Игры Мастеров. Мастер стратегии - Кирилл Манаков

– Друзья! – герцог сознательно использовал слово «друзья» вместо традиционного обращения «гере» – это придавало речи искренность и убедительность, – Друзья! Мы собрали войско, которого никогда еще не видел мир. Объединившись, мы сотрем с лица земли не только самого кровавого деспота, но и память о нем. Мир и спокойствие вернуться в дома наших людей, с эпохой варварства будет покончено. Важно, чтобы мы не повторяли прошлых ошибок. Нельзя допустить разобщенности, – он посмотрел на притихших потупившихся баронов.

Когда полгода назад он предлагал объединиться, те только рассмеялись. Каждый считал, что сам способен справиться с любым врагом. Кто только не пытался попробовать на прочность баронские гнезда! И где эти захватчики? Кормят воронье под стенами замков…

Но сейчас, когда на месте каменных цитаделей как гнилые зубы торчали развалины башен, оставшиеся бароны сами привели дружины. И ни один из них больше не требовал поста командующего и особых привилегий.

Герцог заранее заготовил речь. Пространную, дипломатичную, выверенную – в искусстве владения словом он не уступал лучшим ораторам Марона, способным несколькими словами воодушевить или наоборот успокоить многотысячную толпу. Но, увидев обращенные на него взгляды, понял, что все высокопарные фразы, хитрые словесные обороты, намеки, недоговоренности – все это не имело смысла. Ради победы он готов на многое, даже отказаться от верховного командования. Но сейчас в этом не было необходимости. Ему верили, на него надеялись, несмотря на сегодняшний разгром…

Еще раз оглядев союзников, он поднял кубок и тихо произнес:

– За победу.

Десятник личной охраны герцога почувствовал слабое движение воздуха и резко обернулся. Все спокойно. Стоящий в нескольких шагах караульный, отсалютовал мечом, показывая, что все видит. Десятник покачал головой – после трех суток, проведенных в седле, что угодно может померещиться, вон, боец из десятка Крукса доложил, что встретил духа своего деда, беседовал с ним и получил несколько дельных советов по поводу организации питания в походном лагере. Пришлось отправить бедолагу отсыпаться, а вслед за ним – еще восемнадцать человек. Однако бдительности терять нельзя, и десятник продолжил обход постоялого двора, окруженного тройным кольцом охраны – бойцами герцога, косматыми, похожими на медведей дружинниками баронов и молчаливыми кочевниками с длинными луками за спиной. Внезапно его накрыло странное ощущение того, что он допустил непоправимую ошибку и пропустил нечто очень важное…

«… призвал на помощь демонов ночи. Благородный Герцог Маронский, архистратиг Монт Грифест, великий хан племен Маалек и пятеро его сыновей, бароны Лист, Мау, Хруфосс, Брекк и Фаус, а также полтора десятка людей из числа слуг, приближенных и стражи были убиты в ночь третьей луны второй трети весны на постоялом дворе «Веселая русалка» близь Серебряной Долины. Демон в обличье человека проник в дом и расправился со всеми, кто там находился. Он двигался быстро, как выпущенная из лука стрела, и бесшумно, как тень летучей мыши. Лучшие воины не смогли противостоять ему и пали под ударами черного клинка.

Узнав о страшной смерти предводителей, войска пришли в смятение. Кочевники повернули орды назад в степь, а дружинники баронов схватились с городским ополчением, обвиняя друг друга в измене.

К полудню следующего дня в Серебряную Долину вошли имперские легионы…»

Опустившийся на одно колено человек низко склонил голову.

Император смотрел на него сверху вниз. Покоритель Вселенной был весьма невеликого роста, а сапоги с высокими каблуками и толстой подошвой лишь отчасти скрывали этот недостаток. Именно поэтому он предпочитал разговаривать с коленопреклоненными собеседниками, а вне дворца никогда не появлялся пешком – только верхом на черном коне.

– Я хочу, чтобы ты услышал это первым, – сказал Император, – с этой минуты меняется все! Я владею этим миром, и посему надлежит именовать меня «Владетель». Императора больше не существует.

– Да… Владетель.

Владетель заложил руки за спину и стал неспешно прохаживаться по гулкому залу. Звон подкованных каблуков о гранитные плиты и звуки его голоса многократно отражались от стен и создавали удивительную музыку – успокаивающую и завораживающую.

– Мне передали твое пожелание. Признаться, я удивлен. Я хочу, чтобы ты повторил свои слова. Здесь и сейчас.

– Да, Владетель. Я прошу свободу.

Владетель остановился и резко обернулся.

– Вот как? Но разве ты невольник?

– Я невольник твоего слова, Владетель.

В голосе Владетеля появились нотки, от которых дрожали от ужаса самые мужественные и ломались самые сильные:

– Все невольники моего слова. Все. Ты хочешь быть равным мне?

– В свободе – да.

На мгновение лицо Владетеля исказила гримаса, и показалось, что сейчас он шевельнет пальцем – и немедленная кара настигнет наглеца. Нет ничего проще – из узких бойниц на каждого вошедшего в личные покои была нацелена дюжина арбалетов. Никто из правителей не мог позволить себе ничего подобного – вдруг какой-нибудь стрелок в один прекрасный момент решит переменить цель? Но, слава Создателю, Мастера позаботились, чтобы верность Гвардейцев-арбалетчиков стала нерушимой.

Стоявший на коленях человек прекрасно знал, какой угрозе подвергается его жизнь, но ни словом, ни жестом не выдал волнения. Он смотрел на Владетеля, ожидая ответа с безмятежным спокойствием.

Владетель же понимал, что за этим спокойствием скрывается сила, границы которой неизвестны. Мастера предупреждали, что управление Убийцей требует мудрости и особого искусства. Для этого мальчишки Слово – не просто закон, а часть человеческой сущности. И если имел неосторожность обещать выполнить любое желание, то теперь просто так отказать не получится. И что делать? Приказать уничтожить его? Владетель отдавал себе отчет, что перед ним – самое совершенное оружие, когда-либо созданное людьми. Он знал, что Убийца сотворил с лучшими воинами герцога. Нет, избавиться от такого может оказаться очень непросто… даже рискованно. А к риску повелитель Вселенной относился с большой осторожностью.

Владетель резко повернулся к Убийце:

– Хорошо! Слушай же Слово Владетеля!

I

– Вы не могли бы как-нибудь ускорить свои мыслительные процессы? А то, гере Рюмпель, боюсь, когда вы решите сделать ход, мы все успеем состариться, – Плумкис откинулся на спинку стула, сложив руки на животе и всем своим видом демонстрируя крайнюю степень неудовольствия.

– И, правда, – сказал гере Крум, – вы бы поторопились, Рюмпель, а то, знаете…

Я вздохнул, наугад выбрал карту и бросил на стол.

Плумкис захохотал так, что задрожали цветные стекла в витраже, изображающем сурового вида мужа со свитком в одной руке и гусиным пером в другой. К нему присоединился Крум, выводя тоненьким голосом замысловатые рулады. Странное дело – когда Крум говорит, голос его звучит совершенно нормально, а когда смеется, то переходит на визг, приличествующий какой-нибудь базарной торговке, а не почтенному асессору из муниципальной Канцелярии.

Сидевший чуть в стороне младший советник Докс, вытянув шею, выглянул из-за кипы бумаг и беспокойно завертел головой. Он был существом безобидным и до невозможности трусливым, и я понимал, что сейчас душа его разрывается между желанием угодить Плумкису и боязнью причинить неудовольствие мне. Поэтому он изобразил на лице сложную гримасу, призванную удовлетворить всех, кто соблаговолит остановить на нем свой взор.

Я терпеливо ждал, пока Плумкис закончит смеяться. Увы, я еще не так хорошо разбирался в триксе, чтобы понять причину смеха моих партнеров. Что поделать – старший советник Плумкис – он такой. Непоколебимый в убеждениях, с характером твердым, как гранитная скала. К тому же его двоюродная сестра замужем за вице-бургомистром, так что даже сам гере начальник Канцелярии вынужден считаться с суждениями уважаемого старшего советника и снисходительно относится к его маленьким слабостям.

– Ну, вы и сходили, – заливался Плумкис, вытирая выступившие слезы, – надо же сообразить выбросить двойку против «квадрата» на третьей раздаче! Помилуйте, Рюмпель, вы, верно, хотите уморить нас со смеха, ибо иного варианта отыграться у вас попросту нет! Вам надо было класть семерку на «крест»! Нет, право слово, вам нельзя садиться за трикс. Или нет, Рюмпель, садитесь! Давайте на ставочку – хотя бы по серебряному на фишку? Решайтесь! По серебряному, а?

Я смотрел на него, улыбался и чувствовал, насколько жалкой получается эта моя улыбка. Что делать, разве можно запретить гере старшему советнику высказывать мнение о молодом переписчике, без году неделя пришедшем на службу? Я ведь еще даже не асессор! А многоопытный гере Плумкис служит уже третий десяток лет, пересидел трех бургомистров и пятерых начальников Канцелярии, ему эти дубовые столы и шкафы с бумагами знакомы лучше, чем собственная спальня. Он может с закрытыми глазами определить, на какой полке лежит любой свиток, кем и когда он был составлен и наизусть, без единой ошибки, пересказать содержание!