Том 10. Письма. Дневники - Михаил Афанасьевич Булгаков

607

...бюллетень о состоянии здоровья Л. Д. Троцкого... — Бюллетень датирован 31 декабря 1923 года (новогодний «подарок» Троцкому) и опубликован в «Известиях» 8 января 1924 года. Подписан бюллетень комиссией докторов в составе: М. Кончаловский, Форстер, Певзнер, В. Александров, Ф. Готье и Н. Семашко.

Решение о высылке Троцкого (Булгаков прекрасно уловил смысл и назначение «бюллетеня») было принято, конечно, не врачами.

608

...Троцкого выставили. Что будет с Россией... — Разумеется, Булгаков с большим удовлетворением воспринял весть об удалении одной из самых зловещих фигур в большевистском руководстве. Возможно, Троцкий был для Булгакова олицетворением самого чудовищного врага России. Во всяком случае, таким предстает Троцкий в произведениях писателя. Это восприятие могло сложиться еще со дней приезда Троцкого в Киев в июле 1919 года, когда был устроен большой митинг в честь его приезда. Сохранились свидетельства этого действа. В газете «Киевлянин» (13 сентября 1919 года) в очерке «Так было» мы читаем: «Грозно заворчал подъехавший автомобиль, и через минуту, в сопровождении свиты, быстро поднялся по ступенькам сутулившийся еврей с густой, черной бородой. Тип портного из маленького провинциального городка черты оседлости. Невольно рисовался аршин под мышкой и кусок засаленного сантиметра, свисавшего из кармана. Да неужели это он толкнул братьев на кровавый бой с братьями, от лица России заключил позорный Брестский мир, и перед ним склоняются — пусть «красные», но все же русские знамена?

Громко и отчетливо заговорил он о вреде партизанщины, о необходимости создать регулярную армию, о Деникине — прискучившие фразы, примелькавшиеся уже на столбцах красных газет. Неинтересно, скучно. Я уже собиралась уйти, как неожиданно новые интонации металлически зазвучали в его голосе и остановили меня. Троцкий заговорил о тыле, о необходимости борьбы с теми, кто «против нас». С каждой фразой крепчал голос и дошел до крика, временами хрипло гортанного. Бешено зажестикулировали угрожающие руки, и как чудовищные птицы заметались по залу призывы ненависти и бились в закрытые окна, за которыми в розовых лучах умирал день. Неузнаваемо изменилось лицо: хищно выдвинулась нижняя челюсть, горевшие глаза как-то вышли из орбит, точно повисли в воздухе. Не портной из маленького города черты оседлости, — перед толпой стоял фанатик-изувер, носитель веками накопившейся мести и ненависти, призванный осуществить двухтысячелетнюю мечту.

«Чиновники, лакеи старого режима, судейские, издевавшиеся в судах, педагоги, развращавшие в своих школах, помещики и их сынки-студенты, офицеры, крестьяне-кулаки и сочувствующие рабочие, — все должны быть зажаты в кровавую рукавицу, все пригнуты к земле. Кого можно — уничтожить, а остальных прижать так, чтобы они мечтали о смерти, чтобы жизнь была хуже смерти...» Не речь, — это были дикие конвульсии ненависти, и если бы он упал сейчас мертвым, я бы не удивилась...

Так было. В огромном русском городе — матери русских городов, перед многосотенной толпой шла жгучая проповедь «русского погрома» — потому что к перечисленным категориям принадлежали только русские, и запуганные пулеметами люди — молчали. Я взглянула на стоявшего рядом рабочего. Понимают ли они, что происходит?

Сурово смотрело пожилое лицо, низко хмурились нависшие брови.

— Царь иудейский, — коротко и резко бросил он мне, отвечая на безмолвный вопрос, и вышел из зала.

Конец июля и август были самыми кровавыми для нас. Троцкий сделал свое дело».

Автором этого очерка, подписанного псевдонимом, была Т. Глуховцова, активно сотрудничавшая в газете «Киевлянин». И если сам Булгаков, находившийся в те страшные дни в Киеве, и не присутствовал на этой «встрече», то уж с результатами пребывания Троцкого в городе ему пришлось познакомиться сполна. Работая над серией статей под названием «Советская инквизиция», писатель обошел все захоронения жертв киевской чрезвычайки и воочию убедился в неслыханных зверствах подручных Троцкого.

И все же в дневниковой записи о Троцком чувствуется какая-то настороженность, недосказанность. То, что Россия вступает в какую-то новую полосу своего бытия, — Булгаков осознавал совершенно ясно. Но что ждет ее на этом пути — представить было трудно, ибо выключение из игры одного из идолов победителей не означало еще приближение заката новоявленной правящей касты.

609

Ленин скончался... — Любопытно, что нет каких-либо материалов, содержащих отрицательные высказывания Булгакова по отношению к Ленину. Но личность вождя интересовала писателя, в его архиве сохранились газетные вырезки и другие материалы о Ленине. Репортаж о похоронах Ленина под названием «Часы жизни и смерти» Булгаков опубликовал в «Гудке» 27 января.

610

...телеграмма Пуанкаре... по делу киевского областного «центра действия»... — В «Центр действия» входили видные ученые и общественные деятели, в частности Николай и Константин Василенко. О цели деятельности этой организации можно судить в какой-то степени по показанию Николая Прокофьевича Василенко (профессора, попечителя Киевского учебного округа при Временном правительстве, при гетмане — министра народного просвещения): «Самые слова: «Центр действия» — глупое недоразумение. Они совершенно не соответствуют ни взглядам, ни работе нашей киевской группы. Наша задача состояла в том, чтобы за невозможностью поставить в России орган печати, дающий правдивые сведения о подлинной русской жизни, мы решили создать такой орган за границей... Журнал «Новь», когда мы его получили, произвел на нас такое жалкое впечатление, что вопрос о финансовом источнике для такого издания не мог стать особенно интересным».

Премьер-министр Франции Раймонд Пуанкаре направил министру иностранных дел Г. В. Чичерину телеграмму следующего содержания: «Общественное мнение Франции, разделяя чувства университетских и научных кругов, с беспокойством следит за ходом киевского процесса и выражает опасение, что смертный приговор может быть вынесен профессорам, потеря которых болезненно ощущалась бы как сокращение мирового интеллектуального достояния. Во имя науки, во имя прав человека, профессора французских университетов просят, чтобы их русские коллеги не были преданы каре, которой они не заслужили. Во имя цивилизации и гуманности французское правительство присоединяет свои пожелания к пожеланиям ученых всего мира» (Известия. 9 апреля).

Советская пресса тут же взорвалась протестующими материалами. Редакция «Известий» поместила итоговую заметку, в которой подчеркивалось: «Если такова новая декларация прав человека и гражданина... мы с презрением отбрасываем ее пинком ноги». Г. В. Чичерин направил Пуанкаре грозный ответ, в котором были и такие строки: «Советское правительство, стоящее на страже безопасности рабоче-крестьянской республики, отклоняет попытку французского правительства вмешаться в деятельность суда республики...»

И все же приговор оказался милостивым к некоторым видным ученым, в частности, к братьям Василенко. Но значительная часть «заговорщиков» была приговорена к смертной казни. Главным обвинением была