Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

Грузно приземлившись, Захария неловко пробежал вперед по инерции, но избежал ошибки, достойной новобранца, и не врезался ни в одну из многочисленных временных построек, окружавших территорию вместе со штабелями потрепанных сбрасываемых контейнеров продолговатой формы. Вокруг сновали дюжины элизийцев, которые перетаскивали боеприпасы и снаряжение к огромной дымящейся бреши в основании вулканического склона, нависшего над зоной высадки. Стоял оглушительный шум: под армейскими ботинками скрипел зернистый черный песок; из наскоро разбитых палаток и модульных строений раздавались приказы и окрики; тяжелые орудия выпускали вверх очереди, ведя огонь по немногим укреплениям ризгийцев, оставшимся на склоне в зоне досягаемости.

Стянув шлем, сержант вдохнул воздух, согревающийся в лучах утреннего солнца, и, невзирая на вонь тухлых яиц, поднявшуюся в результате последних взрывных работ, с радостью избавился от тяжести десантного комплекта. Поначалу элизийские саперы быстро пробивались через слои слежавшегося пепла у основания склона, но затем началась последовательность намного более прочных каменистых страт, и продвижение в кратер замедлилось. Захария надеялся, что надолго они здесь не застрянут.

Сняв правую перчатку, ветеран начал понемногу разминать ноющие конечности, пощелкал костяшками и провел затекшей рукой по коротким черным волосам. Пальцами, все ещё онемевшими от холода, он наткнулся на липкий мокрый кусочек, приставший щеке. Поглядев вниз, сержант обнаружил, что на перепачканной ладони поблескивают чужая кровь и плоть. Вытерев месиво об униформу, Захария со вздохом отчистил верхушку шлема, и на свет вновь явился сержантский знак различия — белая продольная полоса.

— Вот такая у нас разведка, серж. Чуть-чуть всех не размазало, — Адуллам не привык держать язык за зубами, из-за чего не раз оказывался в ситуациях, когда просто физически не мог сдержать данное слово.

Грубоватое, покрытое шрамами лицо старейшего друга и товарища Захарии всё ещё оставалось бледным после высадки, но на полное восстановление времени не имелось. Поэтому Адуллам и уступавший ему в росте, но непропорционально широкий Беор уже стояли прямо за границей зоны высадки, согнувшись над дюжиной подрывных зарядов восского образца. Элизийцы проверяли плоские металлические диски на возможный урон, полученный при посадке — так быстро, что могло показаться, будто они работают недостаточно тщательно.

«Только не эти двое, — подумал Захария, который стоял перед своим отделением, на ощупь проверяя целостность снайперской винтовки. — Когда они решают взорвать кого-нибудь или что-нибудь, то всегда добиваются успеха».

— Ты же знаешь этих флотских, Адуллам. Выглянули в иллюминатор — вот тебе и прогноз!

Грубо рассмеявшись собственной шутке, Мелнис могучей рукой поднял огромный плазмаган типа II за сошку, укрепленную под передней частью ствола, и заглянул прямо в дульный срез. Закопченный ствол осветило солнце, восходящее за спиной элизийца.

— Долбись ты Троном, Мелнис, из-за тебя нам чуть головы не оторвало! — рявкнул Сояк на здоровяка, оторвавшись от прикручивания к гранатомету восского образца удлинителя, сделанного по спецзаказу. Коарто тоже прервал сборку аналогичной установки типа V, части которой лежали у бойца на коленях.

— Ой, малыши, простите, что помешал вам развлекаться! Я ж знаю, как вы любите свои маленькие игрушечки.

Сояк посмотрел на своего лучшего друга, и они с Коарто разом покачали головами, а затем вернулись к улучшению точности повидавших виды гранатометов. На издевку они не поддались — только не сегодня.

— Не расстраивай лучших парней четвертого, Мелнис. Лучше вспомни, как они спасли твою здоровенную толстую шею на Кармелии.

Плазмометчик фыркнул в сторону ухмыляющегося Беора, а Коарто и Сояк улыбнулись здоровяку, по-прежнему накрытые его внушительной тенью. Захария вздохнул — он уже сто раз всё это слышал, — но и порадовался, что перед битвой вся команда в хорошем расположении духа.

Сержант подметил, что гранатометчики обновили татуировки на бритых затылках. У каждого из друзей была наколота половина аквилы 158-го, стилизованного имперского орла, пикирующего на добычу. В одной лапе он держал череп орка, в другой — голову человека с повязкой на глазу. Фишка Коарто и Сояка заключалась в том, чтобы соприкоснуться головами перед тем, как устроить короткую, жестокую и — для них — очень веселую кулачную драку с любым глупцом, решившимся устроить с друзьями перепалку или оскорбить их.

— Хотел бы я как-нибудь пригласить флотских на высадку, серж. Посмотреть, как им понравятся шикарные сюрпризы, которые вечно достаются нам.

Беор уже поднялся, и, тяжело дыша, укладывал в рюкзак полдюжины взрывных устройств, держа их за короткие толстые рукояти. Сложенный, как элизийский долинный буйвол, с шеей и головой практически одинаковой толщины, гвардеец заслужил среди близких друзей прозвище «Бульдозер», не сильно преувеличивающее его способности. Несмотря на внешнюю неуклюжесть бойца, товарищи знали, что Беора опасно недооценивать: подобное телосложение делало элизийца ещё смертоноснее.

Захария ничего не ответил гвардейцу, отвлекшись на внезапную шумиху у входа в один из расположенных поблизости туннелей. Несколько элизийских саперов выбежали из рукотворной пещеры, и вскоре земля содрогнулась, а из отверстия выплыло большое черное облако вонючего дыма. На мгновение в лагере воцарилось тревожное молчание, нарушенное ревом бойцов третьего взвода, которые устремились в брешь. Прошло несколько секунд, и в зловонном воздухе раздались характерные звуки ближнего боя.

— Так, парни, мы пробили внутреннюю стену Ризга-сити! Приказы вы знаете: за 158-й и за Императора!

Уже через несколько секунд после приземления капитан четвертого взвода начал отдавать команды бойцам; ветераны из его личной охраны сбрасывали гравишюты и готовили оружие к бою, проталкиваясь через толпящихся солдат. Отделение Захарии следовали за гвардейцами, пережившими атаку «Гидры» — эта группа должна была поддерживать их на задании. Сержант надел шлем, застегнулся и, перед тем, как надеть перчатку, глотнул воды в надежде, что она смоет мерзкий привкус Ризги. Не помогло.

Рой солдат в темно-зеленом камуфляже сбился плотнее, добравшись до зева туннеля, и нахмурившийся Адуллам обернулся к Захарии. Медленно выползающее из-за горизонта солнце ярко озарило побитое жизнью лицо подрывника, на котором можно было рассмотреть больше морщинок, чем когда-либо. Внутри скверно освещенного прохода уже становилось жарко: пусть саперы блистательно и быстро справились с задачей, туннель оказался слишком узким и низким, чтобы элизийцы могли развернуть полномасштабное наступление. Атака через подобное «бутылочное горлышко» значила только одно — большие потери на входе в зону поражения. Это будет паршиво само по себе, к тому же гвардейцам придется переступать через трупы товарищей. Возможно, новички просто не выдержат такого, да и ветеранам придется несладко; к подобному никогда не привыкнуть.

— Отделение, оружие к бою. Прогулка будет не из приятных.

Каждый из элизийцев стремился поскорее добраться до врага, и плотная толпа людей с оружием и в бронежилетах продвигалась вперед. Вдали виднелся кружок бледного света, в котором суетливо плясали размытые, неясные тени. Туннель содрогнулся от трех громких взрывов, и Захарии оставалось только удерживать равновесие на гладких, влажных камнях. После заключительного хлопка заметно усилился огонь из стрелкового оружия, от стен отражались вопли и крики, но слышалось и ещё кое-что — призрачный, отфильтрованный голос, который то уплывал за грань слышимости, то появлялся вновь.

— Я — голос Ризги. Я — уста Хаоса. Не сражайтесь с нами. Присоединяйтесь к нам. Вместе мы сможем принять тьму…

Голос действовал Захарии на нервы, и сержант потряс головой, чтобы очистить мысли, а затем скривил губы. Присоединиться к ним? А что, изменники из СПО предлагали какой-то выбор сотням тысяч мирных жителей планеты? Отступая к убежищу за стенами Ризга-сити, повстанцы оставляли за собой целые города мертвецов. Элизийский ветеран и раньше видел на инструктажах немало возмутительных вещей, но вид невинных людей, которых лишили даже могилы или погребального костра, оставили гнить в едком, вонючем воздухе этого гнусного мира, наполнил Захарию глубокой, но всё ещё — как считал он сам — контролируемой яростью.

— Как действуем, серж? — шедший впереди Мелнис едва мог нормально держать плазмаган, так плотно столпились вокруг бойцы четвертого взвода. В тоне ветерана звучала раздраженная нотка, признак проблемы, с которой он постоянно боролся. Захария знал, что в другой ситуации Мелнис запрыгнул бы в самую большую, самую разрушительную боевую машину и принялся расстреливать, таранить и давить врагов на поле битвы. Здесь же, в очень тесном пространстве, гвардеец страдал от клаустрофобии и чувствовал себя уязвимым. Говорить с ним сейчас нужно было коротко и прямо.