Без вести пропавшие - Станислав Олейник

И все было бы верно. Комендантский патруль имеет право применения оружия на поражение, даже при малейшем не выполнении его требований.

Дома Павел принял душ, выпил полный стакан водки, и упал в постель…

Он спешил. До 9.00 нужно успеть расшифровать запись диктофона, составить по информации справку, и доложить резиденту. Обжигаясь, допил кофе, закурил сигарету и выскочил за дверь квартиры. Кивком, поприветствовав охраняющего подъезд сорбоза, быстрым шагом направился к автомобилю.

Кабул просыпался. Он прямо на глазах наполнялся восточной суетливостью, автомобильными гудками, воплями ишаков. В бурлящем потоке жизнь текла как много веков назад.

Отправляясь в командировки на самолете или вертолете, Павел всегда с интересом рассматривает через иллюминатор этот древний город. С высоты птичьего полета он напоминает чашу, обрамленную горными хребтами, подступающими местами к самим его окраинам. На выжженных солнцем склонах виднеются остатки древней глинобитной стены с круглыми, на отдельных ее участках, башнями. Одноименная река, полноводная весной и превращающаяся в сточный арык летом, рассекает город на две части.

Старый город имеет типично восточный облик. Через лабиринты его узких извилистых улиц, порой невозможно разъехаться автомобилям. Дома построены из обожженного на солнце кирпича, глины и дерева. Эти дома, с плоскими крышами, выходят на улицы лишенные какого-либо освещения не окнами, как это принято везде, а глухими стенами — дувалами. Его северная часть, как и многие века, назад, заполнена многочисленными торговыми рядами, которыми занята и почти вся набережная.

Левобережная часть города сравнительно молодая и благоустроенная, включает в себя в основном административные кварталы. В центре ее находится президентский дворец, а вблизи него ряд министерств. На автомагистрали, которая подходит к дворцу с востока, издалека видна колонна независимости, воздвигнутая еще в 1919 году, в честь завоевания независимости Афганистана в результате победы в третьей англо — афганской войне…

… Расположенная перед домом автостоянка, была уже полупустой. Не успел Павел подойти к своей «пятерке», как перед ним неожиданно вырос босоногий, лет десяти, мальчишка. Заскорузлые от грязи рубашка и короткие штанишки, лохмотьями висели на его давно не мытом худеньком теле. На чумазом лице озорным блеском светились черные угольки глаз. Доверчиво улыбаясь, он протянул покрытую цыпками руку и на довольно приличном русском языке, звонко прокричал:

— Инджинер! Инджинер! Дай афгани!

— Ну, точно, как по Ильфу и Петрову, — захохотал Павел, и, щелкнув, шутя пальцем мальчугана по носу, сунул ему в руку купюру достоинством в двадцать афгани.

Мальчишка показал язык, и с криком: «Ташакор, инджинер! — также быстро исчез, как и появился.

От этой автостоянки, расположенной в Новом микрорайоне Кабула, до советского посольства, где находилась резидентура КГБ, ехать около получаса.

Посольство СССР, в отличие от других дипломатических представительств иностранных государств, находящихся в престижном районе центра столицы, стояло на самой окраине города, слева от автострады Дар-уль-Аман, ведущей к одноименной крепости, в которой располагалось министерство обороны ДРА. А чуть далее, автострада уже шла ко дворцу Тадж-Бек, известному, как дворец Амина, в котором располагался штаб 40 Армии.

Информация, которую Павел доложил сначала своему непосредственному руководителю по резидентуре, Ярыгину, потрясла и того. В ней речь шла о восстании советских военнопленный в одном из учебных центров моджахедов «Бадабера», на территории Пакистана. Все они погибли. В живых остались только двое, которые почти за месяц до трагических событий, выехали в США…

Ознакомившись с информацией, Ярыгин немедленно доложил ее резиденту. И уже, в 10.00, 1 мая 1985 года, шифровка ушла в «Центр»…

Сырое апрельское утро неприятным нудным дождем барабанило в оконные стекла рабочего кабинета. Серый туман широким крылом навис над огромным мегаполисом, окутав его своей промозглой пеленой. Филипп Бакстон, аналитик неправительственной организации «Дом свободы», ровно в девять позвонил секретарю шефа, сообщил, что уже у себя, и ждет указаний. Затем заварил крепкого черного кофе, выпил чашку, выкурил сигарету и задумался. Думы не были ни приятными, ни продуктивными, и, как все думы недавнего времени, не имели определенных и решительных выводов о проделанной работе. Он посмотрел в окно на проступающие сквозь туманную морось пятна, словно обрубленных небоскребов и перевел взгляд на лежащую перед ним папку. Там лежали бумаги с результатами беседы с русскими парнями, попавшими в плен к афганским моджахедам около полугода назад. Позднее они были переведены в учебный центр моджахедов на территории Пакистана, а потом, после встречи с представителями американской неправительственной организации «Дом свободы», изъявили согласие выехать в США.

Ему вспомнились лица этих, совсем еще мальчишек, судьбы которых уже успела поломать афганская война. На первый взгляд обыкновенные парни, с одинаковым прошлым: школа, армия, Афганистан, плен… Но это только на первый взгляд…

Первый — худенький мальчишка, произвел впечатление запуганного, задерганного зверька. Он из оружия-то не разу не выстрелил, разве что по мишени, перед принятием присяги. Прибыв в одно из подразделений дислоцированных под Джелалабадом, сразу был определен подсобным рабочим в солдатскую столовую. После двухнедельного «вхождения в строй», в один из вечеров «деды» отправляют его на встречу с местным жителем, чтобы поменять у того килограмм риса на меру чарса — широко распространенного среди советских солдат в Афганистане наркотика… Только перебрался по ту сторону заграждения — мешок на голове. Ну а дальше — дальше известный для всех советских военнопленных путь — лагерь моджахедов. А там всего три пути: первый — «ислам» и участие на стороне моджахедов в боевых действиях против своих соотечественников; второй — согласие выехать в одну из стран «свободного мира». Третий же путь был в «никуда»… Поэтому Фил считал, что парню просто повезло.

Закурив сигарету, он усмехнулся, вспомнив выражение лица этого мальчишки. Тот, похоже, так и не понял, что с ним произошло. А в заключение беседы вдруг наивно, явно «купившись» на чистейший «русский» беседовавшего с ним американца, спросил, как давно тот в Америке. Язык этот Бакстон изучил благодаря своей бабушке, эмигрантке из России во втором поколении. Однако чтобы не разочаровывать мальчишку, он просто оставил вопрос без ответа.

Второй парень оказался полной противоположностью. Он сразу заявил, что ушел к моджахедам добровольно. Однако судьба, выпавшая на его долю, действительно оказалась страшной.

Игорь Мовчан. Так он представился в начале беседы. Интеллигентное, изможденное лицо хотя и было бесстрастным, но волнение нет-нет, да и пробегало в его настороженном взгляде. Он молча курил одну за другой предложенные сигареты. Тревожный взгляд нервно пробегал по бесстрастному лицу собеседника. На мгновение в кабинете становилось так тихо, что казалось, будто слышен стук его сердца. На лице были написаны все муки, с которыми ему снова приходилось возвращаться туда, откуда не так давно вырвался.

— Я из Казахстана, — с трудом выдавил он из себя улыбку, и сразу, словно чего-то, испугавшись, тут же ее спрятал, — родился в шестьдесят четвертом. Был, как и все мои друзья. Любил спорт, из школьных предметов историю, и… конечно, девушек.

Улыбка мелькнула на его лице, в глазах вспыхнул и тут же пропал огонек. Возникла пауза. Фил молчал. Он по опыту знал, что собеседник уже подошел к тому состоянию души, которая готова выплеснуть всю накопившуюся боль наружу.

Так оно и случилось. Молодой человек вздохнул, прикурил от окурка новую сигарету, и судорожно кашлянув, продолжил:

— В восемьдесят первом окончил школу, а в июле сдал экзамены в политех. Казалось бы, все шло как надо. Однако, новые друзья, девушки… Появились прогулы, задолженности по учебе… Короче говоря, был отчислен. Затем завод, где трудился электриком. А потом обо мне вспомнила родная армия. Через два с половиной месяца я принял присягу, а еще через месяц на построении учебки объявили, что всем нам выпала большая честь — Родина доверила выполнение интернационального долга в Афганистане, который мы должны защитить от кровожадного империализма. И уже через полтора месяца, после еще одной учебки под Ташкентом, я был в Афганистане. Попал в Шиндант, в разведдесантное подразделение. Бои за боями… Сначала потерял друга Кольку, потом был Мишка… И теперь мне кажется, будто я всегда вижу перед собой их глаза, обвиняющие за то, что остался жив…

Мовчан замолчал. Веки его были прикрыты. И вдруг, в какое-то мгновение, лицо его стало жестким и злым. Фил увидел перед собой широко открытые и ничего не выражающие глаза убийцы.