Итамар К. - Идо Нетаньягу

С того дня, как Каманский появился на горизонте и пообещал поддержать фильм, Итамар представлял себе патрона человеком, худощавым, сдержанным, совсем не таким, какой сидел сейчас перед ним, беспрестанно ковыряя в ухе концом позолоченной ручки. На то была своя причина: видимо, на Итамара повлияла надпись, сделанная на возвращенной ему копии сценария. Возле заголовка стояло лишь одно слово: «Благородно». Так написал Каманский большими синими буквами, может быть, той самой шариковой ручкой, которую он сейчас вытащил из уха и положил на стол. Это слово конечно же крепко засело в мозгу Итамара и вспомнилось, когда он пришел в пентхаузотеля «Тиферет».

— Верно, для меня это небольшая сумма, — продолжал рассуждать Каманский, — признаю. Но деньги — это деньги, и, если у нас не начнут относиться к деньгам так, как относятся к ним на Западе, то есть с подобающим уважением, мы ничего не добьемся. Поэтому я считаю, что академия — это особый, редкий инструмент, подобного которому нет во всем мире. Воспитанники «Микве Исраэль[2]» должны гордиться результатами своих усилий — прекрасным инструментом, позволяющим таким людям, как я, войти в сферу культуры, вложить свои средства и — я не отрицаю — заработать на этом и в то же время помочь родиться шедевру, который потом обойдет весь мир во славу народа и государства.

Каманский вылез из кресла, шагнул к окну и бросил взгляд на распростершийся внизу Тель-Авив. Затем взор его устремился дальше, к просторам голубого моря.

— Только неделю назад я вернулся из Цинциннати, — сказал он, не отходя от окна. — Там прошел фестиваль израильского кино. Наслаждение, просто наслаждение… Ты понимаешь, обычный город в центре Соединенных Штатов, и там, именно там состоялся фестиваль израильского кино! Невероятно! Меня пригласили в качестве продюсера фильмов «Солдатня» и «Зеленые небеса». Чувство гордости, охватившее меня во время демонстрации картин, невозможно передать словами. Там был также Амнон Гошен, который, по-моему, великолепно сыграл роль израильского захватчика-садиста в «Солдатне». Может, нам удастся заполучить его за полцены. Посмотрим… я не хочу распространяться на эту тему, чтобы не сглазить… Но не все пройдет легко. Некоторые вещи обойдутся дорого.

— Я знаю. Но я уверен, что и с тремястами тысяч можно…

— Разумеется, бюджет — триста тысяч и ни гроша больше. Думаю, часть актеров согласится работать бесплатно. Мы ведь знаем, в нашей маленькой стране только дай им возможность сниматься — и они прибегут. Что делать, в определенных сферах мы еще не избавились от былой провинциальности. Кстати, по-моему, даже Равиталь Кадош не против участвовать бесплатно, только позволь ей раз-другой обнажить свои груди.

— Равиталь Кадош? — Итамар понятия не имел, кто это такая.

… Возможно, на него повлияло не только слово «благородно». Итамар, с его богатым воображением, наверно, ожидал увидеть перед собой некоего двойника Бенциона Апельбаума — своего первого «мецената», подарившего ему новую скрипку. Итамару тогда только исполнилось девять.

«Ты обязуешься играть с открытым окном, и я буду получать удовольствие от своего капиталовложения», — сказал ему Апельбаум глубоким мелодичным голосом. Итамар остро воспринимал все происходящее вокруг и запоминал впечатления на всю жизнь. В детские годы в Иерусалиме он проводил долгие часы в доме у соседа, слушал пластинки с записями классической музыки и перелистывал многочисленные книги по искусству из богатой библиотеки Апельбаума.

— А чему ты удивляешься? — Голос Каманского вернул Итамара к действительности. — Да, сиськи у нее порядком обвисли. Ну и что? От этого сломается твоя камера? Даже не идеальная нагота — тоже искусство, а мы должны считать каждый грош. А может быть, как говорят многие, именно не идеальная нагота и есть искусство. Тебе придется немного изменить сценарий в этом месте, но такую цену стоит заплатить. Нужна осмотрительность.

— Но если вы считаете, что трехсот тысяч долларов хватит, то почему же…

— Несомненно. Но каких трехсот тысяч? Сумма сумме рознь. Если бы ты не провалился на экзамене на аттестат зрелости, то, наверно, понял бы, что у каждого доллара из этих трехсот тысяч есть свой особый вес. Триста тысяч для произведения вроде твоего — это ценность, это доллары для кино, у них нет другого назначения, кроме кино. Если они не пойдут на твой фильм, то пойдут на другой. У моих же трехсот тысяч по сравнению с теми — другой, так сказать, удельный вес, совсем иное качество. Это деньги созидающие. С одной стороны, они дадут возможность получить подарок академии. (Кстати, это их удивительное «удваивающее» свойство может проявиться через неделю-две. Все зависит от твоего поведения на заседании комиссии.) С другой стороны, когда я заберу их обратно, — не волнуйся, Итамар, не заберу прежде, чем ты получишь подарок от академии, — они выступят в иной роли: вложения, акции, проекты. Они подрастут, полезут в гору, помогут нам заработать… Ладно, я слишком увлекся, унесся далеко в будущее.

— Но…

— Опять «но». Когда ты прекратишь эти свои «но»? Я кладу тебе в руки свои кровные денежки, верю в тебя — и все, что ты можешь сказать мне, это «но»… Ты даже не узнал до сих пор, что именно их не устраивает в твоем сценарии. Иди к ним и послушай, у них есть, что тебе сказать. Иногда нужно уметь слушать, ты молод и, по-видимому, еще не научился этому. Их стоит послушать, они замечательные люди. Ты, вообще, знаешь, кто они, члены академии? Доктор Ицхак Авиталь, человек очень образованный, ученый, член консультативного совета по присуждению премии президента; он, так же, как и я, заседает в комиссии Гистадрута[3] по присуждению премии «Серп» за достижения в труде и общественной деятельности. Он автор монографии «Строительство у ацтеков в связи с проблемой десяти утерянных Израилевых колен» и еще ряда важных исторических исследований. Кого только там нет! Профессор Ярив Хофштеттер, известный деятель в области просвещения. Кстати, он редактировал последний выпуск сборника «Симаним» и снабдил его длинным предисловием. Ты, случайно, не читал?

— Нет, не читал. По правде говоря, был занят работой над сценарием и поэтому почти ничего не читал в последнее время.

— Жаль. Ирония судьбы — я, простой бизнесмен, как раз стараюсь постоянно быть в курсе последних культурных достижений. Такова уж наша еврейская традиция.

Каманский подошел к книжным полкам.

— А ты, уже можно сказать принадлежа к нашей культурной элите, — он стал копаться в книгах и видеокассетах, — не потрудился даже нюхнуть изумительные запахи, доносящиеся из нашей интеллектуальной кухни.

— В отношении академии…

— Я и говорю об академии. «Масада: зеркало и миф» — так называется сборник. В нем напечатаны статьи ведущих психологов, занимающихся проблемой коллективных самоубийств. Я не нахожу его здесь, жаль! — Каманский снова плюхнулся в свое кресло. — «Мыслительную работу по редактированию проделал сам Хофштеттер» — так сказал Звулуни. Он встретился со мной, чтобы узнать, смогу ли я посодействовать ему в получении у министра иностранных дел должности культурного атташе. Не важно в какой стране, только по возможности не в Африке. Разумеется, лучше в Европе или США, хотя Южная Африка тоже не исключается. «Мыслительная работа» — именно так сказал Звулуни. Не нужно тебе объяснять, что писатель с мировым именем тщательно подбирает слова и не бросает их на ветер. Теперь ты видишь, какого калибра люди заседают в академии. Конечно, я не могу тебе обещать, что все они придут на встречу с тобой. Менахем Мурам, писатель и драматург, наверняка будет — у него в высшей степени развито чувство ответственности. Только помни: судьба нашего фильма зависит от этого заседания. Знай, что у Миши Каганова, фильм которого «Незрелый виноград» тоже финансировал я, возникла небольшая проблема. В конце концов он таки внес изменения, и они дали пятьсот тысяч. Но то был совсем другой фильм — мюзикл, ты же знаешь. Мы истратили только четыреста тысяч и остались с чистой прибылью еще до того, как картина вышла на экраны. Так вот, как я уже сказал, Каганов исправил и… Ну, остальное ты ведь знаешь. Это уже принадлежит истории.

III

Каманский оказал честь Итамару, проводив его до самого выхода из отеля. Там, возле крутящейся двери, он подбадривающее похлопал его по плечу и пожелал успеха на встрече в академии.

Итамар на минуту остановился под вывеской, размышляя, куда бы пойти. Он устал, и ему хотелось пить — а в этот полуденный час во влажном воздухе уже скопилась духота. В конце концов он решил выпить чего-нибудь прохладительного в соседнем кафе. «Как можно делать фильм, будучи зависимым от такого человека?» — думал он, переходя дорогу.

Все столики, вынесенные на тротуар перед кафе «Дрейфус», были заняты. В какой-то момент Итамару показалось, что пара туристов, покончивших со своим мороженым, собирается уходить, но тут он услышал, как мужчина стал читать своей спутнице вслух по-английски «Путеводитель по Святой земле»: «Если вы хотите почувствовать особую атмосферу этого многокрасочного города, — читал он, — нет ничего лучше, чем просто прогуляться. Разве не удовольствие посидеть недалеко от моря в одном из кафе на улице Кальман? За приемлемую цену можно заказать кофе и пирожное в знаменитом кафе «Дрейфус»; нежась под ласковым солнцем и восхищаясь типичным средиземноморским пейзажем, вы почувствуете электризующую, даже немного космополитическую атмосферу, царящую здесь. Кто знает, может, в этот самый момент, между глотками вина, принимаются судьбоносные решения в сфере политики, бизнеса или культуры этой маленькой, молодой и бурлящей страны».