Саваоф. Книга 2 - Александр Мищенко

И иное совсем дело, когда созидает пространства духа, острова культуры и интеллигентности в кипящем море самовлюбленного бизнеса и децибельных концертов для увлеченных поп-искусством недорослей ошеломительно обаятельная, «вольнодумной глубины» певица Елена Камбурова и в сообщества ее друзей естественно вливаются, изживаясь в них искренностью, с донца души идущей, Венеамин Смехов и Алеша Петренко, Александр Филлиппенко и Никита Высоцкий, Юрий Рост и Владимир Дашкевич, Инна Чурикова и Юрий Норштейн, Эльдар Рязанов и Дмитрий Харатьян, Андрей Макаревич и Константин Райкин, игуменья матушка Ксения и другие.

На интернет-холме, в Гайдпарке, то бишь, зазвучало надыси про ненавистное мне понятие «жлоб». Дружок у меня есть прелестный, ныне бурила Оскар Хабиденов, по мне самолучший казах-русист в Сибири из учителей родом. Не мог не вспомниться мне в этот момент Виктор Петрович Астафьев. Как разумею я, он являет собой живое подтверждение афоризма Уистена Хью Одена: «Только второстепенный писатель может быть идеальным джентльменом: крупный талант – всегда в некотором роде хам… Умение хорошо держаться – неопровержимый признак бездарности». А их – стаи, которые терзали писателя на закате его дней. Завидуя писателю, бездари тешили себя надеждой, что он плохо кончит… Тот же мог бы им крикнуть: «Не дождетесь!» Вот и упокоился Астафьев в Овсянке. И крест на его могилке вопиет будто б: «Не дождались, братья!» Достойно ушел в «вечный строй» писатель-фронтовик, недреманная совесть России.

Но что есть совесть, если основательно помыслить о ней в век, когда наше мышление все шире и дале, как говорится, проницает квантовые начала жизни? Совесть, как я мыслю о ней, вездесущна, как любовь, и как любовь же являет собой подобие нейтрино, предсказанных Паули Вольфгангом. Те веса не имеют, а являют собой основания Мироздания. Ученые открыли три вида нейтрино. Серьезная научная информаия. В обсуждении ее в Сети мне показались интересны два отзыва. Галина Бондаренко: «Всякая посредственность всегда опорочит то, что не входит в рамки её понимания»… И такое заявление прозвучало. Евгений прозвище Могила: «Науку двигают только лишь те, кто может мыслить в разных ракурсах». Я как топограф смею сказать: в геодезии (и в артиллерии, в частности) существует метод засечек объекта с трех точек. Это очень надежный репер для заявы о трех видах нейтрино и о трех ракурсах. Разные ракурсы дают познать объемность и глубину явления. Покоряя все возрасты и пространства, пронизывает совесть все наше бытие. Бессильны перед нею все препятствия. Законы, установления и декларации. В любой момент она может куснуть человека. Как рысь, висит всегда на загривке его. И если говорить о ней в связи с писательскими делами, то есть для меня лично читатель-совесть. Не могу избавиться от присутствия его даже в моем кабинете. Ходит он маятно будто б по комнате. На балкон выйдет. Не покурить (кажется, он не курит). Ждет просто. Вновь вернется назад. Ожидает, когда я ему приуготовленный какой-то кусок прочитаю. Поэтому и тревожусь. Неизбывно живет во мне этот вопрос: «А что скажет Валентин Распутин?» Хотя мне интересно знать, что скажет о романе и Оскар Хабиденов (самое то ему теперь жить в моем романе) помнишь, друже, как сочинили мы дуэтно: «Ходили чаши по рукам в день именин Оскара», что помыслят в лесостепном Приишимье, там, где вырастали, как березовые колки, ранние мои очерки и рассказы, его земляки, генерал ветеринарных дел Сергей Васильевич Деркач со свет-Катериной. Надевал я его фурагу с приговором: Тяжела-то шапка Мономаха, удержать не просто… А талантливый рыночник на крестьянской ниве Владимир Леонидович Ташланов, демократичнейшая душа и умница Владимир Иванович Барабанщиков. И Витя Курочкин еще, являющий собой эпоху «Аннушек». Только Курочкину с его отзывчивостью на боли всего живого доверяли возить цыплят. Он это гонялся за полярным сиянием на Ямале, и он повторил полет Чкалова под мостом через Иртыш у Тобольска. И ему за успехи Ишимского аэроклуба жал руку сам легендарный Покрышкин. Пошутил тогда Курочкин: «Неделю руку не буду мыть».

– Атлёт! – восхищенно сказал прославленный летчик. Это прекрасный финал шутки. Бывает же не до шуток после шуток. Вот реальный факт из жизни. Развод с женой по-быстрому? Нет ничего проще! Этот любитель внезапных и весьма сомнительных шуток добился разрыва отношений очень быстро. Нет, он не тратил свои нервы, доводя семейные ссоры до апогея, и не зевал часами в кабинете юриста. Все, что он сделал, – это подкрался на своем автомобиле к взятому на буксир грузовику и разбудил задремавшую жену криками «Черт!!! Эта фура летит прямо на нас!» Перченая шутка стоила этому парню кольца. И пары передних зубов в придачу…

Будто легкий ветер, шумит мотор, и в моем сознании вспыхивает, как взял меня Витя Курочкин в полет на спортивном самолетике ЯК-52.

И кувыркались мы с ним, как голуби-турпаны над Ишимом, над тысячеозерьем здешней лесостепи. Крутую музыку завел пилот Курочкин для друга-писателя. И выделывали мы фиоритуры в небесах, исполняя «абракадабру». Это славно, громадьяне. Но когда встречаешь подобное в литературе, в заумных творениях критиков, дрожь с холодком охватывают позвоночный столб, судите сами: «Обеспеченность литературной формы духом аксиологии своего народа, исповедальностью и ответственностью художника перед высшими силами и самим собой обеспечивают органику бытования канонических форм за пределами поэтики художественной модальности, которой, вопреки утверждениям исследователей (Н. В. Цимбалистенко), нет в культуре творчества первого послевоенного поколения ненцев и ханты. Защищая свою среду обитания, писатели защищают богов своей природы и свою связь с этими богами, наличествующими в мире родных для них территорий». Бред наукообразия тут явно наличествует, спору нет. Самое печальное, что процитирвал я тут своего товарища. Это он дал в мудрёной своей работе «Русский мир в отечественной литературе: этнофилологический аспект». Читаешь ее, и волосы дыбом встают. Думаешь, что голимый дурак ты, коль не разумеешь такую НАУКУ. Истинно, абракадабра.

Фигура это высшего пилотажа – во всех допустимых плоскостях, тут и штопор, и петля, и полупетля, и бочки правая и левая, и переворот через крыло, и поворот по вертикали, и перевернутый полет, и обратный штопор, и петля с бочкой, и бочка на тангенсе в 45 градусов, и бочка на снижение. Шли затем строго по нитке, не делая крена. Потом Витя энергично брал ручку на себя, и мы без задира взмывали вверх, выдерживая края на вираже. Думала нога пилота при вращении бочки на ноже. Потрясающим был коэффициент моего обалдения. Колесом крутились и переворачивались перед моими глазами вокзал, элеватор, центральная городская улица Карла Маркса с трехрядьем яблонь-кислиц по сторонам.

По этой улице по призвучию из хабаровского детства – Курлы-Мурлы я ехал на свадьбу свою. Здесь сфотографировался на экран моего зрения хвост пролетающей в окрестностях Земли кометы Галлея, которая летела и над головой Канта.

ПРИМЕР КАНТА

И напрасно ссылаться на пример Канта, никуда не выезжавшего, ничего не осматривавшего, не делавшего туристических заметок, не оставившего дневника путешественника, не делившегося с друзьями впечатлениями об увиденном, не составлявшего альбомы зарисовок. Фотография тогда еще не родилась, хотя уже родился Дагер, но если бы эти двое поспешили, ничего бы не изменилось. Кант все равно не сделал бы себе имени великого путешественника, и даже путешественником его было бы трудно назвать. Возможно, он совершал недолгие прогулки за городом, но этого мало, чтобы отнести человека к разряду путешественников. Слышал ли он во время одной из своих прогулок по берегу Балтийского моря крик? Слышал ли он вообще крики? Или его слух был настроен только на шепот, подобно тому, как его зрение было настроено на темноту, где он видел столько, сколько обычному человеку не увидеть и днем? О том, что он наблюдал комету Галлея, нет никаких сведений, хотя вероятность этого велика, ему было уже за тридцать, и он вполне мог испытывать интерес к небесным явлениям, подражая в этом своему сверстнику Иоганну Паличу. Неподражаемый Кант подражает крестьянину Паличу! Мог ли он подражать кому бы то ни было? Очень сомнительно. И лучше оставить эту гипотезу, приняв за факт, что Кант никогда не наблюдал комету Галлея, хотя она в течение трех дней стояла, висела, летела у него над головой. (Дюринг Евгений. След в след С. Беккету).

И церковь еще, собор, мэрия, квадраты жилых кварталов, пушки в военном городке, лента Ишима, зеркала озер. В вертикаль восстала водная гладь одного из них с карасем-городом очертаниями, совсем не случайно попавшим в герб его. Сартикулировалось в тот момент в моем сознании: «И уже вертикальны воды», встал на ребро будто знаемый мною Тихий океан в Апокалипсисе, опрокинулся в вертикаль, как у стартующей в космос ракеты, огненный хвост Галлеи в картинке сознания. Внутренности мои то опускались, то вдавливались в грудную клетку, то я их просто не чувствовал. В какой-то момент мы по вертикали поползли вверх. Вдруг словно оборвалось что-то: я перестал слышать натужный гул мотора. Стало тихо-тихо, у меня, кажется, исчез вес, я завис и стал будто б бесплотный, как ангел. Потом были свистящий штопор и бочка на птичьей уже высоте, после которой мы перешли в парящий полет и ощутил я себя чайкой. Плыл какой-то безмолвной музыкой, пела каждая клетка моего тела, и время вроде бы остановилось. Подобное почувствовал в себе и за штурвалом «тушки» некогда: я будто, превзойдя всевышнего, рулил временем и Эвклидовой геометрией и вьяви жил в биокомпьютерном будущем человечества. Дал тогда мне друг Володя Джугашвили, светлая ему память, порулить лайнером из левого кресла, а шли мы в полете большим кругом: Тюмень-Москва-Ухта-Ягельный-Тюмень…