Именем Корпорации! - Марк Романов

Нет? Прекрасно. Фем-леди, спасибо.

Если прекратить всякий обмен информацией и энергией между душой и миром, мы получим мёртвое замкнутое пространство, в котором тихо идут процессы разложения и гниения трупа. Трупа вашей души, отягощённого тщетным телом.

Я не призываю вас к анархии и революции, упаси Господь. Полная свобода так же вредна, как и полная герметичность и погружение в рамки, навязанные извне. Продолжая метафору, мы сносим все стены, потолок, пол и подвальный этаж подсознания со всеми плавающими там скелетами, крокодилами и комплексами. И остаёмся открыты всем ветрам и временам года – лету, зиме. Проливной дождь прекрасен, особенно – в летний зной, но вот осенью… Или весной – это уже не комфортно.

Мы все бессмертны. Просто не закрывайте окна своей души, и не затворяйтесь в пределах своего тела, не замечая, что вас тянет наружу. Живите, как хочется. Как хочется вашей душе.

Аплодисменты, хохот и свист.

Выдержка из стенограммы выступления д-ра Спенсера 11 января 2031 года, исследовательский институт Интуит-Плаза, Параллель, третий радиус.

– Добрый день, Спенсер! – Кловис Инульгем ввалился в комнату, широко распахнув дверь, и от души поцеловал пискнувшую голограмму секретаря. – Я слышал, ты вчера роскошно выступил в этом бардачном замке, как его, Проститут-Глаза?

– Интуит, Кловис, Плаза… – доктор выключил секретаря, и развернул кресло к нежданному визитёру. – Напомни мне в следующий раз запрограммировать контур охраны на отстрел тебя, твоих двойников и аватар.

– Хе, хе, хе, – разделяя слоги, издевательски произнёс Инульгем, падая в оранжевый шар гелевого кресла, и протягивая свои длинные ноги, обтянутые кожей щегольских ковбойских штанов, к иллюзорному камину. – Знаешь, друг, ты тут совсем раскис, я посмотрю… Что, укатали письку крутые сиськи? Или твой одинокий воин ещё стоит по утрам, озирая окрестности?

– Иди ты в… анус, – Спенсер сдвинул брови, и поправил сползшие манжеты. – Всё такой же озабоченный, как я вижу. И всё такой же одинокий, нет?

Теперь вспыхнул Кловис, пробурчав что-то себе в усы. Покрасневшие уши алели из-под надвинутого на лоб стетсона, словно фонари «весёлого квартала» Параллели 1860Г. О, а раздувавшиеся ноздри узкого носа ясно показывали, что доктор попал точно. Как из длинноствольной винтовки в монетку за триста шагов.

– Ладно, оставим дела наши скорбные в ведении богов и меньших их, – примирительно произнёс Спенсер, касаясь сенсора на кресле, и перемещаясь поближе к своему гостю. – Чего от меня нужно конторе на сей раз? Предупреждаю, я не скоро смогу действовать в полную, кхм, силу. По ряду обстоятельств, связанных с предыдущим заказом…

– Спенс, так ты ещё не…? – Кловис ещё сильнее надвинул шляпу на глаза, но потом щелчком подбил её вверх, и внимательно окинул своего собеседника цепким взглядом карих глаз. «Колени, таз, спина… М-да, неудачно я зашёл». – М-м-м, понимаю… Полковник передавал привет. И пожелания скорейшего…

– Передай полковнику, что я рад его словам, и не мучай себя. Я знаю, как плохо тебе даются слова сочувствия, друг, – доктор указал на свои ноги, и криво улыбнулся. – Я именно потому остановился в этой параллели, самой удаленной от Центра из доступных мне. Здесь хотя бы медицина эффективная. Нанотехнологии, парапластика, нейронная хирургия, протезирование… Ещё полгода, и встану на ноги.

– Выздоравливай, друг, – Инульгем ловким жестом выхватил из-под полы своего кожаного пальто плоскую фляжку, и бросил её в доктора. Тот взял её из воздуха, словно она была неподвижна, и вопросительно посмотрел на Кловиса. – Чистый яд, сэр!

– А, эликсир доктора Бориса… – понимающе протянул Спенсер, отвинчивая колпачок и осторожно поводя ладонью над горлышком. – Да, это поможет.

Бултыхаясь в силовом геле кресла, Кловис помолчал, и осторожно спросил:

– Док, ты, случайно, не собрался тут осесть с концами? Лекции, выступления, публичная, мать-перемать, жизнь… Жениться не надумал ещё? Местные девчонки должны писаться кипятком от твоей привлекательности…

– Нет, мон ами, не собрался. Дождусь выздоровления, потом устрою несчастный случай при невыясненных обстоятельствах, и… Здравствуй, дорога! – Радостный тон доктора контрастировал с его практически неподвижным лицом, на котором, казалось, по-настоящему жили только глаза. Сейчас в них читалась чистая ярость. – Только бы дотянуть ещё до отправления…

– Дотянешь. Я видел достаточно, и, поверь моему длинному носу, ты – дотянешь… – Инульгем рывком поднялся из кресла, дождался, пока гель стечёт в пол, и вежливо поклонился хозяину. – Спенс, мы ждём тебя. Полковник ждёт. А он редко это себе позволяет – ждать людей…

«Зато он их позволяет жрать. В переносном, разумеется, смысле. Выедать мозги тупой солдатской ремённой пряжкой… А ты стоишь по стойке „смирно“, и медленно подходишь к мысли, что обгадиться в кабинете руководства – это не такая уж и плохая идея. По крайней мере, говно можно будет смыть… потом. Потом и кровью, как говорится…» – Спенсер внимательно смотрел, как Кловис распахивает ногой дубовую дверь, и вываливается наружу, в холл, где его уже ожидают два охранника делового центра. Доктор прекрасно знал, что после часа или двух разбирательств его шутливого друга отпустят, просто чтобы он прекратил доводить окружающих своими идиотскими выходками…

Дверь со скрипом захлопнулась, дрожа. Автоматика пищала, жалуясь на виртуальные боли в фантомных цепях. За окном медленно снижался транспортный дек, готовясь к посадке в порту недалеко от города. Гул его двигателей напоминал Спенсеру о другом корабле, который сейчас стоял в заброшенном «стойле» орбитальных доков, терпеливо ожидая своего хозяина… А тот, затянутый делами и внезапно пошатнувшимся здоровьем, совсем забыл о верном «Ланцете». И о полётах.

«Мне так давно не снилась Бездна…» – доктор подъехал на кресле к панорамному окну, и приоткрыл створку. В лицо пахнуло свежим ветром, и запахами большого города – озоном, пылью, смогом и топливом. – «Да, чёрт возьми, засиделся. Надо бы побыстрее приводить душу в порядок, и валить отсюда. Пока не явился кто-нибудь посерьёзнее Кловиса…»

Сзади запиликал сигнал связи. Кому-то было жизненно необходимо поговорить с доктором философии С. Спенсером прямо сейчас, сию же секунду. А он, открыв фляжку, медленно глотал тягучий девяностоградусный настой Бориса, и радовался обжигающему кому, который проваливался вниз, по пищеводу. От каждого глотка этого пойла хотелось то ли сплясать качучу, то ли набить морду ближайшему полицейскому, то ли ограбить банк. Хотелось жить.

Душа проснулась.

Глава 3

Они вошли молча, слаженно и организованно, словно выполняли отработанную десятки раз схему поведения в подобных случаях. По застывшим лицам вошедших не было понятно ничего, но в глазах некоторых отражались настоящая боль и смятение.

– Наш командир… – откашлявшись, сказал тот, кто был главным в группе, указывая на свёрток из обгоревшей ткани, по которой расползались бурые пятна крови. – Док, сделай всё, что можно, – тихо сказал старший, – очень прошу. Он не виноват, нас накрыли… – он осёкся, отошёл к дальней стене и замер с каменным выражением лица.

Гриффин кивком указал остальным на стол в другом углу комнаты.

– Туда его, сами вон отсюда, – деловым тоном приказал он военным.

– Но… – попытался возмутиться один из вошедших. Его товарищи мигом выволокли молодого и неопытного служаку, шикнув на него так, что Гриффин тут же вспомнил шипастых гадюк из восточного сектора.

– Так, что тут у нас…

Гриффин распылил на руки длинные перчатки толщиной в пару микрон, которые не ощущались на коже, и осторожно попытался развернуть сплавленный свёрток с обгоревшим человеком внутри. Ребята из Корпуса постарались максимально бережно доставить своего командира до Дока, но по дороге неплохо растрясли его, так и не найдя носилок. Или же следуя принципу скрытности. Провезти в магнитобиле кровавый свёрток, при наличии должного допуска, всё же проще, чем обеспечивать полную транспортировку в должных условиях.

Раненый выглядел жутковато даже на взгляд доктора Гриффина. Прикипевшие к коже куски тяжёлой брони матово поблёскивали закопчёнными гранями сталепластика, волдыри и красные пятна крови из прорванных волдырей перемежались с вкраплениями остатков бронекостюма и поддетыми кусками нательного комбинезона под ней. Кое-где ткань лопнула и разошлась, а кое-где точно так же приварилась к кускам защитных пластин намертво.

– Люблю эту ткань, – флегматично протянул Гриффин, пододвигая столик с инструментами и запуская диагност автолекаря над телом пациента, – она ни при каких условиях не приваривается к коже. Это уже хлеб, а если ты ещё и в сознание придёшь, то булка моя будет с маслом…

Гриффин начал быстро и аккуратно отделять куски пластинчатой брони от тела пострадавшего. В тех местах, где она приваривалась жёсткими краями к коже, Док проходился специальным раствором и безжалостно иссекал детали костюма вместе с лоскутами эпидермиса и дермы. Несколько минут работы убедили врача в том, что наибольшие повреждения пациент получил на лице, руках и ногах, общая площадь ожогов и вплавлений балансировала на той самой неудобной грани, когда совершенно непонятно, останется ли человек в живых, или отдаст концы от ожогового шока и интоксикации организма.