Kizumonogatari - Исин Нисио

Передняя часть десятисантиметровой юбки Ханекавы вспорхнула вверх.

Обычно девушка машинально бы прикрылась, но ее руки все еще были заняты волосами. Донельзя странная картина открывалась моим глазам.

Вот что приключилось с ее юбкой.

Все скрытое стало открытым.

Конечно, это был не верх дизайнерской мысли, но все равно от ее трусиков оторвать взгляд было крайне сложно.

Кристально белые.

Не то, чтобы это наводило на какие-то пошлые мысли, просто я увидел слишком большую часть этих трусиков. Для девушки они были слишком плотными и широкими – напрашивался вывод об отсутствии у ней всякого интереса к противоположному полу.

Но я запомнил великолепное сияние той белизны.

Не на что было жаловаться.

Белый фон неплохо сочетался с цветочным узором впереди. Левая и правая симметричные части дополняли друг друга, а по середине находился милый бантик.

Который лишь усиливал общее впечатление.

Прямо над всем этим находился очаровательный пупок, который в обычных случаях считался непристойным местом и скрывался за юбкой – я даже мог видеть низ заправленной блузки.

Все это выглядело так, словно мне открылся доступ в священное место, и я, наконец, понял истинное предназначение юбок.

Да и вообще – вид взлетевшей юбки был просто прекрасен.

Белоснежные трусики, бедра и темно-синяя юбка – по сравнению с тем, что носили другие девчонки, это было произведением искусства. Складки юбки показались мне бархатными.

Подумалось, что она просто демонстрирует свое нижнее белье мне, как бы случайно заняв руки волосами…

В конце концов, она даже не шелохнулась.

Это что, шутка?

Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

Хотя, я полагаю, прошло не больше секунды.

Но я чувствовал, что видение длилось не меньше часа – словно галлюцинация «всей жизни перед глазами», когда ты валяешься на смертном одре. То, что я увидел, точно останется со мной на всю жизнь, и это явно не преувеличение.

Хотя за час мои глазные яблоки бы высохли в конец.

Нижняя часть ее тела отвлекла на себя все внимание.

Конечно, я понимал… Разумеется понимал, что мне стоило бы просто вежливо посмотреть в другую сторону.

И если бы я сделал это, все было бы чин по чину.

Если бы я поднимался по лестнице, и передо мной поднималась девушка, мне бы хватило ума смотреть себе под ноги.

Но так как я был далек от образцового гражданина общества, пожалуй, не стоит меня винить за то, что я в решающий момент не смог повести себя как джентльмен. Тем более, такая ситуация была весьма неожиданной.

Похоже, этот образ Ханекавы отпечатался на моей сетчатке.

Если бы я умер и кто-нибудь сумел бы посмотреть моими глазами, но он бы до конца жизни грезил трусиками Ханекавы.

Я такой впечатлительный, аж страшно становится.

Ну, у меня все-таки перед глазами нижнее белье образцовой ученицы.

– …

Хм.

И как долго я еще собираюсь описывать ее трусики?

Конечно же, я пришел в себя, когда юбка девушки уже вернулась на место.

Действительно, все закончилось через пару мгновений.

А сразу после этого Ханекава…

Посмотрела на меня – как будто хотела что-то сказать.

Она уставилась на меня.

– М-м…

Ой-ой.

Не самая лучшая ситуация для знакомства.

И что же мне делать?

– Я ничего… ничего не видел, договорились?

Какая наглая ложь.

Но Ханекава пропустила мою фразу мимо ушей. Она просто продолжила смотреть на меня, закончив заниматься своими волосами, и немножко поздно, но все-таки одернула свою юбку.

Немножко? Да нет, это было уже просто не нужно.

А потом она чуть отвела взгляд, словно посмотрела на небо, после чего опять взглянула на меня и сказала:

– Хе-хе-хе…

Типа того.

Чего она стесняется?

Оу…

Смешно, не правда ли?

Очень утонченная особа – как и ожидалось от образцовой старосты.

– Что же следует сказать?

Топ-топ-топ-топ.

Ханекава вплотную подошла ко мне.

Сократила расстояние с десяти шагов до трех.

Чуть-чуть даже слишком близко.

– Ну, ты, наверное, знаешь, что юбка слишком слабо защищает те места, которые не предназначаются для общественности. Поставить, что ли, фаерволл вроде защитных гетр?

– Я… Я даже не знаю…

Не стоит впадать в такие крайности.

Неужели я так похож на вирус?

Я не знаю, что конкретно ее развеселило.

Вокруг не было ни единого ученика.

Только я и Ханекава.

В смысле, я был единственным, кто увидел ее трусики.

Это словно подтвердило то, что я существую, хотя не об этом речь.

– Как будто меня настиг злобный закон Мерфи. Если ты держишь руки за спиной, и внезапно дует ветер – позицию сзади ты сможешь прикрыть, а вот фронтальная часть останется беззащитной.

– Да, действительно…

Я не знаю.

Скорее, я бы назвал это неуклюжестью.

Кажется, Ханекава неосознанно отчитывала меня, хотя если бы была чуть осторожней, то ей не пришлось бы оправдываться. Все же я видел «то, что не должно быть показано», пусть и случайно. И чувствовал себя виноватым.

Да и ее улыбка…

Давай сменим тему.

– Л-ладно, давай забудем. Я действительно кое-что видел, но случайно и всего лишь мгновение.

Я опять врал.

Почти статья.

– М-м-м? – Ханекава наклонила свою голову. – Как только ты об этом сказал, мне сразу полегчало.

– Н-ну, я знаю, тебе многое хочется мне высказать, но ведь я не вру.

– Понятно, значит не видел.

– Да, и я очень сожалею о том, что легче тебе не стало. Хотя ты тоже могла мне соврать.

Слова человека, солгавшего мгновение назад.

– У меня разыгралось воображение или описание моей юбки действительно охватило бы приблизительно четыре страницы?

– Это… то есть, да, конечно же. Я до сих вот описываю эту прекрасную, полную неподдельных эмоций сцену.

Наконец-то правда, хоть и деликатная.

– Ну все, мне пора.

Я не хотел продолжать эту беседу, махнул на прощание Ханекаве и пошел вперед.

В ускоряющемся темпе.

Но постойте.

Наверняка Ханекава, придя домой, начнет писать всем своим друзьям о том, как я видел ее нижнее белье… Хотя образцовый студент вряд ли бы стал заниматься подобным, а так как Ханекава такой и являлась, я был уверен, что мне ничего не грозило. Да она даже имени моего не знала! Но, наверное, все-таки знала, раз училась в моей параллели.

Когда осознание всего этого пришло в мою голову, я чуть замедлил темп, а потом…

– Подожди, пожалуйста!

Ее голос настиг меня.

Ханекава.

Она шла за мной!

– Быстро ходишь, еле догнала.

– …Ты не собиралась идти домой?

– Ну, конечно же, собиралась, но не сейчас. А почему ты опять направился к школе, Арараги-кун?

– …

Она знала, как меня зовут.

Чего?!

У меня же на спине не висит именная табличка!

– …Ну, я пришел забрать свой велосипед.

– А, ты ездишь в школу на нем.

– Ну, да… Я далеко живу.

Хм, это же совсем не относится к делу.

Похоже, она не знала, что я приезжаю в школу на велосипеде.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Конечно, знаю, мы же учимся в одной школе.

Ханекава словно поделилась со мной очевидной истиной.

В одной школе… Звучит так, как будто мы учимся в одном классе.

– Может, ты и не знаешь меня, но имя «Арараги-кун» весьма известно.

– Чего?

Вопрос был мгновенным.

Разве не ты самая известная?

Ведь я же обычный камень на дороге частной школы Наоецу – для меня будет удивительным даже то, что мои одноклассники вспомнят, как меня зовут.

– Что-то не так, Арараги-кун?

– …

– Если взять "а" (阿) из "ка" (可) от слова "kanou"(可能 [1]), два "ра" (良) из "iiko" (良い子 [2]), и "gi" (木) из "jumoku "(樹木 [3]), мы получим Арараги-кун (阿良々木くん). А твое имя пишется как "koyomi" (暦) от "toshitsuki no koyomi" (年月の暦 [4]), правильно? Вот почему ты Арараги Коёми-кун (阿良々木暦くん).

– …

Она знала даже мое полное имя и кандзи, которыми оно записывалось.

Должно быть, шутка…

Она знает меня в лицо и может написать мое имя. Была бы у нее Тетрадь Смерти – я был бы уже мертв.

Хотя мне и так и так конец, пока она рядом.

– А ты – Ханекава, – сказал я в отместку за то, что она назвала мое имя. – Ханекава Цубаса.

– Ух ты, – Ханекава как будто на самом деле удивилась. – Ты знаешь мое имя!

– Кроме Ханекавы Цубасы никто бы не смог на отлично написать итоговый тест, сдать физкультуру и изобразительное искусство.

– Что?… Погоди, откуда тебе все это известно?

Она удивилась еще больше.

Не похоже, что она прикидывается.

– Неужели ты следишь за мной, Арараги-кун? Или у меня разыгралась паранойя?

– Все совсем не так.

Кажется, она вообще не в курсе своей известности.

Наверное, она думает, что она «нормальная».

Я полагаю, что считать ее нормальной можно только из-за ее серьезности.

Да и к тому же, сейчас у меня была возможность беззастенчиво разглядывать такую знаменитость – при условии, что я понимал всю ничтожность своего положения.