Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2 - Андрей Болотов

 Я дожидался, правда, их целых пять лет. Но за то имел удовольствие видеть не только превеликое множество у себя тюльпанов, но и действительно происшедшие от них многие новые и совсем оригинальные роды, из которых иные были очень хороши, и наградили меня с лихвой за долгое их ожидание и за все хлопоты, какие я имел с ними в сии годы, пересаживая их с места на место, и всякий год выкапывая и разбирая.

 Впрочем, не успел я от прежних моих трудов и последних поездок моих еще хорошенько отдохнуть, как навязались на меня новые хлопоты. Прискакали без души звать меня опять на межеванье и я принужден был, опять оставя все, туда ехать. Но как история езды сей в подробности описана была мною тогда в письме к приятелю и описана так, что вы, читая ее, может быть не однажды усмехнетесь; то и помещу я ее здесь точно теми словами, какими я ее тогда описывал.

 «Скажите мне, — писал я тогда к своему приятелю, — не можете ли вы мне дать суд на нынешние обстоятельствы?

 «Межевые дела меня совсем замучили. Недавно принужден я был целую неделю и более за чужими делами прохлопотать и проволочиться. После того ездил в свою деревнишку, там снимал план, и исчислял, и хлопотал, а оттуда, приехав, не успел съездить в свое Коростино и после того мало–мальски с духом собраться, как вчера, гляжу, опять кто–то верхом на двор, и мне сказывают, что из Каверина староста приехал.

 — «Так! уже право так! закричал я; ото уже опять межеванье! я и не обманулся. Староста приходит и говорит, что межа до них дошла, и что сделалось у них в одной пустоши сумнительство и, кланяяся, просит, чтоб приехал к ним я и не оставил их в теперешней нужде.

 «Что было мне делать! Дело это было совсем не мое. В этом Каверине не имею я никакого участия, а только имеет большое участие дядя родной жены моей, Александр Григорьевич Каверин.

 «Он просил меня, чтоб прислать к нему в Козлов, когда дойдет межеванье до них и хотел сам приехать. К нему давно уже и послали, но он еще не бывал. Подъемы тяжелые, а из Козлова не скоро–таки и доедешь.

 «Итак, хоть дома крайние были недосуги, однако хотелось мне сделать ему в этом случае услугу и туда съездить, и посмотреть, дабы не могло чего–нибудь проронено быть.

 «Таким образом, севши сегодня ранёхонько в свою одноколочку, поскакал я туда. Туман был преужасный и холодновато. Чуть было дорогой не ошибся и не заблудился. Подъезжая к Балыматову, наехал я брата своего Михайла Матвеевича. Он также на белом своем коне ехал на межеванье и позади его поляк, с пипкою во рту.

 — Что, брат, не затем ли и ты, зачем и я, едешь.

 — «Да, братец, Хвощинской присылал, чтоб я ехал в Волохово, для разбирательства нашего спора».

 — Хорошо братец! Поезжай и ломай дела, как лутошки, а я еду в Каверино, за чужое хлопотать.

 «В самое то время гляжу, смотрю, скачет Раевскаго поверенный, самый тот, с которым мне по Каверину дело иметь надобно будет.

 — Ты что, друг мой?

 — «Я, сударь, к вам было ехал, засвидетельствовать верющее письмо.»

 — Хорошо! Да где взять чернил и пера, здесь поле.

 — «Ну, сударь, так и быть.»

 «Потом разспрашиваю я у него о тамошних обстоятельствах, он мне их сказывает, и я мог некоторым образом заключить, что у них на уме.

 «Разставшись с ними, продолжал я свой путь и наконец доехал до Каверина. Староста дядин первый мне в глаза; сказывает мне, что межеванья у них сегодня не будет и что межевщик межует в другом месте.

 — Хорошо, говорю я, так нам же лучше. Мы между тем объездим вашу землю и посмотрим рубежи. Ну, сказывай же мне, есть–ли у тебя крепости и знаешь–ли сколько за вами дачи?

 — «Крепостей, сударь, у меня никаких нет, а и сколько дачи, где мне, сударь, знать, знает про то барин.»

 — Ну, слава Богу! закричал я; когда ты не знаешь, а мне, постороннему человеку, подавно неизвестно. Поехать, знать, к Ивану Федоровичу. Он человек старый, давнишний здешний житель и помещик. Он знает.

 — «Хорошо, сударь», говорит староста. А другой мужик подхватил: «Ну то–то, сударь, голова умная! тут–то толку–то добьетесь!»

 «Изрядная рекомендация, думаю я сам в себе, однако велел старосте за собою приходить на двор к Ивану Федоровичу, и поехал.

 Иван Федорович человек был мне знакомый, известный хлопотун и скороговор, мужичок маленький, старенький, рябенький, худенький, но совсем тем изо всех живущих тут, господ Кавериных едва ли не богатейший и в дачах села сего наибольшее участие имеющий. Но Ивана моего Федоровича дома нет, он у соседа, однако побежали за ним.

 «Бежит мой. Иван Федорович и с ним сосед его, молодец Каверин же Михайла Федорович.

 — «Милостивый мой государь, милостивый государь, замучил я тебя! много, много одолжен; чем отслужить?» и понес сим образом далее рассказы мне точить; а я будто для его приехал! Ну хорошо! Михайла Федорович тотчас откланялся, спешит ехать, гулять с какими–то товарищами под Зарайск — а что дома делается, до того нужды нет, а и мне не было нужды.

 «Не успели мы остаться, как Иван мой Федорович хлопотать, суетиться. «Малый! малый! яблок подай! груш, дуль! Дурак! не тех яблок. Подай какого–нибудь наливца, столик сюда… тарелку»… и так далее.

 «Хорошо, думаю я сам в себе, дуль я у тебя поем; но я ведь еще не обедал, посмотрю, накормишь ли ты меня? Правда, подают яблоки и до обеда, а обедать еще и рано, девятый только час. Еще успеется, думаю в себе, а между тем поговорить что–нибудь.

 — Ну, Иван Федорович, говорю я ему, я не за тем приехал, а что у вас межеванье?

 — «Да, отец мой межеванье! вот плут, такой, сякой! Не мог ничего достать. Самый криводушник, этакой души не привидано. Я человек старый!.. Мы разбранились… я рожь сжал… ничего не знаю». И сим образом занес чепуху преужасную.

 «Что это такое? думаю я сам в себе, в этом толку не будет. Однако вышло наружу такое обстоятельство, которое меня думать заставило, а именно: что он недавно с дядею Александром Григорьевичем в степной деревне поссорился ужасно и бранит его немилосердо. И так было мне дурно, что я к нему приехал. Однако дача у них общая и владение чрезполосное, и я принужден был о их ссоре позабыть, а добиваюсь только у него о наступающем межеванье. Но у Ивана моего Федоровича не то на уме. По старой привычке одно слово другое погоняет: тарата, тарата, тарата, а слушать нечего.

 «Нетерпеливость меня наконец взяла, говорю уже ему не путным образом: «пожалуй, оставь все постороннее, станем о деде говорить».

 — «Ну отец мой; ну отец мой!

 — Ну! отец твой! скажи–ка ты мне, где межевщик теперь?… Когда будет межевать здесь?… Виделся ли ты, сударь, с ним?… Какой спор был у вас с Раевскими?… Сколько у вас дачи?.. сколько пустошей?… естьли окружная? Эти вопросы затмнили у него все понятие; он прежде говорил скоро, а тут удвоил еще слов поспешность. Татата, татата, татата и вышло наконец, что всего того он не знает и так как бы он не тутошный владелец был и межеванье от него еще за сто верст было.