В час, когда взойдет луна - Хидзирико Сэймэй

— Вот Агнец Божий, — Костя поднял одну из частичек. — Берущий на Себя грехи мира. Блаженны званые на вечерю Агнца.

— Господи, я не достоин, чтобы ты вошел под кров мой. Но скажи только слово — и исцелится душа моя, — ответили трое в один голос.

— Тело и Кровь Христовы, — Костя причастился первым, потом протянул частичку к раскрытым губам Антона.

— Аминь, — сказал мальчик. Встал и нырнул, как было приказано, за дверь маяка — он должен был перезаряжать оружие.

Причастились Энеуш и Игорь. Надо отдать им должное — они поглядывали по сторонам каждый по очереди, пока другой страдал ерундой. Мозги им не совсем отшибло.

— Мэй, — сказал Костя.

— Нет, — резко ответила она. — Я не буду. И… никогда не буду.

Энеуш посмотрел на нее с искренним недоумением.

— Мэй, сейчас начнётся, — сказал он.

— Вот именно. И мне некогда глупостями заниматься, — она боком прошла вдоль стены и осторожно выглянула из-за неё. Никто не показывался между деревьями. Если варки и были там, то пока прятались.

— Поверь мне как бывшему варку, — сказал Игорь. — Это тебе не повредит.

— Я не бывший варк. Это мне и не поможет. Ты, толстый, убери свои сухари. Они мне не нужны, у меня есть моё серебро.

— Как хочешь, — Костя шумно вздохнул, собрал две оставшихся частички в дароносицу и взялся обеими руками за дубинку.

Эней был мрачнее тучи над головой.

— А теперь подумаем, как бы выманить их сюда, на свет, чтобы со всем этим покончить, — сказал он.

— Ни за что не ручаюсь, — Костя потыкал своей палкой в землю. — Но идея есть.

Эней посмотрел на чернильно-синее небо. Он прекрасно понял, что Костя имел в виду.

— Хуже не будет. Давай.

И объяснил людям Хана:

— Я не знаю, получится ли у нас что-нибудь. Но мы сейчас кое-что попробуем. Будьте готовы.

Стрелки заняли позицию: Эней, Мэй, Цумэ и Десперадо — за углом маяка слева от крыльца, Хан, Винсент, Агата и Кир — справа. Костя поднял дубинку набалдашником вверх. Это не имело никакого сакрального смысла, хотя Костя ее и освятил — он освятил вообще все оружие группы. Просто ему сейчас что-то нужно было держать в руках. Он сжал ладони на древке, вскинул голову и громко сказал, почти прокричал навстречу ветру:

— Я восстаю ныне великой силою

воззвания ко Троице,

верою в Троичность,

исповеданием Единства

Творца всего творения.

Эней, Цумэ и Антон подхватили:

— Я восстаю ныне

силою Христа и Его Крещения,

силою Его Распятия и Погребения,

силою Его Воскресения и Вознесения,

силою Его пришествия на последний суд.

Молитву так и не успели перевести на русский — и группа Хана прекрасно понимала слова.

— Я восстаю ныне, — продолжал Костя, —

силою любви Херувимов,

силою послушания Ангелов,

силою служения Архангелов…

— Идут! — крикнул Цумэ, на секунду прервав молитву — и развел руки в стороны, обнажая кодати. — Идут сюда! Будут брать в вилку.

— Готовы! — Эней прицелился из-за угла, опустившись на колено. Мэй — над его головой. В колыхании ветвей пока еще ничего нельзя было различить.

Ближе, ближе… Эней прикрыл глаза и почувствовал их. Не так, как Игорь — иначе, как пустые черные воронки в теплом поле жизни, текущем вокруг. Два холодных пятна, провалы в мировой вакуум.

— Я восстаю ныне! — Костя уже кричал, и они трое кричали вместе с ним, —

силою Небес!

светом Солнца!

сиянием Луны!

славой Огня!

— Еще двое!

Эней увидел врага.

Четверо исчезли. Вместо них появился один. Так один раз было в Ирландии, во время нападения на колонну — Томас рассказывал команде, как это бывает, но словами не передашь то состояние, когда человеческими глазами видишь небольшой отряд, а нечеловеческими — одного, беспощадного как полуденное солнце. Это действовало считанные секунды, потом враги снова стали слабыми людьми — но сколько за это время можно наворотить…

Один глянул на Томаса сквозь стену — и его пронзило до пят. Не болью, страхом. Как тогда, в Килкенни…

— На выход.

— Ты же сказал… — это Соланж.

— На выход. Еще пару раз — и мы потеряем контроль. Симбионт спятит, — выдохнул Томас. — Ты — со мной, Линда, Олаф — вы справа. Атакуйте людей. Не трогайте его пока. Его… сейчас даже убивать бесполезно.

Соланж кивнула и рванулась в сумерки. Ей тоже было плохо, хоть она и меньше знала о том, насколько плохо все может быть. В присутствии одного симбионт съёживался и начинал изводить хозяина страхом — или наоборот: словно пытался вырваться наружу, ломая и корёжа тело носителя. А сам ты под взглядом одного чувствовал себя маленьким, слабым и… грязным. Вспоминалось всякое… ненужное. Человеческое. И страшная пропасть распахивалась за спиной, и все потреблённые тобой раньше протягивали руки из-под земли и хватали за полы, за щиколотки, не давая убегать от разверзающейся бездны, встречный ветер сталкивал в неё — а один протягивал руку: возьми. Но Томас верил симбионту: едва коснется — он просто сгорит.

Убить. Разорвать. Чтоб не было.

Нет. Это опять симбионт. Его страх. Правильный страх — там есть, чего бояться, но слишком сильный. Мешает. Их ведь девять, десять. И только четверо слились. Остальные уязвимы. Опыт говорил: напасть, прорваться, достать кого-то, а дальше страх и ярость разорвут одного на части…

Как и тогда, в Килкенни…

Томас не верил, что это Бог. Бог не бывает человеком. Так не может быть, потому что не может. В худшем случае — какая-то магия, замешанная на легковерии дураков. Но на всякую магию есть другая магия…

Томас попытался получить от своего страха хоть какую-то пользу — погнал его впереди себя Волной. Соланж поняла, поддержала. На той стороне маяка, почуяв, вступили Олаф и Линда.

И люди, которые были просто людьми — сломались.

Беда в том, что варки двигаются очень быстро. Пистолет не дёет человеку никаких преимуществ. Меч не даёт никаких преимуществ. Серебро не даёт — если варк успел ударить первым. Есть только два варианта противодействия: либо плотный, массированный огонь — в кого-нибудь да попадёшь — либо достигнутое долгой учёбой умение ускорять субъективное время.

Но сейчас что-то случилось: вампиры двигались… ну не то чтобы медленно, но словно против сильного ветра, хотя настоящий ветер дул им в спины.

— Огонь! — крикнул Хан.

Дождь и бой начались одновременно.

И тут же ударила Волна.

Хан побледнел. Винсент сломался: выскочил из-под прикрытия и начал палить в белый свет как в копеечку. Его учили противодействовать Волне. Конечно же. Всех учили. Но беда в том, что только в настоящем бою можно понять, достиг ты успехов в обучении или нет.