Учение древней Церкви о собственности и милостыне - Василий Экземплярский

Все вы — братья... один у вас Отец, Который на небесах Мф. XXIII, 8-9

Бог однажды навсегда сказал, что служение Богу и маммоне не может быть соединено вместе. Поэтому ты не говори, что может

быть соединено Св. Иоанн Златоуст

Предметом настоящего труда является опыт изложения христианского учения о собственности и милостыне на основе Божественного Открове­ния и творений отцов Церкви и древнецерковных писателей. Думается, что в наши дни подобное изложение не окажется излишним и будет до известной меры отвечать запросам современной богословской литерату­ры. Для нашего времени вопрос о собственности и помощи нуждающим­ся привлекает к себе общее внимание и представляет высокий интерес не только теоретический, но и практический, поскольку нередко тот или иной взгляд на право собственности обусловливает принадлежность к из­вестной политической партии. Мы не ставим своей задачей излагать и раз­бирать взгляды на интересующий нас предмет в системах философской этики и политической экономии, а тем более в программах различных по­литических партий. Наша цель иная: изложить положительный христи­анский взгляд на предмет, совершенно независимо от того или иного практического решения вопроса в государственной жизни, того или иного обоснования ответа на вопрос в системах этики и политической экономии. Для богословской науки, исповедующей христианский нравственный иде­ал как единый святой и истинный, первой задачей в каждом частном слу­чае является то, чтобы установить эту именно высшую точку зрения на предмет, после чего только и открывается для христианского богослова возможность обратиться к оценке различных учений человеческой мысли. Нельзя не отметить, что параллельно с возрастающим в образованном об­ществе интересом к уяснению вопросов об этической оценке права частной собственности и помощи нуждающимся и в нашей богословской литерату­ре эти вопросы сделались предметом особенного внимания и нашли место в каждой системе нравственного богословия, равно как их уяснению было посвящено довольно много журнальных статей. Но отмеченный интерес нашего богословия к избираемому нами предмету исследований не только не удерживает нас от попытки его освещения под углом зрения древне- церковного учения, но, напротив, особенно побуждает сказать свое слово и внести свою лепту в дело уяснения одного из недостаточно пока раскры­тых пунктов христианского нравоучения. Если по истории христианской благотворительности существуют труды, обнимающие вопрос с достаточ­ной полнотой и обстоятельностью, то нам не известно существование в на­шей литературе подобных трудов, посвященных уяснению древнецерков- ного учения о собственности и милостыне, в особенности — по первому вопросу. Между тем, такое теоретическое уяснение представляется нам очень важным, а в данное время — и неотложным, ввиду той не вполне правильной, на наш взгляд, точки зрения, на которой, в общем, стоит наша русская богословская литература при решении интересующих нас вопросов. Не кажется нам нужным подробно излагать взгляды, высказы­вавшиеся в нашей богословской литературе по этому поводу. Подобное изложение привело бы нас к необходимости критически разбирать целый ряд наших учено-учебных систем по нравственному богословию и многих статей, направленных прямо или косвенно к раскрытию христианского учения о собственности и милостыне. Позволим себе высказать общее суждение, что положение, занятое нашим нравственным богословием по данным вопросам, совершенно не соответствует духу евангельского уче­ния, а иногда и прямо искажает смысл учения Слова Божия. Для примера укажем на этическую оценку богатства якобы с христианской точки зрения в курсах нашего нравственного богословия. Особенно резко и не­приятно поражает в этом случае искажение смысла слов соборного посла­ния св. апостола Иакова (I, 17-18). Эти великие слова святого апостола, в которых он говорит о благом даянии и совершенном даре, нисходящем от Отца светов, возрождающем нас словом истины, у значительного боль­шинства наших богословов-моралистов решительно без всяких оснований приводится и даже поставляется в центре доказательств той мысли, что обладание богатством есть Божий совершенный дар человеку. Не счита­ем возможным в данном случае допустить прямой недобросовестности или крайнего невежества, и потому приходится принять предположение очень обидной случайности, нашедшей место и в ученых диссертациях, и в учебных наших системах. Точно так же нередко с удивительной пере­держкой толкуются слова св. апостола Петра, приведенные в книге Дея­ний, гл. 5, ст. 4. Вообще по вопросу о богатстве как виде собственности наше богословие, за редкими исключениями, стоит на непонятной точке зрения, вовсе несогласной с учением Откровения и святоотеческим. Даже преосвященный Феофан в своем «Начертании христианского нравоуче­ния» говорит относительно богатства, что, «не прилагая к нему сердца, должно принимать его, умножать и хранить» (стр. 470); и высказывает эти мысли так, как будто бы это и действительно христианское учение, и будто бы в Евангелии Христовом и писаниях церковных учителей мож­но встретить даже намек на долг хранить и умножать богатство. Подоб­ное говорится и другими нашими моралистами, причем такой серьезный ученый, как покойный профессор М. А. Олесницкий, высказывает мысль, что христианство не только не воспрещает заботу о приобретении нового имущества при посредстве имеющегося, но нет сомнения и «насчет по­зволительности... отдавать деньги на проценты»[5] — мысль, во всяком случае, не имеющая ни малейшего основания в откровенном учении и го­рячо осуждаемая святыми отцами. Не менее тяжелое впечатление произ­водит и очень тщательное развитие в учении о милостыне той мысли, что милостыня должна быть подаваема с большим разбором и притом в стро­гом соответствии с имуществом подающего, причем утверждается, будто христианство вполне допускает и роскошь в жизненной обстановке[6]. Эти мысли также, конечно, не имеют твердого основания в учении Слова Бо- жия и святоотеческом. И трудно понять, почему подобные мысли, вовсе не отвечающие духу христианского нравственного идеала, так усердно рас­крываются и проповедуются, если принять во внимание, что в наше время великая редкость встретить людей, готовых отдать свое имущество бед­ным до готовности переносить лично нужду, и что, конечно, такие люди не станут прислушиваться к ласковому голосу богословских измышлений после определенного и любяще строгого голоса своего Учителя.

Но довольно частных примеров. Для нас лично центр тяжести не в этом: нам кажутся важными не столько эти недочеты, так сказать, науч­ного характера в изложении учения о собственности и милостыне, сколь­ко самый дух, проникающий наше нравственное богословие в этом его учении. Огромное большинство богословских статей, проповедей, отделов в учебных системах ставит своей задачей при изложении христианского учения о собственности и милостыне не то, чтобы с возможной чисто­той, ясностью и полнотой изобразить христианское идеальное учение, но почти противоположное: оправдать всеми возможными соображениями разума и всеми возможными текстами Слова Божия, в их нередком пе­ретолковании, действительно существующие и господствующие порядки жизни. Трудно выразить с достаточной определенностью ту громадную разницу, какая живо сознается при чтении святоотеческих творений, по­священных учению о собственности и милостыне, и размышлений наших современных богословов. Первые дышат горячей любовью к людям, к их вечной природе, трогательной думой о бедных, истинно христианской лю­бовью, иногда сурово обличающей, к богатым. В этих святоотеческих тво­рениях и слышно биение живого христиански любящего сердца, и видно совершенное проникновение духом евангельского учения. Наоборот, то положение, какое заняло наше богословие в интересующем нас вопросе, по большей части, вызывает тягостное чувство. Советы наших богословов богатым приобретать, охранять и умножать свое имущество, как истинный дар Божий, дар совершенный; а бедным — советы «сохранять внутрен­нюю независимость духа» и внутренне «хотеть быть бедными» способны заставить покраснеть каждого, знакомого с учением Церкви. К сожале­нию, учение последней для многих, даже говорящих от ее лица, остается неизвестным; тем более легко принять наши богословские размышления за голос Вселенской Церкви для лиц, богословски необразованных. И ре­зультаты такого смешения уже налицо. Произошло страшное недоразу­мение в отношении к христианству значительной части современного об­щества. Всегда христианству было противно и враждебно то направление жизни, которое исходным началом ее делает эгоизм, заботу о себе, служе­ние своим чувственным и себялюбивым влечениям. Христианство всегда было в глазах многих безумием, утопией, мечтаниями. Но в одном прежде никто не упрекал христианство: в его бесчувственности, в равнодушии к людскому горю и нужде, в потворстве греху и себялюбию. Но теперь эти упреки обычны. Христианство, эта религия любви и самоотвержения, эта радостная весть всем униженным, и оскорбленным, и обездоленным в этом мире, этот призыв к беззаветной жертве на служение горю и нужде ближних — теперь эта религия, эта радостная весть, этот благородный призыв объявляются враждебными жизни, а Церковь — защитницей того зла и неправды, какие царят в жизни. Это, конечно, страшное недоразу­мение, и причины, вызвавшие его, заключаются до известной степени, по нашему мнению, в том одеянии, в какое наше научное богословие стремится облечь христианство, пытаясь приблизить святой небесный евангельский идеал к условиям нашей жизни, называемой христианской. По поводу этого направления нашего нравственного богословия мы уже имели случай высказаться в печати. Это же направление ярко выразилось и в попытках нашего богословия оправдать все зло современного строя материальной культуры. Эти попытки не только ненаучны и не ценны в богословском отношении, так как почти вовсе игнорируют учение цер­ковных авторитетов и извращают истинный смысл учения Слова Божия, но и нравственно должны быть осуждены, когда они делают Христа Спасителя, этот образ светлый, милостивый, полный безграничной любви и ласки, участником и защитником нашего несовершенства и нашей жиз­ненной неправды. Пусть мы злы, пусть жизнь наша неправедна, пусть на всей земле не будет правды. Со всем этим может примириться тот, для кого Бог-Отец и Христос — единый учитель. Но никогда не примет сердце человеческое того Бога, Который изображается как покровитель неправ­ды мира и участник в нашей нечистоте. Задача богословия — привлекать к Христу, уясняя и раскрывая чистое небесное учение, но не отталкивать от Христа и Его учения путем извращения последнего по духу времени и в угоду сильным мира. Можно думать, что создавшееся ложное, по наше­му убеждению, направление нравственного богословия в учении о собст­венности и милостыне в значительной степени объясняется полемикой, открытой или скрытой, с социалистическими воззрениями. Но мы убе­ждены, что опровергать социалистические заблуждения можно и должно без унижения истинного смысла христианского учения и, тем более, без прямого его извращения. Христианский жизненный идеал, как идеал свя­той и всесовершенный, безмерно превосходит самые смелые и высокие построения человеческого ума, немощное Божие сильнее человеков[7], и не нужны, более того — безумны попытки защитить христианство челове­ческими измышлениями. Православный богослов должен заботиться об одном: чтобы сиял свет Христов своим тихим, чистым сиянием, светил миру, согревал сердца и влек души человеческие к святому, небесному, вечному. При этом небесном свете сами собой видны будут все уродства и несовершенства тех путей, какими мысль человеческая в отрешении от Божественной воли думает вести человечество к свету и счастью.