Царь-девица - Марина Цветаева

Кручинный такой.

Вкруг очей – что обручи,

Набились круги.

Чай, опять на ковричек —

Да с левой ноги!

Гребешок потрагивал —

Из рук пустил!

Сапожок натягивал —

Да так застыл.

“Не понять, чем бабам

Моя суть хороша!

Руки-ноги слабые,

Как есть – лапша!

Награди халатиком,

Крещеный мир!

Цельный полк как я таких

Взойдет в мундир.

Кто б меня да турманом

Да в тартарары!

Где глаза лазурные?

Две черных дыры.

Снеговее скатерти,

Мертвец – весь сказ!

Вся-то кровь до капельки

К губам собралась!

Василька от робости

В полях не сорву.

Киньте в воду – пробочкой

Поверх всплыву!

Само солнце пятится,

Не кажет лица.

Видно, в полночь, в пятницу

На свет родился.

До любви нелакомый,

Себе немил —

Видно, месяц, плакамши,

Слезой обронил”.

Слабыми руками

Вдоль перил витых,

Слабыми шажками

С лестничек крутых.

Не трубили зорю

С крепостной стены.

В небесах Егорий

Не разжег войны.

Спит кузнец над горном,

Спит косарь в копне.

– Чей глазочек черный

В слуховом окне?

Что за соглядатай

Мерит даль зыбей —

Выше голубятни,

Раньше голубей?

Нет такой вершины,

Чтоб тоске – крута!

Лучше всех аршинов —

Черный взгляд-верста.

Берегитесь, люди,

Некалёных стрел!

Ветр с кудрями-грудью,

Как любовник, смел.

Уж такой ревнитель!

Всюду – враз – рука!

Что б дружочку прыти

Взять у ветерка?

“Дар ты мой обманный,

Клад непокупной!

Ровно столб туманный,

Аль дымок степной...

Пьет – отца хоронит,

А ступнёт шажком —

Вот сейчас обронит

Ножку с сапожком.

Шагай с косогору,

Плыви – вдаль – водой...

Не уйдешь от взору

Мачехи младой!

Всё ж на Зверь-Солдатку

Не откроешь глаз:

В вороток твой сладкий

Я змеей впилась!”

– Ох ты воля! – дорогая! – корабельная!

Окиянская дорога колыбельная!

Прискакав с ночной атаки

(На лбу – пот росою крупной),

У окна сваво, над взморьем,

Царь-Девица саблю чистит.

На плече на правом – голубь,

На плече на левом – кречет.

У ее подножья нянька

Ей сапожки начищает.

“Ох ты, царь мой, Царь-Девица,

Вихрь-Девица, Жар-Девица!

Нету мне с тобою сладу,

Не покоишь мою старость.

Погляжу на кудри гривой,

Погляжу на взор пожаром —

Как не я тебя, а львица

Львиным молоком вскормила!

День встает – врага сражаешь,

Полдень бьет – по чащам рыщешь,

Вечер пал – по хлябям пляшешь,

Полночь в дом – с полком пируешь.

Люди спать – ты саблю точишь,

В церковь – псов из ручек кормишь.

Вся родня и отступилась.

Дай-ка правую мне ножку!”

Рассмеялась Царь-Девица:

“Мне и любо без родни-то!

Огнь – отец мне, Вода – матерь,

Ветер – брат мне, сестра – Буря.

Мне другой родни не надо!”

Осерчала нянька: “Полно

Ржать-то, ровно кобылица!

Как бы этим ржаньем всех-то

Женихов не распугала!”

Пуще Дева-Царь хохочет:

“Эка сладость – женихи-то!

Мой жених – мой меч пресветлый,

Меч мой сабельный, веселый:

Мне других дружков – не надо!”

Пригорюнилась тут нянька:

“Порвала б цветочков в поле,

Завела б себе подружек,

Позабавилась б маненько...”

Ей в ответ с усмешкой Дева:

– “Трубный звон – моя забава!

Мне иных забав – не надо!”

“Первенчалась бы с красавцем, —

Нянька у ней в ножках хнычет, —

Сбросила б наряд свой мерзкий,

Да над люлькой над роскошной,

Над пеленочной заботой,

Всю бы ночь, заместо гульбищ,

Все бы пела-распевала”.

Топнула ногой тут Дева:

– Нянька ты, а я – Царь-Демон!

Кой мне черт в твоих пеленках!

Бранный быт – моя забота!

Мне иных забот – не надо!

...Отстранись-ка, нянька, что за

Звон с воды встает за чудный?

Чтой-то под моим окошком

Волны за слова лепечут?

– Гусли, гусли-самозвоны,

Вся забавушка моя!

Из зубчатой из короны

Ни зубца не стою я.

Не слыхал еще, как бабы

По ночам толкуют сны.

Гусли, гусли – вся забава

Осьмнадцатой весны!

Я, мальчишка узкогрудый,

С бранным бытом незнаком.

Гусли, гусли-самогуды

Мне – единственный закон!

Я до смертного до поту

Не отстану от струны!

Гусли, гусли – вся забота

Осьмнадцатой весны!

Просияла Царь-Девица:

Терем враз озолотила.

“Баб не любишь? Драк не любишь?

Ну, тебя-то мне и надо!

Как, к примеру, Дева-Царь я,

Так, выходит, – Царь-ты-Дева!

Уж с таким-то голосочком

Муж за прялку не засодит!”

Хлопнула тут Царь в ладоши:

“Повели, чтоб тем же часом

Вихря-мне-Коня седлали!”

Хлопнула в ладоши дважды:

“Повели, чтоб тем же часом

Был Корабь готов к отплытью!”

Трижды хлопнула в ладоши:

“Повели, чтоб тем же часом

Для прощального параду

Там, на площади великой,

Все наши полки сбирались!

– Дура старая, что хнычешь?

Али жалко, что последний

День встает наш, Царь-Девицын?” —

“Ошалела я от счастья, —

Нянька хнычет под ногами, —

Знать, за все мои молитвы, за слёзные,

Вить гнездо тебе, моя орлица безгнездная!

Знать, недаром карты врали,

Знать, недаром я все ночи,

Притаясь, наряд венчальный

Тебе шила-расшивала.

Утюжок пойду поставлю:

Хоть и глаженый, а надоть

Для красы провесть маненько...

– Что ж ты рот перекривила?”

“Kaк в раззолоченной попонке

Негоже бранному коню,

Ужель атласною тряпчонкой

Свою же славу заслоню?

Цельному войску господином

Была, – так справлюсь и с одним!

Одним своим лучом единым

Мы светел-месяц полоним”.

Опоясалась тут саблей,

Свистнула в кулак свой смуглый,

И на зов ее кулашный

Вихорь-Конь к ней на крылечко

Белой молнией взлетает.

“Ну, простимся, нянька, что ли?

Там, на площади великой,

Будет нам не до тебя уж”.

Чмокнула с размаху няньку

В рот морщинистый, соленый,

И с окошечка резного

Коню на спину с размаху

Белой птицею махнула.

Не колосочки овсяные

До солнышка встают в ряды, —

То ратнички ее стальные

Равняются на площади.

Толк по рядам прошел безвестный:

“Не будет Девы-нам-Царя!”

И что нам до зари небесной,

Когда земная нам заря!

Топчи, конь вражеский, посевы!

Все в море кол’кола, звонарь!

И вздох тут: “Дева! Дева! Дева!”.

И рокот: “Царь наш! Царь наш! Царь!”

Грудь в светлых латах, лоб – обломом,

С подсолнечником равен лик.

Как из одной груди тут громом:

“Сам Михаил-Архистратиг!”

“Здорово, стан сильномогучий!” —

Гремит громоподобный глас.

Рече – и, рассекая тучи,

Промеж рядочков понеслась.

Конь с Девицею точно сросся;

Не различишь, коли вдали:

Хвост конский, али семишёрстый

Султан с девичьей головы!

Как вихрь промеж рядочков вихрит,

Пот – градом сквозь пожар ланит.

Лишь где на том конце затихнет,

Уж на другом конце гремит.

Уж никогда грозней да лучше

Трубач губастый не трубил.

Гром-барабанщик обе ручки

По локоток себе отбил.

Как облачная рать в лазури —

Полк за полком, полк за полком.

И подает полкам Царь-Буря

Тут знак малиновым платком.

“Прощайте, верные мундиры!

Стан сухопутный, стан морской!

Как вам – такого командира,

Команды мне не знать такой.

Ни сына у меня, ни дочек,

Вся без остатку пропаду!

Кто на маво коня да вскочит,

Того наследником кладу.

Перехожу в иную веру,

Всю вольность отдаю за грош...

Но следом моему примеру —

Вы бабами не станьте тож!”

Словно лес какой червонный —

Все склоняются знамена...

Словно лик какой явленный —

Все склоняются колена.

Словно реки в половодье —

Слезы светлые текут.

“Рев – сарафанам; кровь – доспехам! —

Им Дева молвит свысока. —

Смерть самоё встречают смехом

Мои усердные войска.

Аль осердить меня решили?”

Стойком на стременах встает,

Всем руки сильные, большие

На целование дает...

“Чад не балуйте, баб не бейте,

Мечом рубите новизну!

А помянуть меня – пропейте

Сегодня всю нашу казну!”

– Прощайте! – почернела разом,

– Простите! – разломила щит...

Мчит, а за ней против приказу

Гром-барабанщик следом мчит.

“Как две руки мои отбиты,