Поворот - Вадим Фролов

— О, мой юный герой! Посвящаю вас в рыцари Ордена Святого Репейника, а доблестного пса Повидлу назначаю вашим верным оруженосцем.

Мне немножко обидно, что это она, а не Машка посвящает меня в рыцари, но я становлюсь на одно колено и делаю вид, что целую подол ее роскошного платья, а пес Повидло прыгает вокруг меня и лижет в нос через поднятое забрало. И тут я просыпаюсь, потому что нахал Повидло действительно лижет меня в нос, ему пора гулять. Смешной сон.

Ну, это я так, к слову, а бабка у Маши очень славная и, по-моему, хитрющая. Она ко мне хорошо относится — я всегда чувствую, когда ко мне человек хорошо относится, — а Маша удивляется: почему это ее бабушка, папа, мама и даже сморчок Витька, братишка, сразу, как я только с ними познакомился, стали ко мне хорошо относиться.

Я и сам удивляюсь иногда — отчего это все ко мне хорошо относятся? Нет, есть, конечно, есть — как Райкин говорит, — есть и такие, которые ко мне плохо относятся, но это, наверное, потому, что я и сам их не люблю. Они, наверное, это чувствуют, и им ничего другого не остается, как и меня не любить.

Дядя Саша, летчик, наш сосед, как-то мне сказал:

— Вот ты обратил внимание, что твой Повидло очень любит дядю Гришу, водопроводчика, хотя дядя Гриша твоему Повидле ни разу доброго слова не сказал. А вот ласковую Ангелинушку Повидло терпеть не может. Почему?

— Ну, не знаю, — сказал я, — может, от нее слишком здорово духами пахнет?

— А от дяди Гриши гудроном… — засмеялся дядя Саша. — Нет! Просто псы очень здорово чувствуют, когда их не любят или боятся.

Вот я вспомнил этот разговор и решил, что я, наверно, кое-чему от Повидлы научился. Только у Повидлы это инстинкт, а у меня, должно быть, разумно. И как-то сделал такую штуку. Глупо, конечно, это я сейчас понимаю, а тогда еще не понимал. Я составил список всех, к кому хорошо отношусь, и стал вспоминать и проверять, а как они на меня смотрят. Оказалось, что я всего два раза ошибся. Один раз — это тетя Настя, папина родственница. Мне-то она нравилась, а я вот ей — нет. И второй раз — одна девчонка из старой школы: ох, как она мне нравилась! Да и она вроде ко мне хорошо относилась, а потом я узнал: она смеялась надо мной, что у меня батя — милиционер.

Я рассказал об этом дяде Саше, летчику.

Он улыбнулся.

— Эх, Сенька, Сенька, это отлично, что ты людей любишь и им веришь, но много раз ты себе нос расшибешь. Не хочу тебя разочаровывать, но… «Люди, будьте бдительны!» Знаешь, кто это сказал?

— Маршал Гречко? — сказал я.

Дядя Саша усмехнулся.

— Он это, конечно, тоже говорит. Но я-то имею в виду Фучика, Юлиуса Фучика. Знаешь такого?

— Н-не, — сказал я.

— Позор, — сердито сказал дядя Саша.

Он подошел к книжной полке и достал небольшую в красном переплете книжечку.

— На, — сказал он, — прочитай обязательно, хотя это не совсем к нашему разговору относится. А все же… Но, в общем-то, это здорово, что ты в своем анализе всего два раза ошибся. Мне бы так!

Я тогда эту книжку так и не прочитал. Занят был. А если честно говорить, дядя Саша надолго улетел и некому было у меня спросить — прочитал я эту книжку или нет. Но сейчас постараюсь все-таки прочесть: может, и верно из нее кое-что узнаю? А все эти списки и анализы, конечно, ерунда, но все-таки понять, почему к тебе один человек относится так, а другой совсем по-другому — надо.

Интересно, как ко мне будут относиться в новой школе? Мне кажется, что неплохо. Ребята в нашем классе, по-моему, ничего, веселые. Правда, мне не очень понравилось, как они иногда принимаются прорабатывать кого-нибудь за дисциплину. И еще мне не понравилось, что очень уж командует Герка Александров, и все его вроде слушаются. Парень-то он ничего — я его еще по детскому саду знаю, — только иногда начинает здорово важничать, как будто умнее всех, смелее всех, сильнее всех и справедливей всех. А это обидно. Не завидно, а обидно — вроде все чем-то ниже его получаются. Но вот чему я действительно завидую — не тому, что он на пятерочки учится и по-английски разговаривает, а тому, что он и правда много чего знает; о чем ни заговорят ребята — он все знает. А когда его спрашивают, откуда он все это знает, он так небрежно говорит, что надо побольше читать и быть в курсе всех достижений современной науки и техники и политических событий.

Я-то в этом деле слабоват, честно. Сам не понимаю, почему так получается, что мне все время книги про шпионов да про войну подвертываются. Конечно, и про это надо читать, но ведь и не только про это. Или еще «Монте-Кристо», «Три мушкетера», «Остров сокровищ». Конечно, книги хорошие, но ведь есть и еще много хороших, да вот мне они почему-то не попадаются.

Соседка Ангелина Павловна — у нее много книг — говорит, что надо с самого детства воспитывать в себе привычку к чтению умных и полезных книг, тогда и сам будешь умным и полезным. Я с этим согласен, только удивляюсь немного, как это она столько книг прочитала, а очень-то умной не стала. Да и насчет того, полезная она или нет, тоже не знаю. В квартире она не то что полезная, а просто вредная бывает: всех воспитывает, учит и жучит: то не так, это не так, а сама ванную занимает часа на три. Это дома. А на работе она, по-моему, и не бывает: когда ни придешь — она все дома торчит, то в ванной, то на кухне — у нее куча всяких болезней и ей нужно особое питание. Вот она день и ночь и готовит себе это питание. А работает она, как сама говорит, каким-то ре-фе-рен-том по искусству. Хорошая, видно, работенка у этих референтов. Не пыльная. Но других, которые по-настоящему работают, она не очень-то уважает.

Батя как-то с ней поспорил насчет одного кинофильма. Она на него так посмотрела — дескать, ну что вы, милиционер, понимаете в искусстве. «У вас несколько иная сфэ-ра деятельности, уважаемый Василий Тимофээвич», — сказала она и улыбнулась, словно ребенку какому, а я в нее чуть картошиной не запустил…

Ну, ладно, аллах с ней. А вот что дядя Саша, летчик, меня поругивает — это хуже. Я его уважаю.

— Серый ты человечек, Сенька, — говорит он мне, когда я чего-нибудь не знаю, — тебе надо просвещаться.

И еще он говорит, что я шебутной и неорганизованный — не умею свое время распределить разумно. А время надо уметь уплотнять.

— Вот ты попробуй как-нибудь прохронометрируй свой день. Смотри на часы и записывай, что ты делал по часам и минутам. А потом проанализируем вместе и сделаем выводы.

Это он мне сказал сегодня вечером, когда я занес ему антоновку. Он только что прилетел из дальнего рейса и два дня будет отдыхать.

Мне эта идея понравилась — в самом деле, интересно, на что это у меня время уходит?

— Я бы сделал, да у меня часов нет, — сказал я.

Дядя Саша подумал-подумал, потом снял с руки часы и дал мне. Я начал отмахиваться, но он сказал, что я несерьезный человек и нацепил часы мне на руку.

— Ладно, — сказал я, — вы не бойтесь, я не потеряю.

— А я и не боюсь, — сказал он. — Потеряешь — купишь.

«Интересно, на какие шиши?» — подумал я, но только кивнул.

Батя увидел часы и строго спросил, откуда они у меня. Я сказал. Он задумался, а потом посмеялся немного.

— Уж этот Александр Степанович вечно что-нибудь выдумает, — сказал он. — Но, пожалуй это полезно. Хотя…

— Что хотя? — спросил я.

— Да что у тебя жизнь нелегкая, тут и моя вина есть, — он развел руками, — да вот обстоятельства такие, брат Сенька…

Я даже глаза на него вытаращил — с чего это он взял, что жизнь у меня нелегкая? И какие еще обстоятельства?

— Ты что, батя?

— Давай поговорим, Сеня, — сказал он серьезно и усадил меня на диван, а сам сел рядом. — Давно пора, да все времени нет.

Но поговорить не пришлось. Зазвенел звонок. Кто-то открыл, а потом к нам в дверь постучали и вошла какая-то женщина — молодая, заплаканная.

— Уж вы извините, товарищ участковый, что я прямо домой… да поздно так, — сказала она виновато. — Прямо уж не знаю, что делать.

— Опять? — спросил отец.

Она только всхлипнула и кивнула молча.

— Ну, Сень, в другой раз, — сказал отец. Встал, надел мундир, фуражку, взял свою папку и пошел с той женщиной.

— Когда придешь, Вася? — спросила мама из-за ширмы. — Ведь ночь…

— Не знаю, Люда, но постараюсь поскорее, если еще что не задержит.

— Вы уж извините… — опять виновато сказала женщина, и они ушли.

— И не видим мы его совсем, — вздохнув, сказала мама, — все работа, работа…

— Такое у него дело, мать, — сказал я, и мама засмеялась.

— Ну точь-в-точь как он говорит, — сказала она.

А я ведь нарочно сказал, чтобы посмешить. Посмеется и, может, меньше думать будет, а то до его прихода и не уснет.

Я разделся, положил летчиковы часы под подушку и улегся. А пожалуй, дядя Саша, я тебя перехитрю: я свой день так распределю, что и комар носу не подточит и хро-но-метраж у меня будет не хуже, чем у какого-нибудь токаря или чемпиона в беге на дальние дистанции. Я встал, достал из батиного стола новенький блокнот и написал на обложке: