Плохие мужчины - Джули Мэй Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В принципе я запросто могла бы уехать в закрытую английскую школу – стоило только попросить, однако предпочла остаться с сестренкой. Как знала, что этот день наступит…
Я переступаю по персидскому ковру, затем шлепаю ногами по плитке. Столько раз вот так ходила – тропинку протоптать можно. Летом Гарольд в Нью-Йорке жить не любит. Обожает морской воздух, яхту и открытый бассейн во дворе – это его маленькое водное царство.
Бассейн отгорожен от дома высокой живой изгородью. Обхожу ее сбоку. Отчим уже в воде. Блаженствует в глубоком углу, у трамплина, упираясь руками в бортики, болтает ногами.
Гарольд Лион – красивый мужчина. Сто раз это слышала с тех пор, как мама вышла за него замуж. Впрочем, сама я на этот счет мнения не имела – была совсем малышкой. Шевелюра у него песочного цвета и редеть, как у предков на портретах, еще не начала. Глаза бледные, а ресницы такие светлые, что выглядят почти белыми. Он постоянно занимается своим телом, поэтому подтянут и силен. Грудь Гарольда покрыта веснушками; посередине грудной клетки поросль песочных же волос – кудрявых и пружинистых, не таких, как на голове.
Мама его любила. Я ее чувств никогда не разделяла и теперь стараюсь смотреть на отчима словно со стороны – тогда не так больно.
Услышав шаги, Гарольд поворачивается и сдвигает брови:
– Я просил прислать твою сестру.
– Сюзи ты не получишь!
Останавливаюсь в полуметре от бассейна, у самого угла. Стою, поджимая пальцы на холодном бетоне. Сегодня прохладно. Кожа покрывается мурашками; соски твердеют и торчат сквозь верхнюю часть купальника, словно пули. Груди у меня по большому счету нет. Для своего возраста я высокая, да и ноги здорово выросли, однако плавные изгибы, как говорят в журналах, еще не сформировались. Месячных у меня пока не было, хотя книжки, которые мне разрешают читать, утверждают: вскоре я ступлю на зыбкую пугающую дорожку, ведущую к взрослению.
Вероятно, поэтому Гарольд меня больше и не хочет. Скорее всего, мои показные заплывы и любые иные меры здесь ни при чем. Дело в природе, в предопределенности, которая управляет нашим развитием.
На дворе сентябрь; листва уже желтеет. Гарольду принадлежит огромный, засаженный деревьями земельный участок – где он кончается, из окна не разглядишь.
– О чем ты? Я просто хотел поплавать.
Он ухмыляется. Именно от него я научилась особенной уловке: говоришь одно, а подразумеваешь совсем другое. Вроде как лжешь и в то же время заставляешь окружающих делать вид, что они в эту ложь верят.
– Ты не посмеешь ее использовать. Меня – пожалуйста. Даже прикинусь, что мне нравится, если тебе от этого лучше. Сюзи ты не тронешь.
– Не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Она называет тебя папочкой, а я к тебе так никогда не могла обращаться.
– Ну да, я ведь ее отец.
– Не настоящий отец!
– Серафина, не будь такой упрямой. Приведи сестру.
– Нет!
Теперь он смотрит мне прямо в глаза, и его лицо искажено от гнева и неудовлетворенного желания.
Я сжимаю челюсти – чтобы не стучать зубами. Напоминаю себе: стыдиться нечего, я делаю это ради сестры. Никто меня не видит, никто ничего не слышит, иначе эта история кончилась бы давным-давно.
А может, и нет. Гарольд – сильный мужчина, а мы всего лишь маленькие девочки.
Он сурово хмурится. Раньше отчим меня уговаривал и задабривал. Обещал все на свете. У меня полная комната игрушек, к которым я ни разу не притронулась; в шкафчиках лежат горы шоколадок, однако я их даже не пробовала.
– Не пытайся казаться взрослой женщиной. Это просто нелепо. Посмотри на себя: кожа да кости. Кто на тебя позарится? Ты страшненькая девочка и вырастешь в страшную женщину.
А я слышу совершенно другое – то, что он говорил тысячу раз здесь, в бассейне, где его голос отражается эхом от керамической плитки.
«Моя девочка, моя маленькая красавица, моя тайная страсть…»
Представляю, как он бормочет то же самое моей сестренке, которая еще не знает правил игры. Сюзи, уверенной в том, что стоит лишь пожелать – и желание сбудется. Сюзи невинна и счастлива – все чувства напоказ, а так нельзя.
Я приседаю на корточки, отталкиваюсь и прыгаю на Гарольда. Пусть заткнется! Растопыриваю пальцы и вцепляюсь ему в лицо. В глаза не попадаю, получается лишь оцарапать ногтями щеку, зато застаю его врасплох. Он резко откидывает голову и с силой ударяется затылком о трамплин; его зубы клацают.
Раздается влажный хлюпающий звук.
Разумеется, Гарольд сильнее и больше, но я чувствую, как обмякло его тело, как оно погружается под моим весом в воду.
Хотя его голова под поверхностью, сознание он не потерял. Наверное, за годы я изучила Гарольда так, что читаю его, словно открытую книгу. Он поражен. Я сверху, и у меня преимущество: можно сесть ему на шею, сомкнуть бедра и давить вниз. Руками упрусь в бортик и использую всю свою силу – зря, что ли, столько плавала кролем? Покажу, что я уже не та маленькая девочка…
Гарольд борется. Его пальцы судорожно хватают меня за бедра. Ну, тут ничего нового. Цепляется за низ купальника, а его затылок упирается мне в то место, которого он много раз касался с властностью собственника – словно получил на него права, женившись на маме.
Воздух выходит из его рта смешными пузырьками, словно Гарольд пускает под водой газы.
Мое хихиканье разносится в холодном воздухе. Он беспомощен – давит снизу, пытаясь вынырнуть, а я осознаю: вот что значит взросление. После первых месячных мое тело станет приобретать женские формы, и тогда я смогу изменять правила. Обрету силу, которая позволит все исправить.
Чудесная наступит жизнь…
Гарольд прекращает сопротивление гораздо раньше, чем я предполагала. Еще некоторое время удерживаю под водой его безвольное тело. Разглядываю вечнозеленую тисовую изгородь. Было время – я готовила волшебные зелья: набирала банку воды из бассейна, бросала в нее красные ягоды тиса и давила их палочкой, пока на поверхность не всплывут коричневые семена, а вода не приобретет цвет крови.
Мама говорила: плоды тиса ядовиты и воду из банки ни в коем случае пить нельзя. Не догадывалась, что ее муж и бассейн куда опаснее, чем какие-то ягоды. Умерла она слишком рано. Я нашла ее в кровати – мертвую, но прекрасную.
