Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина - Любовь Федоровна Воронкова

– Слава Фемистоклу! Слава мудрому стратегу Фемистоклу!

Фемистокл был бы счастлив, если бы эти крики раздавались в Афинах.

«Меня чествует Спарта! – с горечью думал он. – Спарта, но не Афины! Не Афины…»

А чествовали его щедро. Сами эфоры, суровые старцы, не жалели для него похвал, говорили о его мудрости, о его предусмотрительности, которая помогла эллинам спасти Элладу.

Еврибиада наградили оливковым венком за доблесть – высшей наградой Спарты.

«А мне что? – тревожно думал Фемистокл. – Опять вторую награду? Клянусь Зевсом, боги, вы несправедливы!»

Но он напрасно тревожился: его тоже увенчали венком из оливковых ветвей – за мудрость. Тут лицо его просветлело – Спарта полностью признала его. А Спарта – это или могущественный союзник, или опасный враг.

Звонкой вереницей пробежали праздничные дни. Фемистокл собрался домой. Спартанцы на прощание подарили ему самую лучшую колесницу, какая была у них в городе, – пусть явится в Афины как прославленный герой. Триста знатных спартанских юношей провожали его до самой тегейской границы. Никогда и никому Спарта не оказывала таких почестей.

Первого, кого Фемистокл встретил, вернувшись в Афины, был Тимодем с острова Бельбины[149], человек злобный и завистливый.

– Смотрите, Фемистокл в оливковом венке и на лаконской колеснице! Да неужели ты, Фемистокл, и вправду думаешь, что Спарта наградила тебя за твои доблести? Всей своей славой ты обязан только Афинам, но не себе. Не будь ты афинянин…

Фемистокл, обернувшись и увидев с высоты колесницы, кто его поносит, ответил:

– Конечно, будь я бельбинитом, спартанцы не оказали бы мне столь высоких почестей. Но тебя, человече, они не почтили бы, хотя бы ты и родился в Афинах!

Еще одна хитрость Фемистокла

Со всех сторон – из Трезены, с острова Саламин, из горной страны Аргоса – тянулись повозки, ехали верхом, шли пешие со всяким скарбом – женщины, дети, старики… Афиняне возвращались в свои родные Афины.

Архиппа, покачиваясь на узлах с имуществом и прижимая к себе младших детей, не переставая плакала. Плакала от счастья, что снова возвращается домой.

В Трезене афинян приняли ласково. Всем нашли кров, всех обласкали. Трезенцы решили содержать их за свой счет, платить им каждому по два обола[150] в день. Богатые люди открыли для афинских детей свои сады – пусть приходят и берут, что им захочется, пусть не чувствуют себя здесь обделенными. А кроме того, трезенцы постановили платить за афинских детей учителям – пусть учатся, как учились дома. Архиппа, глубоко благодарная, говорила детям:

– Дети, помните это. И если трезенцев настигнет беда, помогайте им. Нет порока чернее, чем неблагодарность!

Но как бы ни были приветливы приютившие их люди, чужой хлеб горек и чужие пороги круты. Вне пределов Аттики чем отличались они, афиняне, от жалких и бесправных метеков?

А теперь они снова в своей стране. О боги, примите своих афинян, вернувшихся домой!

Вот и город виден. И Акрополь стоит в сиянии жаркого солнца. Увидев черные после пожарища колонны храмов, обгорелые и провалившиеся кровли, статуи, упавшие в груды камня и кирпича, Архиппа опять заплакала – варвары осквернили их святыни!

Повозка заколыхалась по ухабистой афинской улице.

– Мама, а где мы будем жить? – спрашивали дети. – В нашем доме?

– Если наш дом не сгорел, значит в нем и будем жить.

– А если сгорел, мама?

– Тогда, может быть, садик остался.

– А если и садик сгорел?

– Но земля-то не сгорела. На той земле и будем жить.

Едва скрипучая повозка въехала в узкий переулок, ведущий к дому, как Архиппа услышала знакомый голос:

– Госпожа! О госпожа!

Им навстречу бежал Сикинн. Еще более желтый, еще более худой, но глаза его полыхали от счастья.

– Сикинн! Дети, это же ваш учитель! Ты жив, Сикинн! А где же Фемистокл?

– Наш господин Фемистокл велел мне ждать, когда ты приедешь. А он – где же ему быть? На Пниксе, конечно. У него очень много дел, госпожа, ведь он государственный человек, и очень прославленный государственный человек!

– Да, знаю, знаю. Нужна мне ваша слава, как же! Мне нужно, чтобы все были живы и все здоровы, а больше ничего мне не нужно, понимаешь ты?

– Но слава тоже нужна, госпожа! – улыбаясь, возражал Сикинн, и его зубы еще ярче белели на потемневшем от загара лице. – Когда творишь славные дела, надо, чтобы их достойно ценили.

– Слава возбуждает зависть, – сурово возразила Архиппа, – а зависть рождает беду!

– Сикинн, а наш дом не сгорел? – спрашивали дети.

– Нет, не сгорел.

– А наш садик?

– И садик не сгорел. Персы не жгли дома. Они сожгли только Акрополь. Там ведь были защитники, сражались с врагами. Вот они Акрополь-то и сожгли.

– А защитников?

– А защитников убили.

Повозка подошла к дому. Соседи уже копошились в своих двориках, вычищали мусор из домов. Ворота Фемистоклова дома стояли запертые на замок, а стена дворика лежала грудой желтой глины и кирпичей. Видно, толкнула ее какая-нибудь тяжелая колесница, она и завалилась.

– Крепко же заперт наш дом, – усмехнулась Архиппа. – Смотрите, даже замок висит на воротах. Отпирай, Сикинн!

Сикинн пошарил под кирпичами, достал ключ и открыл ворота. Архиппа, а за ней дети и слуги вошли в засыпанный глиной и осколками кирпича двор. И, стоя среди голых стен своего жилища, Архиппа сказала глубоким, счастливым голосом:

– Слава богам, вот мы и дома!

Афины чистились, прихорашивались. Незатейливые двухэтажные и одноэтажные дома из камня, из необожженного кирпича или просто из глины, смешанной с рубленой соломой, принимали жилой вид. Снова шумела агора – торговая площадь, снова слуги и рабы смеялись и перебранивались у городского фонтана, уже кое-где слышалась песня, ребятишки носились по афинским холмам, плескались в ручьях, играли в Саламинскую битву… Афиняне, вернувшиеся с войны, снова собирались на Пниксе и обсуждали свои государственные дела.

А дел было много. Фемистокл, побывав в Лакедемоне, ушел оттуда с чувством признательности за почести, оказанные ему, и с тяжелым ощущением опасности, таящейся для Афин в этой воинственной стране.

– Они живут без городских стен, – говорил Фемистокл, выступая на Пниксе. – Их жизнь – или война, или подготовка к войне. Мы живем иначе. Мы воюем лишь тогда, когда враг нападает на нас или на наших союзников, мы защищаемся. А для защиты нам необходима городская стена, от старой стены у нас остались одни обломки. Надо строить новые стены, и строить как можно скорее!

– Ты ждешь нападения персов, Фемистокл?

– Граждане афинские, врагами ведь могут быть не только персы. Разве не случалось, что вчерашний союзник сегодня