Не сбавляй оборотов. Не гаси огней - Джим Додж

Даже в самом розовом свете она выглядела неприглядно. Я подумал: а не рискнуть ли и не воспользоваться ли кредиткой? Я не сомневался, что давным-давно исчерпал свой кредитный лимит и ничего не выплачивал банку вот уже пять месяцев, но сейчас ведь экстренный случай. Я мог бы на буксире добраться до Гернвиля; взять напрокат машину; поехать в мотель; позвонить Строссу и передоговориться; выспаться; встретиться с ним на следующий день; взять тысячу долларов предоплаты; накупить лекарств от гриппа; поехать на прокатной машине домой; отлежаться, пока пикап не починят; с маниакальным упорством, обильно потея, нарубить дров, потратить большую часть полученных денег на ремонт машины — ведь без нее не нарубишь дров, а нет дров — нет денег. Деньги… Я заглянул в кошелек. Дурацкий кусок пластика и семь баксов наличными. Я прижался лбом к рулю и заскулил. Мне хотелось к мамочке…

Тут-то я и услышал рев. Голова сама собой приподнялась, ушки на макушке, все чувства напряжены. За залитым дождем лобовым стеклом вырисовались какие-то серые очертания, они постепенно приближались, росли, становились плотнее, и рев тоже как будто бы обретал реальный вес и все это надвигалось прямо на меня. Я не раздумывая ударил по дверце и выкатился на дорогу. Приземлился я на четвереньках в водосточной канаве, в любой момент готовый слинять, подраться, обосраться или ввязаться в какую-нибудь авантюру.

По ровному полотну дороги громыхал огромный грузовик.

Я бросился к склону насыпи, прижался всем телом к комковатой спрессованной глине. Потом пошевелился, мне была видна только задняя часто грузовика. Вдруг кузов качнулся, медленно описал дугу в сто восемьдесят градусов, шины взвизгнули на мокром дорожном покрытии, из-под колес фонтанчиками брызнула вода. Громада грузовика мелко затряслась, будто не хотела тормозить, а потом плавно остановилась. После разворота зад грузовика оказался всего в двух футах от бампера моего пикапа. Я таращился на него в полном остолбенении. Это был буксировщик, большой грузовик-буксировщик, покрашенный в жемчужно-серый металлик. На водительской двери красовался тонкий овальчик, в котором изящным шрифтом было написано «Душа».

Мне казалось, что я наполняюсь гелием и зависаю где-то между притяжением к земле и полетом. Я уловил в шуме дождя поющие голоса — женские, — но слов было не разобрать.

За затуманенным ветровым стеклом грузовика мне почудилось смутное движение, потом дверца распахнулась, и выпрыгнул призрак.

Я умер.

Смерть рассмеялась и отправила меня восвояси.

Я чувствовал веками дождь. Это не было похоже на крещение или истекающую с неба божественную благодать — ничего такого высокодуховного; просто мокро. Я ощутил как на моем запястье сомкнулись пальцы крепкой теплой руки. Другая рука дотронулась до моей щеки. Я открыл глаза. Это был не призрак, а водитель грузовика, его лицо и фигура были трудноразличимы из-за пончо с капюшоном; блестящая от дождя плотная ткань хлопала на ветру.

— Ну-ну, жизнь продолжается, — это было первое, что сказал мне Джордж Гастин. Казалось, он был искренне рад.

Я застонал.

— Да, тут не поспоришь, — снова заговорил он, — она продолжается, миг за мигом, вдох за вдохом. Похоже, смерть стреляла в тебя, но промахнулась, потом решила насрать на тебя, но и тут передумала — судя по всему, ты выживешь. Пульс у тебя отменный, лицо уже почти человеческого цвета. Ты просто расслабься, дай телу время прийти в себя. Ты в надежных руках, в руках Души, ситуация под контролем… ну, то есть как это обычно бывает — честно говоря, она и всегда-то не особо хорошо контролируется, если вообще контролируется… Вот как-то так. Но давай в такое славное утро будем довольствоваться малым и не станем требовать большего! Держись за меня, сейчас проверим, можешь ли ты шевелить ногами.

Он поставил меня на ноги, бережно поддерживая за плечи. Я весь промок, дрожал, ослабел и был сбит с толку. Все кроме его голоса и хватки расплывалось в тумане. Я сделал глубокий судорожный вдох.

— Я болен, — выговорил я. — Грипп. В аварии не пострадал.

— А шишка у тебя на лбу откуда? Тоже грипп, или третий глаз прорезается?

— Я и так уже достаточно повидал, — сказал я.

Он хохотнул и похлопал меня по спине — жест был и утешительным, и полным веселья одновременно.

— Все дело в настрое, — заявил он. — Сейчас ты похож черт-те на что, но лет через пятьдесят будешь смеяться над этим случаем.

— Я справлюсь, — храбро заявил я. Оказавшись в вертикальном положении, я и в самом деле почувствовал себя лучше.

— Угу, — согласился Джордж, — нет ничего сильнее, чем воля к жизни. Я прицеплю к твоему пикапу трос, и мы доволочем его до авторемонта, но сперва давай приведем тебя в порядок. — Вот так, радостно, эта бесформенная фигура с тихим, твердым и решительным голосом взяла меня под свою опеку. — Для начала высушим твою задницу, а то валяются тут всякие по грязным лужам. — Он смерил меня оценивающим взглядом. — Я вожу с собой запасное шмотье, но ты вроде на вид чуток покоренастее меня. Конечно, это не из крутого магазина, но в жопу всю эту моду, когда речь идет о деле первейшей важности… да в жопу ее вообще, коли исходить из здравого смысла.

Он открыл встроенную в кузов грузовика дверцу отделения для инструментов и вытащил оттуда небольшую спортивную сумку, затем снова нырнул внутрь и извлек нечто напоминающее мягкий зеленый пластиковый конверт.

— Так, слушай сюда: раздевайся и кидай мокрые вещи в пакет, — он встряхнул зеленый конверт, и тот, развернувшись, превратился в большой пластиковый мешок для мусора, — можешь оставить его снаружи, я обо всем позабочусь. Как размундиришься, залезай в кабину (я там включил обогрев на полную катушку) и надевай всё сухое из сумки. Там и полотенце должно найтись. А пока ты прихорашиваешься, я погляжу, чего там с твоей машиной.

Мне пришлись по душе его четкие, подробные указания. Как раз то что нужно. Сам я в тот момент был совершенно не способен думать логически, однако все же сумел стянуть вымокшую одежду и запихать ее в мешок, как и было велено. Капельки дождя застучали по покрытой мурашками коже, и это помогло мне собраться и сфокусировать расползающееся во все стороны внимание.

В кабине на меня разом хлынули тепло и сильные ароматы апельсиновой кожуры и кофе. Витал тут и другой, едва уловимый запах — слегка прогорклый, так пахнут гниющие водоросли или старая машинная смазка. Я расстегнул молнию на сумке. На самом верху покоилось аккуратно сложенное полотенце. Я развернул его. Полотенце было огромное, пушистое и белое, посредине большими темно-коричневыми буквами шла надпись «Отель Гавана». Я насухо вытерся, а потом втиснулся в одежду. Простые черные джинсы и рукава зеленой в клетку фланелевой рубашки оказались мне длинноваты, но не так чтобы сильно. Серый жилет и тапочки из овчины подошли идеально.

Я откинулся на спинку сиденья, позволяя теплу пропитать тело до самых костей. Где-то сзади загремели цепи, послышалось лязганье крюка от подсоединяемого троса и шипение гидравлики. Трос натянулся, и грузовик чуть заметно вздрогнул. Я обернулся, прильнул к заднему стеклу и увидел смятый бампер своего пикапа. Зрелище было не из приятных, поэтому я отвернулся и прикрыл глаза. Через минуту-две мы тронемся в путь. Через пару часов я буду спать в мотеле. А завтра у меня, возможно, появятся бабки, чтобы за все это заплатить. Цыплятам придется самим о себе позаботиться. Интересно, найдется ли во всем Гернвиле такой доктор, который выпишет мне от гриппа перкодан?

Я уже стал погружаться в сон, как вдруг дверца отделения для инструментов со стороны водителя открылась, а потом с шумом захлопнулась. Джордж, юркий и плавный в движениях, проворно скользнул за руль. Пончо на нем уже не было. Он глянул на меня и отпрянул в притворном изумлении:

— Бог мой, даже не верю, что ты все-таки смертный, а не божество какое-нибудь! Сам невредим, а машина просто в лепешку. Бьюсь об заклад, в авторемонте тебя обдерут как липку.

Он был совсем не похож на призрака. Кровь и плоть. Рост чуть меньше шести футов, весит около 80 кило, стройный и подтянутый, самую чуточку не дотягивает до того, чтобы зваться каланчой. Теперь, когда он снял пончо, я разглядел, что одежда на нем такая же, как у меня — только штаны до того выцвели, что жирные пятна выглядели темнее остальной ткани, а серый жилет был усеян приклеившимися кусочками серебристой изоленты. Единственным заметным отличием между нами была обувь: на нем красовались высокие черные кеды «Конверс Олл Стар», классическая модель, я в последний раз видел такие на уроках физкультуры в старших классах.

Я промолчал, и он смерил меня пристальным, оценивающим взглядом — только тут я обратил внимание на его глаза.

Они были необыкновенной голубизны, цвета неба в знойный летний день, почти прозрачные; по временам они зажигались мягким безумным блеском, потом в них мелькало что-то такое дикое и необузданное, и на лице медленно расплывалась довольная улыбка — в этот момент его глаза на миг делались бесцветными.