Нет чужих бед - Оксана Демченко

Вот тогда и стало понятно: первое плавание Ами по темным водам безбрежного моря межзвездной пустоты начнется очень скоро. А экипаж великой черепахи будет многочисленным — но не настолько, чтобы в его состав вошли все желающие.

Часть первая

БАГРЯНОЕ СОЛНЦЕ

Глава 1

НЕ ЖИТЬ ВЗАЙМЫ

Изоэ'айа крался по коридору привычно ловко, тихо и быстро. Ночь давно погасила все огни города Зинн'э. Его жители наглухо закрыли свои крошечные жилые отсеки, и в коридорах поселился холод. Он сочился влагой со стен, а на верхних ярусах похрустывал кристаллами льда, выступающими на потолке. Темный, мучительно-опасный, порождающий ужас — вот каков этот холод. Никто не рискует выбираться ночью из-под теплого одеяла. Потому что не желает видеть и принимать то, что известно каждому с рождения. Этот ледяной мрак — их неотвратимое будущее. Однажды во всем мире Дзоэ'та не останется ни капли тепла. Его люди запрутся в своих отсеках, чтобы заснуть в последний раз — навечно.

Когда умирает солнце, надежды нет. Однако живым свойственно верить в лучшее. Да и немыслимо это — уйти по своей воле, погубив все, что удалось спасти тогда, последней осенью, покидая поверхность. Они принадлежат миру Дзоэ'та. Они его часть, важная и неотделимая. Потому должны жить несмотря на отчаяние, ведь мир отдает им последние крохи тепла своих недр. И сам еще не умер — тоже на что-то надеется…

Изоэ'айа торопливо расстегнул куртку, сунул замерзшую ладонь во внутренний нагрудный карман, на миг извлек своего светлячка и тотчас убрал, не желая мучить малыша ночной стужей. Краткой вспышки достаточно, чтобы оглядеться. Еще пять шагов, затем принять правее. Тридцать шагов, выбрать левый средний из четырех рукавов ветвящегося коридора. Еще девять шагов. Всё. Мороз крепко впился иглами льда в кожу возле крыльев носа. Дыхание давалось тяжело, с болью. За последние пять лет город заметно остыл. Он верхний в вертикальном поселении. И уже понятно: скоро его придется покинуть.

Отец работает в службе расселения. Он сказал — внизу потеснились и изыскали место для младших, здоровых и сильных. Тех, кому нет еще двадцати циклов. Остальные заснут вместе со своим Зинн'э. Иного выхода нет… Каждый род, стремясь сохранить себя, отправит вниз, в тепло жизни, хотя бы одного наследника. Изоэ'айа тоже придется жить, оставив в городе почти всех родных и знакомых. Так полагают старшие.

Потому что до сих пор не выведали его тайну.

Каждый ребенок, еще будучи младенцем, лишается права стать по-настоящему взрослым человеком. Лишается сути народа и'наэ, главного устремления, смысла жизни и ее полноты. Не зря эта простая операция — всего-то два движения луча-скальпеля — именуется стерилизацией. После удаления лишнего дети растут в глухих коридорах подземного города, не зная всей глубины тоски и не мучаясь бессонницей неодолимой жажды. По-другому нельзя.

Операция очень редко не дает полноценного результата. Ее делает не человек — слишком жестоко было бы заставлять людей лишать себе подобных смысла жизни. Автомат же не видит и не осознает некоторых тонкостей. Обычно дети, перенесшие операцию без ущерба для полноценности, выдают себя очень быстро, их поведение разительно отличается от обычного для стерильных и'наэ. Чаще всего к концу третьего цикла, самое позднее к шестому, таких малышей оперируют повторно.

Увы, подросших детей вмешательством скальпеля уже невозможно спасти от тоски. Сознание, однажды проснувшееся и вдохнувшее запах мечты, не способно ее забыть. Часто такие дети просят, чтобы их оставили в верхних галереях вместо стариков. Оттуда открыт путь наверх. Жить на поверхности, в мертвом мире вечной зимы, нельзя. Но уцелеть там в течение часа, а то и двух — посильно. Можно сидеть, закинув голову, и ощущать, как холод превращает тело в лед. Смотреть вверх, в круговерть нескончаемой метели. И надеяться различить сквозь прогалы в тучах небо.

Небо, которому принадлежит душа каждого истинного и'наэ…

Изоэ'айа осознал, что отличается от прочих, весьма поздно. Первые восемь циклов он был нормальным, спокойным. Спал, ходил по коридорам, не ведая тоски. Но потом поврежденные скальпелем ткани все же срослись правильно, стали меняться. И изменили всю жизнь мальчика.

Он хорошо помнил день, когда нашел в семейной шкатулке рода Айа сокровище. Незнакомая, вспыхнувшая внезапно острая и тревожная тоска была столь велика, что доводила до тошноты, до спазматических болей и озноба. А еще душу терзал и сминал зов, подчиняющий себе все существо. Сперва лишь невнятный шепот, потом все более настойчивый зов. Изоэ из рода Айа искал источник своей тоски долго и настойчиво. Его сразу опознали бы как полноценного, если бы увидели в тот день. Но папа был на дежурстве, а мама… Увы, она покинула их, едва родилась Дали, второй ребенок в семье. Мама была родом из города, еще двадцать циклов назад живого и теплого, располагавшегося выше Зинн'э. Ей разрешили уйти вниз, потому что следовало сохранить род. Позволили дышать, питаться и греться — взаймы. Недолго.

Тоска привела Изоэ в семейный отсек. Заставила рыться в вещах отца — немыслимое и позорное дело! Тоска вынудила искать, извлекая вещи торопливо, но бережно, добираясь до самого дна кофра. Там покоилась шкатулка, сплетенная из особого сорта древесной коры прежних, ныне навеки мертвых лесов поверхности. Эта кора обладала свойством хранить содержимое, поддерживая нужную влажность и температуру. А помогали ей умные приборы, встроенные в хранилище айа, как и во все прочие такие хранилища. В шкатулке — он не открывал, но знал точно — лежали они. Сокровища рода, оберегаемые более тщательно, чем собственная жизнь. Изоэ долго сидел, ощупывая кору и вслушиваясь в дивный запах. Тот самый, породивший приступ тоски. Рядом с сокровищем боль угасла, томительное безумие улеглось. Мальчик успокоился, положил все вещи на их законные места и твердо пообещал себе не допускать впредь даже малейшей тени слабости. Если он хочет стать взрослым и полноценным, надо уметь таиться. Чтобы там, наверху, не сидеть и не ждать ничтожного шанса все свои последние два часа.

Природа истинного и'наэ жестко и требовательно меняла его и дальше. Обостряла слух и обоняние. Делала кости тоньше, мышцы — суше, движения — легче. Он нуждался в меньшем количестве пищи для поддержания формы. И потому мог выполнять свои ночные обязанности, а утром не выглядел утомленным и ослабленным. Полноценные и'наэ куда выносливее стерильных. Давно известно, что возможности отказа от операций просчитывались много раз. Но, увы, нет места для истинных в подземных городах…