Трактир на Пятницкой - Николай Леонов

Пашка поравнялся с отделением милиции.

- Паша!

Он остановился и с недоумением посмотрел на незнакомую худенькую девушку.

- Угости папиросочкой, Америка, - сказала девчонка и отвернулась.

Пашка вынул пачку папирос и молча протянул, девчонка вытянула губы трубочкой, прикуривала сосредоточенно, словно выполняла сложное и ответственное дело. Когда Пашка рассеянно кивнул и двинулся дальше, девчонка бросила папиросу, вздохнула и, подняв худые плечи, пошла в другую сторону.

Пашка выпятил грудь и засвистел. Пусть смотрят граждане начальники: идет человек, и ничего такого за ним не имеется. Около этого двухэтажного дома у Пашки каждый раз пересыхает во рту и ужасно хочется заглянуть внутрь, посмотреть, что они там делают. Он косит глазом и, еле волоча ноги, проходит мимо закрытой двери.

- Антонов! Антонов!

Пашка было приостановился, пытаясь вспомнить, где он слышал эту фамилию.

- Антонов! Павел! Ты что, оглох, парнишка?

Пашка остановился и медленно повернулся. Рядом стоял начальник уголовки, известный среди блатных под кличкой Лошадник.

- Фамилию собственную забыл, - начальник оглядел Пашку, снял с него шляпу, повертел в руках, рассмеялся и спросил: - Каждую кражу отмечаешь обновкой?

- О чем это вы, гражданин...

- Климов, Василий Васильевич, - перебил начальник и протянул Пашке шляпу. - Держи. И зайди на минуточку. Разговор есть, - он круто повернулся и зашагал во двор уголовки.

"Почему Лошадник? Типичная обезьяна, - думал Пашка, глядя на низкорослого, широкоплечего человека на толстых кривых ногах. - И руками аж по коленям шлепает". Пашка замешкался на пороге. Может, сорваться?

Климов обернулся.

- Страшно стало?

Пашка вошел, сел на предложенный, стул и огляделся. Видно, бьют не здесь. Окна настежь - ежели заорать, так на всей Пятницкой слышно будет. Ну, для того и подвалы существуют. Интересно, зачем он меня затянул? А может, рыбник накапал? Нет, тогда повязали бы на улице и этот черт ногой не шаркал бы - "зайди на минутку".

- О чем это ты мечтаешь, Павел? - Климов снял пиджак и расстегнул рубашку. - Чтобы вокруг тебя были одни слепые и у каждого из заднего кармана бумажник торчал? Об этом, что ли?

- Какой бумажник? - Пашка посмотрел на Климова в лицо.

- Ладно, это я так. Может, ты совсем о другом мечтаешь, - Климов миролюбиво улыбнулся и стал набивать трубку. - Кури.

Пашка вытащил "Люкс" и закурил.

- Много я о тебе слышал, Павел Антонов. Ребята шутят, что ты когда-нибудь наган у меня срежешь, - Климов похлопал себя по боку.

- Этим не интересуюсь, - Пашка улыбнулся и опустил глаза, - не по моей части.

- Серый интересуется.

- Какой Серый? - Пашка незаметно вытер о колени вспотевшие ладони. Что-то вы путаете, начальник.

- Тот самый, что третьего дня комиссионный магазин пытался взять и сторожа убил. Смотри в глаза, - голос у Климова погустел и налился злобой.

Пашка поднял голову и встретился с черными, маленькими, как буравчики, глазами.

- Я тебя воспитывать, стервеца, не буду, - Климов постучал трубкой по столу. - Ты при Советской власти растешь, должен соображать, что к чему. Отец где?

- Убили в германскую.

- Мать?

- Белые убили.

- А ты вор. Да еще с Серым путаешься. Если в тебе гражданской совести нет, то к убийцам родителей хотя бы личную ненависть иметь должен!

- Что-то вы темните, начальник. Политику вяжете. Папаню с маманей приплели, - чувствуя, что против него ничего конкретного нет, Пашка обнаглел. - Не берите меня на характер. Я не мальчик и крика не боюсь.

Климов засопел трубкой и тихо спросил:

- И сколько же тебе, не мальчику, годков? Пашка промолчал. Что ему надо, этому головастику? Ишь, башка огромная, бритая, шея жилистая. Силен, наверное. Наверняка силен, раз Фильку Блоху один повязал.

- Считаешь, что ли? - Климов ухмыльнулся. - Семнадцать тебе годков. Другие в твоем возрасте какие дела делают, - он задумался и стал ковырять свою трубку. - Я в семнадцать лет вот эту трубку от комбрига получил, - он ткнул мундштуком Пашке в лоб. - Да тебе все это...

- Что - это, начальник? - перебил Пашка. - "При Советской власти растешь, должен понимать, что к чему"... А кто сейчас понимает, что к чему? - Пашка посмотрел в удивленное лицо Климова и продолжил: - Буржуи были? И сейчас есть. Бедные, богатые - все по-старому, начальник. Так что вы эту трубочку верните своему командиру, честнее будет...

Климов, стараясь быть спокойным, сказал:

- О политике в другой раз поговорим, Павел. Ты час назад у рыбной лавки станичника дернул...

Пашка знал: нужно что-то говорить, отпираться. Но во рту было сухо и шершаво, будто провели наждачной бумагой, а язык не ворочался.

- Да не смотри ты на меня так. Мне твои глазищи ни к чему. Как рассказал станичник про мальчишек, я сразу понял, что ты. Почерк у тебя особый, - Климов встал и прошелся по кабинету, зачем-то выглянул в окно, вернулся к столу и медленно выговорил: - Посажу я тебя в острог. И отправлю потом по этапу.

Пашка приподнялся, быстро сунул руку в карман и протолкнул деньги в штанину. Теперь, когда он встанет, червонцы свалятся в тайник.

- Руки! - Климов брякнул наганом о стол. - Встать! Кругом!

Пашка повиновался. Он почувствовал, что ствол нагана уперся между лопаток, а рука Климова обшарила пустой карман.

- Садись, паршивец. Думал, стрелять собираешься. Испугался, - Климов облегченно вздохнул. - Сказал, посажу, значит, точка. На первой же краже и сгоришь. Предупреждаю.

Пашка опустился на стул.

- Ты знаешь, что такое... - Климов запнулся, стал оглядывать стол, потом взял какую-то книгу и заглянул в нее, - что такое презумпция невиновности? Не знаешь. Я тоже не очень, - он на секунду замолчал, потом продолжил: - Такие дела, Павел. Чтобы посадить тебя в острог и отправить потом по этапу, я должен сначала доказать твою вину. Вот ты украл...

- Не крал я, начальник, - Пашка перекрестился.

- Украл, - спокойно сказал Климов. - Ты знаешь, и я знаю, что украл, а посадить тебя не могу.

Пашка попытался опять перебить, но Климов поморщился и застучал трубкой по столу.

- Не хочу я тебя сажать, очень не хочу, Павел, но работа у меня такая... Поэтому, Павел Антонов, если ты воровать не прекратишь, я тебя поймаю с поличным и тогда... Понял?

- Зря вы горячитесь, гражданин начальник, - Пашка развел руками. - Не ворую я.

- Я тебя предупредил, - сказал Климов и кивнул на дверь. - Иди пока.

Пашка спустился по лестнице, прошел два квартала и только тогда оглянулся. На хвосте никого не было. Не пойдет он к этой Нинке. Пусть сама ищет. А начальничек-то ничего. Ушлый. Все знает. И имя, и фамилию, и сколько лет, и про отца с матерью.

- Америка! - путаясь в штанах, к нему бежал шкет с папиросами. - Дело есть. И зашептал в самое ухо:

- Тебя Серый ищет. Сказал, чтобы ты шел в "Три ступеньки".

- На, держи, - Пашка протянул мальцу червонец. - Завязал я.

- Эх, верное дело было, - вздохнул малец. - Неужто догадалась уголовка?

- Топай, шкет, - Пашка отвернулся.

- Я всегда на своем углу, Америка, если что - свистни.

Пашка сдвинул на затылок шляпу. И откуда он все знает, этот мент? Рассказать Серому или нет? А может, и не ходить? Может, переждать? Деньги есть. Осесть у той же Нинки и переждать? Но ноги сами несли его к "Трем ступенькам".

На стене старого четырехэтажного дома красовалась вывеска ресторана "Встреча", но никто в округе такого ресторана не знал, заведение было известно как трактир "Три ступеньки".

Трактир находился в полуподвале старого дома. К тяжелой дубовой двери вели три щербатые ступеньки. Зимой Пашка не вылезал из этого заведения.

К вечеру здесь собирались деловые люди со всей округи. В задних комнатах начиналась крупная игра. Со двора заскакивали ребятишки с горячим, левым товаром, шептались с хозяином заведения, отцом Василием (так его звали за привычку непрестанно креститься). Потом рассаживались в зале за круглыми столами. Заходили погреться девочки, и начинались "свадьбы", или "крестины", или "поминки".

Гульба всегда имела какое-нибудь пристойное название. Гуляли тихо, говорили чинно и понимали друг друга с полуслова. За всю зиму Пашка не помнит ни одной драки или скандала. В случае надобности предложение "выйти во двор" делалось как бы между прочим. Скандалист в залу не возвращался, и о нем никто не вспоминал.

Но ранней весной появился Серый. Он вошел с двумя здоровыми флегматичными парнями, которые за весь вечер не сказали ни слова. Отец Василий поклонился новым гостям еще ниже обычного и обслужил их сам.

Позже Пашка узнал, что Серый с хозяином "Трех ступенек" - старые знакомые.

В тот вечер Серый скромно сидел в углу, ничего не ел и почти не пил. Он внимательно и подолгу рассматривал каждого посетителя, изредка подзывал хозяина и что-то у него спрашивал.

Пашке новичок не понравился сразу. Не понравилась подобострастность отца Василия. Не понравились серое, в темной сыпи лицо, оловянный взгляд больших, навыкате глаз, суетливые руки, животная жадность и молчаливость спутников.