Поющий колодец - Клиффорд Саймак

— Но, тетушка, это можно сделать куда дешевле, — вкрадчиво возразил он: ясное дело, старушка выжила из ума, и перечить не стоит, — например, нанять специалистов по генеалогии. Выяснение семейных историй — их хлеб.

— Я их нанимала, — фыркнула дама, — и предоставлю результаты их изысканий в твое распоряжение. Это облегчит твою задачу.

— Но раз ты уже…

— Их изыскания внушают мне подозрения. Там не все чисто — то есть, мне так кажется. Они очень стараются угодить, отрабатывая свою плату, и польстить заказчику. Стремятся подсластить пилюлю, Томас. Взять хотя бы поместье в Шропшире, о котором они толкуют — что-то я сомневаюсь в его существовании, очень уж это слащавое начало. Я хочу знать, имелось ли таковое на самом деле. Далее, в Лондоне жил купец — говорят, занимался скобяными изделиями; мне этого мало, хочу знать о нем больше. Даже сведения, собранные здесь, в Новой Англии, кажутся не очень ясными. И еще одно, Томас: не упомянут ни один конокрад, ни один висельник. Если таковые имелись, я хочу о них знать.

— Но зачем, тетушка? К чему столько хлопот? Если эта книга и будет написана, ее никогда не издадут. О ней будем знать лишь ты да я. Я отдам тебе рукопись, и этим все закончится.

— Томас, — сказала она, — я старая слабоумная маразматичка, и в запасе у меня лишь несколько лет слабоумия и маразма. Не заставляй меня прибегать к мольбам.

— Меня не надо умолять — мои руки, моя голова и моя пишущая машинка работают на того, кто платит. Просто мне непонятно, к чему это.

— Тебе незачем понимать. Я своевольничала всю жизнь — уж позволь и напоследок чудить по-своему.

И наконец теперь дело доведено до конца. Долгий ряд Паркеров привел Томаса на этот высокий, продуваемый всеми ветрами хребет с громыхающим ветряком и рощицами вокруг заброшенных усадеб, с давным-давно гуляющими под паром полями и чистым родничком, рядом с которым так уютно приткнулся фургончик.

Остановившись у скал, Томас поглядел вниз, на каменную осыпь на склоне, кое-где перемежавшуюся небольшими рощицами белостовольных берез. Некоторые валуны осыпи были размером с добрый амбар.

Странное дело — если не считать садов на месте жилья, никакие деревья, кроме берез, здесь не растут; да и осыпь — единственная на весь гребень. Если бы ледники заходили сюда, появление валунов можно было бы списать на их счет, но дело в том, что во время Ледникового периода прошедшие весь Средний Запад грозные ледовые поля останавливали свое продвижение севернее здешних мест. По каким-то неведомым доселе причинам льды щадили этот край, на много миль окрест сделавшийся оазисом покоя; они огибали его с двух сторон и снова смыкались на юге.

"Должно быть, — решил Томас, — раньше там был выход скальной породы, ныне превращенной выветриванием в каменную осыпь".

И стал спускаться по склону в сторону поросшей березами осыпи — просто так, без всякой цели.

Вблизи валуны выглядели ничуть не менее внушительно, чем с вершины гребня. Среди полудюжины крупных камней было разбросано множество мелких осколков — видно, отколовшихся под действием морозов и вешних вод, не без помощи жарких лучей солнца.

"Грандиозная площадка для игр, — улыбнулся Томас, пробираясь среди валунов, перескакивая трещины и осторожно преодолевая разделяющие их промежутки. — Детская фантазия сразу же нарисует здесь замки, крепости, горы…"

Веками среди камней накапливались принесенная ветром пыль и опавшая листва, образуя почву, в которой пустили корни многочисленные растения, в том числе и стоявшие в полном цвету астры и золотарник.

Посреди осыпи виднелось подобие пещеры: два больших валуна смыкались своими верхушками в восьми футах от земли, образуя нечто вроде наклонных сводов тоннеля футов двенадцати длиной и шести футов шириной. Посреди тоннеля высилась груда камешков. Должно быть, какой-то ребенок много лет назад собрал и спрятал их здесь в качестве воображаемого сокровища.

Подойдя туда, Томас наклонился и зачерпнул горсть камешков, но едва коснувшись их понял, что камни-то непростые. На ощупь они казались скользкими, будто отполированные, и чуточку маслянистыми.

С год или чуть поболее назад в каком-то музее на Западе — кажется, в Колорадо, а может, и нет — ему впервые довелось увидеть и подержать в руках подобные камешки.

— Гастролиты, — пояснил бородатый хранитель, — зобные камни. Мы полагаем, что они содержались в желудках травоядных динозавров — но не исключено, что всех динозавров вообще. Точно неизвестно.

— Вроде тех, что находят в зобу у кур?

— Вот именно. Куры склевывают мелкие камушки, песок и кусочки ракушек, чтобы те помогли им в пищеварении, ведь куры глотают корм, не разжевывая. Камушки в зобу берут роль зубов на себя. Есть вероятность, можно сказать, весьма высокая вероятность, что динозавры поступали подобным же образом, проглатывая для пережевывания пищи камни. Эти камни они носили в себе всю жизнь, тем самым шлифуя их, и после смерти…

— Но откуда жир? Маслянистое ощущение?

— Неизвестно, — покачал головой хранитель. — Может, это жир динозавров, впитанный камнями за годы пребывания в желудке?

— А никто не пытался его извлечь, чтобы выяснить, не жир ли это на самом деле?

— По-моему, нет, — ответил тогда хранитель.

И вот теперь, здесь, в этом тоннеле — или как его там — груда зобных камешков.

Присев на корточки, Томас отобрал с полдюжины камешков покрупнее, размером с мелкое куриное яйцо, чувствуя, как в душу исподволь закрадывается древний атавистический страх, уходящий корнями в столь глубокое прошлое, что давно должен и вовсе позабыться.

Много миллионов лет назад — быть может, целых сто миллионов — сюда приполз умирать то ли больной, то ли раненный динозавр. С той поры плоть его исчезла, кости обратились во прах, и лишь груда камешков, таившихся во чреве доисторического чудовища, отметила место его последнего упокоения.

Сжимая камни в ладони, Томас присел на корточки и попытался мысленно воссоздать разыгравшуюся когда-то драму. Здесь, на этом самом месте, дрожащий зверь свернулся клубком, стремясь забиться от опасности как можно глубже в эту каменную нору, подвывая от боли, захлебываясь от слабости собственным дыханием. Здесь он и умер. А потом пришли мелкие млекопитающие, чтобы суетливо насытить свой голод плотью погибшего исполина…

"А вроде бы здешние края не назовешь страной динозавров, — подумал Томас. — Здесь не увидишь охотников до раскопок, приехавших в поисках интересных окаменелостей". Разумеется, динозавры жили и тут, но зато не было геологических потрясений, которые могли бы похоронить их и сберечь останки для грядущих исследователей. Но если останки все-таки где-то захоронены, то они в полной сохранности, ведь сокрушающие все на своем пути ледники не могли ни разрушить, ни укрыть их толстым слоем земли, как это случилось со многими окаменелостями.

Зато здесь, среди валунов осыпи, уцелело место последнего приюта одного из ушедших навеки существ. Томас попытался вообразить облик этого исчезнувшего существа, как оно выглядело при жизни, но не преуспел в этом. Динозавры были очень разнообразны; окаменелые останки некоторых из них дошли до нас, но еще многие нам и не снились.

Он сунул подобранные камни в карман пиджака, выполз из тоннеля и зашагал обратно. Солнце совсем опустилось, и зубчатый силуэт холмов далеко на западе рассекал сияющий диск почти пополам. Ветер накануне сумерек совсем стих, и гребень затаился в настороженной тишине. Ветряк впереди приглушил свое громыхание, тихонько постукивая при каждом обороте лопастей.

Не доходя до ветряка Томас свернул вниз по склону, в сторону устья сбегавшего к реке глубокого оврага, где возле родника под сенью раскидистой осокори белел в наступающих сумерках его фургончик. Лепет пробивающихся из склона холма струй слышен был уже издали. В лесу ниже по склону раздавалось попискивание устраивающихся на ночлег птиц.

Томас раздул почти угасший костер, приготовил ужин и сел у огня, думая о том, что настала пора уезжать. Работа сделана; он проследил долгий путь Паркеров до конца, до этого самого места, где Нэд Паркер решил основать ферму вскоре после Гражданской войны.

Поместье в Шропшире действительно существовало — но заодно Томас выяснил, что лондонский купец торговал шерстью, а не скобяными изделиями. А конокрадов, висельников, предателей — вообще никаких мерзавцев — в роду не обнаружилось. Фактически говоря, Паркеры оказались простыми трудягами, неспособными ни к возвышенным, ни к низким поступкам, потихоньку влачившими заурядное существование в роли честных йоменов и честных торговцев, возделывавших свои небольшие участки и вступая в свои небольшие сделки. В конце концов они все-таки преодолели океан на пути в Новую Англию — но не в числе пионеров, а среди поселенцев. Кое-кто из Паркеров принял участие в битвах Войны за независимость, но ничем не отличился. Та же участь постигла и участников Гражданской войны.