Шпион в Юрском периоде - Геннадий Прашкевич

Так поэтическая школа проявляется и в фантастике.

Г. Прашкевичу присущи поэтический музыкальный слух, превосходная память, зоркость. Все услышанное, все увиденное служит материалом для произведений — фантастических и не фантастических. Детские воспоминания дали материал для книг “Трое из Тайги”, “Война за погоду”, столярная практика закреплена в повести “Столярный цех”, юношеская история выбора пути — в романе “Апрель жизни”, в повестях “Уроки географии” и “Поворот к раю”, геологическая работа породила сборники “Люди Огненного кольца” и “Курильские повести”…

Итак, город Тайга, тайга сибирская и дальневосточная, суровый океан, вулканические цепи, субтропические заросли Курил, люди Тайги и люди Курил, простецкие и необычные, добросердечные и грубые — и все это описано со вкусом, с увлечением. Так и чувствуется, автор смакует каждую деталь.

“…Снег падал в Тайге всю зиму, одноэтажные дома заваливал под козырьки. Он отдавал дымом и паром маневровых паровозов. Он серебрился и лохматыми сталактитами свисал с карнизов.

А весной были лужи.

Будто кто рвал на клочки голубое небо и разбрасывал их на дорогах…” (“Столярный цех”).

“…Шершавая кожица ягоды прилипала к губам, пальцы пахли розовым маслом. И так тихо было вокруг, что невозможно было не почувствовать нежность утра, сгоняющего с выстриженных мышами полян молочные обрывки влажного и густого тумана” (“Ильев. Его возвращение”).

И там же: “…Океан выкатывал на песок длинные шлейфы нежной пузырящейся пены, а вдали морщился, и волны бежали там мелкие и кудрявые, как овечки”.

Видно.

Ощущается.

Пахнет снегом, пахнет ягодой, розовым маслом, океаном.

Тот же житейский материал — таежный, курильский, сахалинский, сибирский — вошел и в фантастику Г. Прашкевича. Не была предана забвению юношеская любовь. Курильские острова стали, скажем, местом действия научно–фантастической повести “Великий Краббен”, столярный цех появился в рассказе “Игрушки детства”, бытовые детали новосибирского Академгородка, где ныне живет автор, в повестях “Кот на дереве”, “Демон Сократа”, берег Обского моря — в “Соавторе”.

Зачем поэту, переводчику, прозаику Г. Прашкевичу понадобилась фантастика?

К фантастике в нашем литературоведении установилось снисходительно–пренебрежительное отношение: этакая, дескать, облегченная литература, забава для детишек, отдых после уроков. Всякий раз приходится напоминать, что к фантастике обращались крупнейшие писатели, что фантастика это не только “Аэлита” А. Толстого, но и “Мастер и Маргарита” М. Булгакова, “Мы” Е. Замятина, “Трест Д. Е.” И. Эренбурга; фантастику писали Н. Гоголь (“Нос”, “Портрет”), Ф. Достоевский (“Случай в пассаже”, “Сон смешного человека”), наконец, и “Демон” М. Лермонтова, и “Фауст” Гете — фантастика.

Что же привлекало в фантастике писателей?

Прежде всего исключительность.

Происходит нечто чрезвычайное, из ряда вон выходящее, и человек, естественно, обращает внимание на исключительное. Заурядное он и так знает, а тут что‑то неслыханное, прислушаться надо, присмотреться, горизонт расширить. Чрезвычайное привлекает сразу, позволяет строить увлекательный сюжет, нагнетает волнение и тревогу.

Второе достоинство — широта, кругозор, горизонты любой дальности. Литературу, как и природу, можно любить по–разному. Альпинисты — любители природы, и садоводы — любители природы. Первые, взвалив тяжеленный рюкзак на спину, с напряжением карабкаются на вершины, чтобы, гору поправ подошвами, любоваться просторами и утверждать: “Лучше гор могут быть только горы”. Вторые, обхаживая, окапывая, удобряя редкостный цветок, цветком любуются, мурлыча себе под нос: “Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет”. Фантастика — горная литература, ей свойственна обзорность, деталировка для нее, может, не главное. Чтобы описывать тонкие переживания влюбленных, нет необходимости сажать их в звездолет. Хуже того, звездолет будет только отвлекать от любви. Беседка для переживаний удобнее.

Из широты вытекает обобщение.

Если в Космосе все так же, как на Земле, значит — везде так.

Если в будущем все те же проблемы, что и сегодня, значит — всегда так.

Писатель с этим смириться не может, если ему нужен необычный герой, он не останавливается ни перед чем. Доктор Фауст у Гете хочет испытать счастье. Мефистофель — дьявол, существо сверхъестественное, ибо он может дать все. А все может дать только ирреальный герой. Любой миллионер, любой король ограничен своими денежными или королевскими возможностями. Король не мог бы дать Фаусту молодость, король не мог бы дать ему власть над всем миром, а вот дьявол — может. И Гете вводит в поэму дьявола.

И еще достоинство: фантастике хорошо дается отстранение.

Это литературный термин, он означает изображение заурядных, давно привычных событий с непривычной точки зрения. Характерный пример — рассказ американского фантаста У. Тенна. На какой‑то планете живут разумные амебы. Одна из них должна быть осуждена за распространение порнографических открыток, она бежит на Землю. А на тех порнографических открытках изображено деление амеб, изображено великолепно, и на Земле все это приветствуется как отличное научное исследование. Соплеменники амебы, однако, настаивают на выдаче преступницы, ее выдают, сажают в тюрьму, но в камере она успевает разделиться. А дочери разве преступницы? Дочери подлежат ли наказанию за преступления матери? Вот и продемонстрирована вся условность законов. Где‑то морально, где‑то аморально, где‑то преступление, а где‑то заслуга. Что справедливо на самом деле?

И чрезвычайность, и широту, и глобальные обобщения, и отстранение, и итоговую простоту мы находим в фантастических произведениях Г. Прашкевича.

Первый отдел книги — социальные памфлеты.

Раньше других написана повесть “Разворованное чудо” — история наемников из Иностранного легиона, людей без принципов, без чести, без совести, без жалости, людей, умеющих лишь ненавидеть и убивать — за деньги, в надежде на то, что когда‑нибудь денег наберется достаточно, чтобы жить в свое удовольствие в какой‑нибудь неприметной дыре.

События происходят в Конго. С тем же успехом они могли происходить в Анголе, во Вьетнаме (где и подвизался один из героев) или же в Центральной Америке. Наемники пока что не перевелись на нашей планете.

Но вот в повествование входит чудо — необычное существо с необычными свойствами. Может быть, это некая мутация, может быть, гость с другой планеты. Его бы доставить осторожно в музей, в научный центр… Легионеры догадываются об этом, но в голове у них одно: найденное чудо можно продать за большие деньги, и чем меньше участников дележки, тем больше достанется уцелевшим. Когда же чудо захватить не удается, его попросту уничтожают. Мы без долларов, пусть и чудо пропадет со всеми его тайнами и достоинствами — научными, народными, общечеловеческими.