…И немножко нервно - Алексей Махров

Перед самым рассветом диск луны на целую минуту заслонил корпус патрульного дирижабля, неторопливо плывущего в небе, словно по заполненному звездами черному морю. Он заложил над городом широкий вираж, ложась на новый курс. Стоящие у картечниц нижнего оборонительного яруса воздушного гиганта стрелки зевали во весь рот и, чтобы разогнать сонливость, потихоньку смолили дешевые вонючие папиросы, воровато оглядываясь – не видит ли такого вопиющего нарушения устава злющий, как цепной пес, уоррент-офицер. Блики лунного света играли на их стальных кирасах.

А внизу, на грязной скрипучей кровати в давно немытой комнате ворочался бледный молодой человек, потомок древнего обедневшего рода. Ему с трудом удалось заснуть, мешали невыносимая духота и проклятые москиты. Но сон не принес облегчения – вместе с ним пришли кошмары.

В них Майкл Уитворт скакал по родным зеленым холмам Метрополии на отцовском строевом коне арабской породы по кличке Горец, а за холмами прятались раджастанские лачуги, из которых выползали на карачках грязные оборванные аборигены. Они тянули к всаднику покрытые струпьями руки, потом начали хватать за ноги коня, вцеплялись в уздечку, бриджи, стремя. Майкл выхватил из ножен тяжелый кавалерийский палаш, доставшийся от деда, героя Восточной войны с Северной империей, и принялся рубить эти мерзкие черные руки, но они, окатив его вонючей тухлой кровью, отрастали вновь. Тогда граф стал проламывать кишащие крупными серыми вшами курчавые головы. Однако они, даже отрубленные, блестя гнойными глазками, завели вокруг наездника жуткий хоровод. Крупные густые капли чего-то отвратительно-бурого падали с них на шею коня и колени Майкла и жгли, как раскаленные угли. Горец нервно ржал, высоко подбрасывал задние ноги, но отрубленных голов становилось все больше, а жгучие бурые капли полетели сплошным дождем. А затем путь графу преградил огромный человек, закутанный в белый саван, испятнанный кровью и гноем. Он раскинул руки крестом, Горец от испуга встал на дыбы, Майкл свалился из седла на землю, выронив палаш. К нему немедленно потянулись сотни покрытых лишаями пальцев. Граф засучил ногами, пытаясь отползти подальше, но огромный человек вдруг резко выбросил вперед ногу, похожую на корягу, с огромной силой ударив Уитворта по плечу. От жуткой боли из глаз графа брызнули слезы, и он… проснулся.

Плечо болело и наяву. Рядом с кроватью стоял молодцеватый капрал и примеривался еще раз двинуть офицера по плечу.

– Ты что творишь, урод?! – заорал Уитворт.

– Так это… господин капитан, сэр, вас господин полковник вызывает! – браво вытянувшись по стойке «смирно», доложил капрал.

– Только меня? – уточнил Уитворт, потирая саднящее плечо.

– Никак нет, господин капитан, сэр! Приказано собрать всех офицеров эскадры!

– Не мог нормально разбудить, каналья? – рявкнул Уитворт, вставая с кровати. Общий сбор – это серьезно. – Зачем толкал, мерзавец?

– Виноват, сэр! – капрал, и так стоящий, словно на плацу перед генералом, вытянулся, казалось, еще больше. – Я вас, сэр, деликатно окликал, потом, когда вы, сэр, не откликнулись, легонечко потормошил. Но вы, сэр, только пинались и не просыпались.

– Сапоги подай! – слегка снизил тон капитан, покачиваясь на ватных ногах. – И фуражку! Она в том углу… лежит.

Капрал помог офицеру принять вертикальное положение, надеть китель, натянуть сапоги, опоясаться ремнем и в довершение аккуратно водрузил на голову Уитворта фуражку. Майклу только и осталось, глянув в зеркало трюмо, слегка сдвинуть головный убор набок – как было принято у пилотов.

Выйдя на все еще темную улицу из криво висящих на поломанных петлях парадных дверей «Звезды Раджастана», военные под ручку, как чинная семейная пара пошли к штабу гарнизона. Идти было, в принципе, не так далеко – здание штаба расположилось в самом сердце туземного города – в Старой крепости. Но Уитворт, едва волочащий ноги и не падающий только потому, что опирался на капрала, потратил на этот путь почти четверть часа. Во дворе цитадели уже стояли под парами несколько локомобилей – комендант подготовил транспорт для пилотов. А их во дворе, невзирая на ранний утренний час, собралось довольно много. В ожидании опаздывающих офицеры курили папиросы и перебрасывались дежурными фразами о погоде. Оказалось, что ждут не только припозднившегося капитана Уитворта, но и где-то загулявшего лейтенанта Френсиса Коннолли.

Капрал подвел Майкла к группе сослуживцев и незаметно исчез, посчитав свой долг выполненным. Уитворт, обменявшись приветствиями со знакомыми, устало присел на подножку локомобиля, привалившись спиной к теплому кожуху парового котла. Сослуживцы посмотрели на графа с сочувствием – видок у него был отвратительный, словно после недельного запоя. Что, впрочем, было недалеко от истины. В колониальных войсках злоупотребляли спиртным многие офицеры – очень выматывающими оказались тянущиеся уже три года боевые действия. И не только спиртным – к опиуму пристрастился не один капитан Уитворт. «Хрупкая» психика имперских офицеров не выдерживала превратностей «неправильной войны» – поднявшие мятеж сипаи придерживались партизанской тактики, предпочитая нападения из засад нормальному общевойсковому сражению. А среди пилотов, которым не было нужды постоянно находиться в своей части, увлечение запрещенными видами допинга стало повальным.

Кто-то из сослуживцев протянул Майклу серебряную фляжку. Капитан, благодарно кивнув, даже не посмотрел на доброхота, а сразу присосался к горлышку. Во фляге оказался дешевый бренди, но он быстро привел состояние Уитворта к более-менее приемлемому. До такой степени, что пилот сумел встать и самостоятельно занять место в транспорте, – очередной вестовой привел наконец лейтенанта Коннелли, и пилоты начали грузиться в локомобили.

Проехав через Старый город и миновав посты Периметра, машины устремились в джунгли. Но проскочили их довольно быстро – сразу за узкой, не более пары миль шириной, полосой зарослей расстилалось большое поле, обнесенное в три ряда колючей проволокой. На его дальнем конце возвышались три причальные мачты для дирижаблей. Ближе к городу стояли сборные ангары, где размещались подразделения штаба воздушной эскадры, ремонтные мастерские, склады запчастей, боеприпасов и топлива. Со стороны джунглей строения прикрывал длинный и довольно высокий земляной вал, на вершине которого солдаты из батальона охраны устроили несколько огневых точек для легких картечниц. Открытые всем ветрам, оборудованные только навесами, стоянки аэропилов размещались примерно посередине аэродромного поля – по требованиям техники безопасности. Имперским инженерам так пока и не удалось решить проблему самовоспламенения воздушных турбин.