Замуж за врага. Его (не) любимая (СИ) - Юлия Марлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соня поприветствовала ласточек, обжившихся гнездовьем на необхватной березе, переломленной в стволе улыбкой. Все здесь было ей привычно и знакомо.
Ручей оказался холодным, и кожу обожгло. Послушница поморщилась, но умылась, а после стала черпать воду медным ковшом. Когда бочка была наполнена до краев, девушка заметила на соседней поляне россыпи звездных ландышей, набиравших цвет.
Вдруг земля задрожала: с запада в облаке пыли несся темный клин всадников. Звенело железо, бряцали стремена, ржали кони. С каждой минутой опасный грохот нарастал.
В пол-лиге от ручья пролегала обводная дорога, но ей давно уже не пользовались. Девушка удивилась — кому пришло в голову ехать в Ипати, тратя на путь лишние три часа, если от приграничного городка Соловцы лежал Ипативский Тракт, приводивший путников в столицу за час с небольшим.
Конный отряд приближался. Из-за взмывшего в небо облака пыли послушница не сразу разглядела мчавшихся, как ветер наездников. Все, что заметила — во главе отряда ехал статный темноволосый воин, залитый сверкающим доспехом, на котором красовался герб княжеского Дома. Он был без шлема и без оружия. Слева ехал крепкий, посеребренный сединой мужчина. Справа летели герольды — знаменосцы с вьющимися над головами серебристыми знаменами. А позади — мчалось не меньше полтора десятка воинов: все в доспехах и шлемах, с копьями в руках.
Железный лес струистого серебра ненадолго отвлек внимание Софии. А когда девушка разглядела на стяге огромного серебристого волка и руну «Л ю та», обозначавшую принадлежность к Дому Серебряного Волка, бежать было поздно — всадники ее заметили.
Уроженцы Лейда ехали по аргской земле беспечными, необремененными страхами победителями и владыками княжества (точнее губернии, которую лейдцы считали частью собственного государства). Они никого и ничего не страшились, считая себя хозяевами этих плодородных срединных земель, а местных снисходительно называли срединцами.
София припомнила все ужасы которые ей довелось слышать о северянах. Похолодев от ужаса, послушница попятилась, чувствуя, как бешено заколотилось сердце в груди. Букетик ландышей посыпался снежным дождем на поляну. Руки задрожали, ноги стали ватными. Последний проблеск надежды на то, что всадники проедут мимо, не обратив на нее внимания, растаял, когда отряд съехал с главной дороги. Послушница замерла на месте — перед глазами промелькнула короткая, безрадостная, наполненная холодом и одиночеством жизнь. Девушка беззвучно взмолилась к Светлой Заре:
«Если настал мой смертный час, прошу, пусть они убьют меня быстро, не мучая и не пытая, как других пленников…»
Ехавший во главе отряда воин махнул рукой, и всадники сбросили скорость. Кони, замедлив шаг, перешли на рысь. Когда наездники очутились на траве, облако пыли осело.
Мужчина (тот, что ехал слева), как она и догадалась — был воеводой. Коренастый и сильный, уже не молодой. Седина серебрилась в бороде и в волосах забранных назад двумя тонкими косичками от висков. Его внимательные и подозрительные глаза смотрели в упор, но лицо, усыпанное морщинами, эмоций не выдавало. Из ножен, пристегнутых к седлу, торчала рукоять меча.
«Будут мучить?» — похолодела София.
Герольды (ехавшие справа от командира) были юны: худощавые, с пыльными лицами, большими открытыми глазами, темно-рыжими волосами и легким пушком над верхней губой. Одной рукой они сжимали поводья, другой гладкое древко, вверх которого венчало бархатное знамя, сотканное цветами серебра и белил.
Статный командир, ехавший впереди, спешился. Он был молод и высок, строен и широкоплеч. Темные глаза смотрели с интересом, но без злобы. София могла бы назвать незнакомца красивым, если бы он не был Волком и не являлся врагом ее княжества и Дома.
По мере того, как он подходил, на его губах возникла улыбка. Пока она рассматривала его, молодой воин благородных кровей рассматривал ее. Она была хрупкой, невысокой девчонкой на вид шестнадцати-семнадцати лет, в сером длинном платье с узкими рукавами и высоким глухим воротом. Из-под белой косынки выбивались светло-русые пряди, колыхавшиеся на ветру. В зеленых глазах таился страх. Будущая монашка. Она не вызвала у него абсолютно никакого интереса.
Воин понял, что напугал девушку. Беззаботно улыбнулся и сказал на чистом вэльском:
— Мое имя Святослав. Не бойся. Вреда не причиним.
София выслушала, но доверием к Волкам не прониклась.
— Мы едем в Ипати издалека, — продолжал командир, назвавшийся Святославом. — Позволишь напиться из ручья?
Издревле в Арге говорили на чистом вэльском, а в Лейде — с легким северным оттенком. К примеру, срединцы говорили «ляжут», а северяне «лягут», срединцы предпочитали сказать «носют», а северяне — «носят», срединцы больше акали, а северяне заметно окали. И хотя, вэльский и северный вэльский имел ряд отличий, порой казалось — это один язык, а аргчане и лейдцы — один народ. Однако, София прекрасно знала — это обман и между ними нет ничего общего.
Святослав протянул руку. Добрая улыбка не сходила с его лица, но глаза лучились осторожностью.
Холодевшая от ужаса послушница зачерпнула полный ковш проточной воды и протянула мужчине. Отпив немного, он передал его воеводе, тот — герольдам. Еще трижды девушка черпала воду ковшом, чтобы напоить воинов с севера, и особенно низенького, щуплого, горбившегося старика с копной седых волос, бородой до пят и пронзительно серыми глазами, от взгляда которых пробирал жгучий мороз.
— Благодарим, — молодой командир передал Софии медную посудину.
Затем развернулся и лихо вскочил в седло. Через минуту отряд испарился. Единственным напоминанием о том, что на берегу побывали всадники, явились вырванные комья земли и глубокие отпечатки конских подков.
Выронив ковш, София всплеснула руками и бросилась к монастырю. Она позабыла и о ландышах, и о наполненной бочке. В груди разливалось предчувствие скорой беды. Волки пожаловали на земли Орлов неспроста. Наверняка, князь Будиш что-то натворил, не на шутку разозлив жестоких, бессердечных северян и теперь до войны… рукой подать.
Ноги едва подчинялись. Налетевший порыв ветра, сорвал с головы белую косынку, и в ворота монастыря она влетела с растрепанной косой и глазами полными дикого ужаса.
— Прибыли Уроженцы Дома Серебряного Волка!
Монахини оторопели.
Бледная сестра Агафья то и дело осеняла себя охранным знаком. Сестра Милла, позабыв о пирогах, дрожала, как осиновый лист. А обычно неразговорчивая настоятельница сурово покачала головой:
— Светлая Заря, спаси и сохрани. Это не к добру.
До позднего вечера сестры, собирались группами в саду или трапезной и припоминали слушки
