ножи, ложки из старого добротного серебра.

Нас угощает приветливая, немолодая русская женщина. Таких деликатесов не имел даже избалованный буфет Большого театра. При виде яств ощутила волчий аппетит. С наслаждением пила ароматные вина столетней давности. Не верилось, что в первый день января я ем свежие огурцы, редис, помидоры, груши, яблоки. Немного обалдела. Увидев мое смятение, Сталин тихо сказал:

— Вам из наших скромных запасов приготовят вино, икру, рыбу, сладости, овощи, фрукты.

— Большое спасибо, И. В.! Время теперь позднее, пора собираться домой, да и вы, наверно, устали?

— В. А., нам нужно серьезно поговорить. Если не возражаете, пройдемте в другую комнату, нам там никто не будет мешать.

Понять Сталина трудно: акцент ужасный. Переспрашивать не решилась. После крепкого горячего кофе, вкуснейшего грога стало совсем хорошо. Боязнь и растерянность улетучились. Я пошла за ним. Оказалось, что И. В. ростом ниже меня. Мы вошли в комнату, где стояла большая низкая кушетка. Сталин попросил разрешения снять френч. На плечи он накинул восточный халат, сел рядом, спросил:

— Можно потушить свет? В темноте легче разговаривать. Хочется побеседовать с Вами по душам.

Не дождавшись ответа, он погасил свет. Я очутилась в темноте. И. В. меня обнял. Я смолчала. Он умело расстегнул кофточку. Сердце мое затрепетало.

— Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович, родненький, не надо, я боюсь! Пустите меня домой!..

На мой жалкий лепет он не обратил никакого внимания, только в темноте загорелись ярким пламенем его звериные глаза. Я еще раз попыталась вырваться из его цепких объятий, но все было напрасно. Путь к отступлению был отрезан. Сталин продолжал меня целовать, ласкать, его щетинистые усы кололи лицо, подбородок, впивались в глаза…

Утром привела себя в порядок, перекусила. Чисто выбритый, надушенный Сталин спросил:

— В. А., как вы себя чувствуете?

Я промолчала. Он попросил вернуть записку и тут же порвал ее на мелкие клочки.

— В. А., вы получили квартиру?

— Нет, И. В. Живу в театральном общежитии, собираюсь снять комнату в общей квартире.

Сталин улыбнулся:

— Надеюсь, вы умеете молчать и не станете распространяться относительно того, как мы вместе провели новогоднюю ночь?

— Конечно, товарищ Сталин!

— Можете называть меня по имени отчеству.

Во время прощания его серо-коричневые глаза с налетом желтизны снова вспыхнули…

Мороз вернул силы. Сгибаясь под тяжестью сталинских даров, шофер внес в мою комнату коробки с продуктами..

— Скажите откровенно, — спросила В. А. после того, как я записал в свой блокнот несколько эпизодов, — вас не очень шокирует то, что я говорю?

— Любое начало трудно, но если мы решили пойти на такой шаг, то как бы нам ни было тяжело, надо продолжить и закончить взятую на себя миссию.

— Будьте очень осторожны, — предупредила меня Вера Александровна, — записи свои никому не показывайте и ни с кем на эту тему не говорите. Печатайте без дат, на папиросной бумаге в одном экземпляре и лучше всего через один интервал. Я об этом говорю, потому что достаточно хорошо осведомлена о силе и могуществе органов государственной безопасности. Вы должны знать, что мы рискуем в одинаковой мере. Если со мной что-нибудь случится, я вынуждена буду все отрицать, вы должны войти в мое положение…

Год 1933

Меня вызвали в дирекцию Большого театра, там познакомили с руководящим товарищем из Московского Совета. Он попросил зайти к нему через неделю. В тот же день получила ордер на трехкомнатную отдельную квартиру. В скором времени привезли модную мебель, установили телефон.

Я на каждом шагу чувствовала его внимание, понимала, что он не отстанет до тех пор, пока не найдет лучшей замены. Устраивала ли меня такая перспектива? Сталину было 54 года, мне — 28. Разница огромная! Но могла ли я воспротивиться и восстать против его притязаний? Он был хозяином положения. В любую минуту по его прихоти могла наступить творческая и физическая смерть.

Прошел месяц. За это время он ни разу не появился в театре. В последнюю субботу, когда выходила из служебного подъезда, ко мне подошел шофер Василий Петрович.

— Если, В. А., вам надобно домой, можем отвезти и немного подождать.

Понравилась мне предупредительность шофера. Дома сняла грим, переоделась: я знала, что Сталин не любит декольтированные платья. Ради него надела туфли на низких каблуках.

Василий Петрович попросил меня сесть на заднее сиденье. Обратила внимание, что темные занавески на окнах были задернуты. Снова знакомая дача. Кругом стоит патриархальная тишина. Прислуживающие дядьки-роботы с бесцветными глазами помогли раздеться. Не заметила, как появился Сталин.

— Нам сказали, что вы, товарищ Давыдова, получили замечательную трехкомнатную квартиру.

— Огромное вам спасибо! Квартира действительно чудесная. И. В., я очень вас прошу, называйте меня тоже по имени отчеству.

Сталин побагровел:

— Запомните, Вера Александровна, нас нельзя перебивать и тем более учить, перечить, указывать. Мы достаточно хорошо знаем, как и с кем надо говорить.

Глаза его наливались злобой. Я была не рада, что так опрометчиво его перебила. Сталин, разозлившись, ушел, хлопнув дверью. Я остолбенела, не понимая и не зная, что мне делать, как дальше себя вести.

Через час всесильно-вельможный кавалер, готовый выполнить любую женскую прихоть, вошел в гостиную.

— Кушать хотите? — спросил он просто.

— Спасибо, я сыта, поужинала в театре. С удовольствием выпью чашечку кофе.

В спальне он проговорил, дымя трубкой:

— Хочу увидеть тебя голую при свете, не надо стесняться. Ты обязана мне во всем помогать. — Сталин аккуратно сложил свое белье. — Ну, что вы сидите, как истукан! Мы зря теряем драгоценное время.

— И. В., родной, разве с женщинами так разговаривают?

Сталин потушил свет, потом хрипло позвал. Я пошла на голос в кромешную тьму…

Он принес очищенные апельсины, груши, напитки, орешки, миндаль, вино, шоколад. Я ни к чему не притронулась. Вытянув ноги, отдыхала.

— Верочка, когда находитесь в гостях, не следует обижать хозяина, тем более кавказца.

Случайно на ночном столике увидела книгу профессора Фореля «Половой вопрос».

— Можете взять, — вяло проговорил И. В., — книга поучительная. Это наш подарок.

Я ни о чем era не спрашивала, знала, что придет время, когда он сам захочет рассказать о самом личном и сокровенном.

И. В. заснул. Мне тоже удалось задремать. Разбудило ласковое прикосновение его рук.

— На пути нашем не будет остановок и привалов, — сказал он, — мы идем дальше. Ты красивая, возбуждаешь, горячишь кавказскую кровь. Мне трудно сдерживать себя…

Утром он тихо встал. Ушел, не попрощавшись. Экономка-домоправительница ласково проговорила:

— В. А., вы очень хорошо сделали, что к нам приехали. Мы всегда рады людям. Я вот для вас завтрак приготовила: салатик, бифштексик из вырезки, картошечку поджарила, какао сварила. Все свеженькое, откушайте, не обессудьте, а то И. В. обидятся, подумают, что вы нашими харчами пренебрегаете.

Я с аппетитом поела. Молчаливая женщина принесла одежду. У старухи глаза черные на выкате, нос широченный, губы тонкой змейкой, зубы стиснуты — вот ударит!