Вино моей жизни - Людмила Волок

– Спасибо, Паша, что подвез мое сокровище.

– Да не за что, Иван Дмитриевич.

Приставив ладонь козырьком ко лбу, я посмотрела вслед отъезжающему красному пикапу.

– И давно у тебя сосед появился? – спросила отца.

– С февраля, – скупо ответил он. – Да идем в дом, жарко!

Дом был каменным, большим и прохладным. Этот дом я всегда любила, хотя вообще жизнь в Веселом меня раздражала, я хотела поскорее уехать в большой город с его возможностями и легкостью, с которой эти возможности можно было менять одну на другую.

А здесь возможностей не было. В лучшем случае могла быть только страсть к одному-единственному, избранному на всю жизнь делу. Вот как у моего отца, например.

Он был виноделом в бог знает каком поколении. На его винограднике мы все и работали – и отец, и мама, пока была еще жива. И я, когда была маленькой, и когда подросла – пока не уехала в город, вырвавшись, наконец, из сонной провинциальной жизни, полной тяжелого труда.

Виноградник был небольшим, можно сказать – маленьким, всего два гектара. Мы вполне справлялись на нем втроем, лишь на сбор урожая нанимали сезонных рабочих. Отец не любил, когда о нем говорили, что он делает «домашнее вино». Он утверждал:

– Я делаю вино не по рецепту, а по технологии. И у меня не домашнее вино, а авторское!

Все в поселке считали его чудаком. И когда окрестные виноградники начала скупать крупная винодельческая фирма «ВиноФест», он свой участок не продал. Хотя мама уже тогда говорила:

– Ваня, продавай. Нет у меня больше сил на этот рабский труд.

Так она и умерла – уговаривая отца все продать, переехать в город и зажить легкой сытой жизнью. В «ВиноФесте» предлагали за участок хорошие, справедливые деньги. А отец отказался.

Теперь мы сидим с ним в саду, за большим столом из отполированного темного дерева, и пьем зеленый чай. Жара потихоньку спадает, длинные тени ложатся на уходящие вдаль ровные ряды винограда – они начинаются недалеко от нашего дома, сразу за небольшим садом и огородиком. После душа и дневного сна я снова чувствую себя человеком.

– Ты Майю зря не привезла, – опять заводит свое отец. – Она бы тут на свежем воздухе ожила.

– Пап, ты хоть представляешь, каково ее таскать по автобусам, по жарюке этой?! – вспыхиваю моментально, как спичка.

Потому что моя шестилетняя дочь Майя зачастую передвигается все еще в коляске. Она инвалид детства. Я ее люблю, конечно, – она же мой ребенок. И сердце уже не болит, – я привыкла к тому, что она такая. Жаль только, что Кирилл нас бросил сразу, как только узнал, что у дочки – ДЦП. Он нас даже из роддома не забирал. Хотя у меня уже и платье было куплено, и фата – мы собирались пожениться, как только ребеночку месяц исполнится.

Потом, конечно, все выбросила – и платье, и фату. Ну их, еще напоминать будут о нем. Я его даже не искала, этого Кирилла. Хотя все вокруг говорили – ищи, подавай на алименты. Вот еще. Я, в общем-то, и сама неплохо зарабатывала.

Я всегда знала: если родится девочка, будет Майей. Как Майя Плисецкая. Потому что балет был моей страстью с самого детства. Маленькая, я простаивала часами у большого зеркала в прихожей, держась рукой за комод и проделывая замысловатые па. Балетная школа располагалась от нас далеко – аж в областном центре. Разумеется, никто меня туда возить не собирался. А в школе был лишь ансамбль ложечников. На ложках мне играть совершенно не хотелось. Поэтому я училась танцевать сама, с помощью телевизора и воображения.

Конечно, балериной я не стала; но танцевала вполне сносно. Это меня и сгубило – Кириллу понравилось, как я самозабвенно выплясывала в ночном клубе. Вот так мы и дотанцевались до Майи. Я мечтала, что она вырастет и станет знаменитой балериной. А когда дочь родилась, то поняла – нет, не станет. И танцевать вообще не будет. Ей трудно даже ходить. И еще говорить – у нее задержка речи. Врачи считают, что когда-нибудь она заговорит. И я надеюсь на это.

А пока что вожу ее к логопеду, к массажисту, к невропатологу… Да, блин, круг моих знакомых ограничивается почти сплошь врачами. Да еще Ниной, – моей хозяйкой-соседкой. То есть, Нина – хозяйка квартиры, у которой я снимаю комнату. И еще она мой светлый ангел, потому что без Нины я бы снова очутилась тут, в старом доме отца, возле пыльных дорог и выжженных солнцем степей, где зеленеют лишь виноградники, требующие постоянно воды, воды, воды и труда…

Я немного побродила вокруг дома. Все-таки, я была не совсем справедлива, когда говорила, что все вокруг «выжженное». Нет. Зеленеют сады – если за ними, конечно, хорошо ухаживают. Отец свой сад любил, поэтому в саду было неплохо. Потом я все-таки съела суп, а от вина отказалась, вызвав, как обычно, выражение сожаления на отцовском лице. Вместо вина снова налила себе большую чашку зеленого чая, вышла в сад, присела на скамейку в обвитой душистой глицинией беседке и набрала номер Нины.

– Привет. Как у вас дела? – спросила я о своей дочери, которую оставила на Нину.

Мне стыдно было признаваться даже самой себе в том странном чувстве, которое испытывала – смесь вины и облегчения. Мне казалось, что Нина обо всем догадывается; но при этом она не осуждала меня, а жалела. Именно поэтому я совершенно серьезно считала ее своим светлым ангелом. Потому что людей с таким фантастическим характером, с таким пониманием и такой безграничной добротой в природе не бывает. Только ангелы.

– Здравствуй, дорогая, – тепло поздоровалась Нина. – Все у нас хорошо, мы поели, поспали, на прогулку сходили, потом в теплый душ, и сейчас я играю на пианино, а Майечка рядом сидит, и, представляешь, улыбается!

– Улыбается! – повторяю я и улыбаюсь тоже. Для нас с Ниной даже Майина улыбка – это успех.

– А ты как, Ритуля? Хорошо добралась? Устала очень? – участливо интересуется Нина, и я знаю, что это не просто формальность; ведь мы с Майей – единственная семья, которая у нее есть. Отца сюда, правда, мы не включаем по нашему с Ниной обоюдному молчаливому согласию. Они виделись лишь один раз, когда он приезжал в город сразу после рождения Майи. Нина оценила его как «бесчувственного болвана» и приняла в штыки. Отца же Нина пугала (бывшая театральная актриса, – конечно, такая запросто может напугать простого сельского жителя!).

– Все хорошо, спасибо, Нина. Поцелуй за меня Майю. Берегите себя там, и в жару на улицу не выходите!

– Ты тоже береги себя, Ритуль. Отдохни по возможности, – вздохнула Нина.

Я понимала, что она имеет в виду. «Отдохни от Майи». Только от Нины я могла принять такое пожелание. Только она одна понимала, что от тех, кого больше всего любишь, тоже иногда нужен отдых…

На следующее утро я проснулась рано – дома всегда поднималась на рассвете. Это в городе можно было легко спать до десяти, если только Майя не беспокоила. Но дочь росла совершенно не требовательным ребенком, напротив – была очень деликатной, и всегда давала мне выспаться в выходные дни. А тут, в приморской глуши, дольше шести-семи утра спать не получалось: пьяный степной воздух, с примесью крепкой морской свежести, поднимал пораньше. Я быстренько умылась, надела купальник, сарафан, взяла полотенце, разыскала отца – он уже копался в небольшом огородике возле дома.

– Пап, доброе утро. Я схожу, окунусь.

– Иди, иди, доча, сегодня море спокойное, небо, видишь, какое чистое!

Море от нас не очень близко, но и не очень далеко – около получаса бодрым шагом по узкой грунтовой дороге мимо домов, потом по той же грунтовке нужно пройти мимо нашего виноградника, мимо виноградника «ВиноФеста», небольшой луг, озеро, затем – заросли золотой оливы и вот он: широкий, безлюдный пляж! Рядом нет ни баз отдыха, ни санаториев – тут всегда были виноградники. Частные, потом – колхозные, потом – снова частные. Их каким-то чудом уберегли даже в период борьбы с алкоголизмом в бывшем СССР. Наверное, виноделы путем коллективного сговора убедили партийное начальство, что будут выращивать виноград сугубо ради полезного сока для детей. Нет отдыхающих – вот и пляжи пустынные, разве кто из местных придет, или дачники. Но это не считается, места всем хватает. А ранним утром вообще редко кто появляется.

Я сняла сарафан, вьетнамки, бросила сверху полотенце и зашла в воду. Море! Как же люблю я море, прозрачную голубую гладь воды, сливающуюся с горизонтом!.. Оттолкнулась от дна и поплыла, ни о чем не думая. Вдоволь наплававшись и нанырявшись, как дельфин, развернулась обратно к берегу. С досадой отметила, что там уже маячила чья-то фигура. Вот мой безмятежный покой и нарушен!

Подплыв поближе, смогла разглядеть непрошеного соседа – это был Павел, мой вчерашний знакомец. Он встретил меня радостным приветствием: