"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

В саду пели птицы, куртины с розами золотились под вечерним солнцем. Они сидели, прижимаясь, друг к другу.

Макс нашел их утром, приехав из Лувена. Он, сначала, не понял, что случилось. Увидев остановившиеся, голубые глаза бабушки, найдя записку на столе, мужчина сглотнул. Волк стоял, держа в руках саквояж с тетрадями, повторяя деловитые распоряжения:

- Отправь телеграмму Карлу и Фридриху в Лондон. Свяжись с товарищами из Германии и Франции. Место в нашем семейном склепе готово. Надпись пусть остается той же, что и у твоего отца: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Всегда оставайся честным коммунистом, Макс, пусть твоя жизнь станет примером для всего рабочего класса. Твои товарищи и наставники, Джоанна и Поль.

Макс поставил саквояж на голые половицы. Они улыбались, глядя на него. Макс посмотрел на свою ладонь. Детский шрам давно сгладился. Макс почувствовал горячую кровь, заливавшую пальцы, услышал свой шепот: «Я всегда буду верен борьбе за коммунизм!», и всхлипнул. Он присел на диван, стараясь не смотреть на них. Волк видел много смертей, но ему почему-то все равно, было не по себе.

- Я бы тоже хотел так уйти, - он опустил голову в ладони, - как бабушка и Поль. Обязательно это сделаю, - Макс заставил себя не плакать и поднялся. Надо было идти в полицейский участок, выписывать свидетельство о смерти.

Париж

Анри сначала хотел задрапировать столовую на рю Мобийон черным крепом. Волк пожал плечами:

- Совершенно ни к чему. Ты читал распоряжение бабушки. Никакого траура, и никаких венков. Будут простые, рабочие похороны..., - Волк оборвал себя, вспомнив слова месье Луи Бланки. Он приехал вместе с Максом из Брюсселя в Париж, проводить в последний путь Джоанну и Поля:

- Это как с твоим отцом, Волк, - старик затянулся папиросой и закашлялся, - я был на его похоронах. Двадцать тысяч человек пришло. Тогда восстание было, но и сейчас, обещаю тебе, рабочий класс проявит солидарность с его героями. С теми, кто стоял у истоков социализма...

Волк прошелся по гостиной, искоса поглядев на баронский герб над камином: «Ты ведь не пойдешь на похороны, господин барон. Ты лечишь детей сановников, аристократии...»

Полина, приехала из Лондона, оставив детей на свекровь и Сидонию. Герцогиня, Вероника, и Юджиния пошли в Le Bon Marche. Вероника гневно сказала:

- Она мне не запретит надевать траур. Это положено, так и будет, - она кинула взгляд на Полину. Женщина вытерла припухшие, синие глаза:

- Конечно, тетя. Мне тоже надо платье сшить, я из Лондона с одним саквояжем уехала..., Хорошо, что Марта в Мейденхеде. Есть, кому за детьми присмотреть, - она покачала маленького Пьера на коленях. Мальчик, грустно, сказал:

- Бабушка Жанна и дедушка Поль с ангелами, тетя. Мы с мамой ходили в церковь. Молились за, их души.

Юджиния покраснела и повертела на пальце кольцо. Синий алмаз заиграл глубокими отсветами: «Я знаю, что бабушка Джоанна просила не..., - женщина вздохнула, - но ведь это принято...»

- Именно, - отрезала Вероника, поправив седые локоны.

- Как она могла? - горько подумала Вероника: «Это грех, такой грех. Папа болел, он был инвалидом, а она..., Здоровая женщина, и Поль, он ее младше..., Любил он ее, конечно. Дочь оставила, внуков, правнука..., Впрочем, она всегда делала так, какхотела. Ни на кого не оглядывалась. Господи, -попросила Вероника, - упокой души их в своем присутствии».

- Тебе спать пора, милый мой, - она погладила Пьера по белокурым волосам:

- Ты, Юджиния, о девочке новой спрашивала, - Вероника улыбнулась, - Люси хорошенькая, словно куколка. Небольшая родилась, шесть фунтов. Марта легко справилась, за несколько часов. На мать похожа, - Вероника вспомнила крещение в церкви святого Михаила, в Мейденхеде. Она, незаметно, сунула Сидонии ландышевые капли: «Не плачь, милая».

Сидония намочила шелковый платок и шепотом отозвалась:

- Марта мне сказала, Питер разрыдался, когда дитя на руки взял. Господи, бедный мой мальчик, пусть счастлив будет. Может быть, - Сидония помолчала, - еще дети появятся, Марте чуть за тридцать...

- Она только родила, - Вероника смотрела на изящную фигуру Марты в платье изумрудного шелка. Девочку закутали в кружевные пеленки. Вероника вспомнила, как она, вместе с Сидонией, едва дыша, склонилась над колыбелью. Люси открыла ясные, зеленые глазки и пристально посмотрела на женщин.

- Одно лицо с Мартой, - Вероника ласково коснулась белой щечки, - только волосы русые. Может быть, потемнеют еще, как у Питера.

Девочка лежала, молча, следя за ними. Вероника удивилась: «Три недели всего, а глаза, словно полгода ей». Люси, наконец, требовательно, коротко, заплакала. Марта, зайдя в спальню, усмехнулась: «Она у нас, тетя Вероника, знает, чего хочет».

- Хорошая девочка, - заключила Вероника. Она ласково коснулась руки Юджинии:

- И вы с Анри, когда обвенчаетесь, с детьми не тяните, Пьеру веселей будет. Скоро вы..., - она не закончила. Юджиния вздохнула: «Осенью должны все бумаги прийти, надеемся». Пьер дремал у Юджинии на коленях. Она понизила голос:

- Анри Пьера усыновлял, это дело долгое. Мы хотим подождать свадьбы, а потом...

- Тебе тридцать шесть, - успокоила ее Полина, - я твоих лет с Джоном обвенчалась, а у меня двое детей.

Герцогиня оставила Маленького Джона и Джейн в Мейденхеде. Марта махнула рукой:

- Где трое, там и пятеро. Ничего страшного. И Эми сюда перебирается, с Франческо. Им здесь весело будет. Я дяде Аарону не стала предлагать Марию привезти. Он долго во Франции провел, с этими похоронами..., - Марта немного помрачнела.

Младший Виллем и Элиза написали семье из Парижа. Грегори, вместе с матерью прочитав письмо, грустно, сказал:

- Мамочка, как так? Это моя сестра, старшая, она замуж выходит. Почему я не могу поехать..., -мальчик отвернулся и кивнул: «Это из-за него, я знаю. Из-за..., - Грегори поискал слово, - мужа моей мамы».

Марта прижала его к себе: «Я тебе обещаю, ты обязательно увидишь свою семью, милый. Все устроится».

Женщины ушли в универсальный магазин. Анри сел в детской у сына и тихо заплакал. Он вспоминал бабушку и Поля:

- Зачем вы так? Это грех, нельзя своей рукой отнимать у себя жизнь, она дана Господом..., - Анри посмотрел на спокойно спящего Пьера и вспомнил другого ребенка. Анри был лечащим врачом этого мальчика в детском госпитале. Он знал, что больной не доживет до конца года. Опухоль, начавшаяся в глазу, разрослась, и перешла, как понимали врачи, на мозг. Мальчик бился в судорогах, кричал от боли. Они только и могли, что увеличивать дозы морфия. Впрочем, и лекарства уже не помогали. Иногда, во время ночных дежурств, Анри насильно отправлял родителей ребенка поспать. Он носил мальчика по коридорам, укачивая, шепча что-то ласковое. Родители, кровельщик и прачка, были истовыми католиками. Они даже не заговаривали о том, чтобы ввести сыну смертельную дозу морфия.

- Господь дал, - твердо сказал отец, - Господь и заберет, месье доктор. А мы, - он взял жену за руку, -мы будем молиться за нашего мальчика, чтобы он не страдал.

Анри перекрестил сына и поднялся. В передней тренькал звонок. Брат коротко сказал:

- Завтра, в полдень, на Пер-Лашез. Пошли, - он похлопал Анри по плечу, - я проголодался, а твоя жена отменно готовит.

Волк расправлялся с паштетом. Нечего было даже и думать о том, чтобы уложить в постель кузину. Под ногами болтались Анри и ее ребенок. Приехала тетя, бабушка Вероника, в доме было не протолкнуться от людей. Мужчина вздохнул и потянулся за бутылкой вина. Кузина расцвела и похорошела. Волк, искоса глядел на ее длинные ноги, на высокую грудь: «Ладно, она от меня никуда не убежит. Тем более, - он усмехнулся, - Юджиния меня до сих пор с Анри путает. Все путают. Только бабушка, Поль и Полина нас различают. Различали, - поправил себея Волк, - Полина в Лондоне, и на континент не собирается. Вот и хорошо».

- А как Давид? - поинтересовался Волк, пробуя бургундское вино. Он кивнул: «Отменное. Сразу видно, что ты модный врач».