Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

Лиатны и всей её семьи, это был шанс удержаться на плаву. Шанс продать голос на выборах нового Первого старейшины, за место которого точно развернётся борьба, и по всем другим вопросам. Мантия рождала власть, а власть рождала деньги, столь нужные её семье. А значит, Лиатна Себеш просто не имела права упускать этот изящно пошитый отрез шелка.

– Мама ты что, сняла серое? – раздался изумленный голос позади женщины.

Тяжело вздохнув, Лиатна поставила почти пустой кубок с остывшим вином на стол. Уже третий за этот вечер. В зал вошла её дочь. Айна, следуя традиции, всё также была замотана в жуткую серую накидку и снова выглядела заплаканной. Великие горести, у этой девочки похоже совершенно не было характера. С тех пор как умер Арно, она только и делала, что лила слезы.

– Ну конечно сняла, моя дорогая. Серый совсем мне не идет.

– Но ведь дух отца может сбиться с пути, если мы не станем держать траур,– растерянно проговорила девушка. Лиатна смерила её взглядом полным снисходительного сочувствия. Всё же одарив красотой, на ум боги не слишком расщедрились с её дочерью.

– Моя милая, твой отец мертв, а ты достаточно большая, чтобы не верить слепо во всё, что говорят нам жрецы. К тому же, зная твоего отца, я уверена, что сейчас он бежит вприпрыжку подальше от нас и нашего дома. И назад он не вернется, даже если тут устроят оргию.

– Мама!

– А что мама? Скоро ты и сама поймешь, что твой отец очень легко отделался.

– Как ты можешь так говорить! Его отравили!

– И что с того? Он бросил нас с такой кучей проблем, что скоро и нам самим станет впору отправиться за ним следом. Как думаешь, мне будет лучше отравиться, или все-таки вскрыть вены в горячей ванной? Уж точно не хочу, чтобы меня нашли болтающуюся в петле с вывалившимся языком, а от некоторых ядов тело может посинеть и распухнуть.

– Мама!

– И тебе тоже стоит подумать о таком исходе. Надо же хоть как-то сохранить честь и достоинство благородной женщины, а то кредиторы быстро у тебя их отнимут. Поверь мне дочь, смерть – не такой уж плохой выход. Всё равно нас не ждет ничего хорошего. Твой брат ещё может успеет стать жрецом Радока или Илитана, чтобы провести всю жизнь в каком-нибудь горном храме в Барладах или Старом Тайларе. А вот нам бежать некуда.

– Ты что пьяна? – её дочь поморщила свой чудный носик, похоже уловил исходящий от женщины запах.

– Возможно,– Лиатна с досадой посмотрела в опустевший кубок. Великие горести, и почему вино всегда так быстро кончается? – Но всё равно не так сильно, как мне бы сейчас хотелось.

Айна открыла в изумлении рот, захлопала своими пышными ресницами, а потом резко развернувшись выскочила из зала, оставив мать в столь желанном ей сейчас одиночестве.

Хотя Лиатна и не собиралась держать траур, их дом всё равно стал похож на склеп. Притихшие рабы превратились в тени, которые исчезали, стоило вдове появиться поблизости. Энай окончательно заперся в библиотеке, обложившись очередной порцией свитков и старых карт, а Айна, держа показательный траур, почти перестала говорить с матерью. Жизнь Лиатны захватила тишина.

Чтобы хоть как-то себя занять, она писала письма. Своим двум сёстрам, живущим в соседних усадьбах под Хутади и счастливо растивших по трое детей каждая. Матери, которая после смерти отца превратилась в затворницу и почти не покидала их родового имения в Харманне. И даже подруге её юности, Миэле Кардариш – двоюродной сестре Кирота Кардариша, которую она не видела уже лет десять.

В этих заочных беседах с призраками прошлого она находила хоть какое-то утешение.

Ну и, конечно, в вине. Правда чем чаще ей приносили кувшины, тем осуждающе и мрачнее смотрела на неё дочь. Великие горести, стоило Арно умереть, как Айна по назойливой правильности превратилась в сущую жрицы Венатары. Разве только вечным проклятьем не грозила за недостаточное почитание святости семейных уз и выполнения положенных ритуалов.

И хотя она и не чувствовала себя виноватой, вскоре вдова невольно начала прятаться от этих взглядов дочери в дальней половине внутреннего сада. Почти у самого склепа.

Усевшись за столик, Лиатна разложила перед собой стопку пергамента. В раздумьях кому бы написать очередное письмо, она начала рисовать цветочки и зверей по краям листа. За последние четыре дня она, кажется, отправила письма с извещениями о смерти Арно и жалобами всем своим родным и знакомым, которых оказалось гораздо меньше, чем она помнила. В растерянности женщина посмотрела на усыпальницу, давшую последний приют останкам её мужа.

– Ну вот мы и снова с тобой рядом,– проговорила она, глядя на тяжелые, окованные бронзой двери гробницы.

Усыпальница не ответила.

– Опять молчишь? Ну-ну, смотрю даже смерть оказалась неспособной тебя изменить. Да, я тут немного попортила твою последнюю игрушку. Ну, ту девку из фъернских племен. Ты же не станешь теперь являться ко мне в кошмарах? Нет? Я так и думала. А так, если хочешь, могу отправить её к тебе, чтобы ты не слишком скучал среди теней.

И вновь ответом ей была тишина.

– Ну ладно, ладно. Я пошутила. Ничего я не сделаю с твоей ненаглядной дикаркой. Может проучу ещё самую малость. Но это ей будет только на пользу, а то за время пока она под тобой стонала и пускала слюни, совсем уж разучилась работать.

Каменные своды гробницы смотрели на нее с непроницаемым холодом, словно не желая слушать.

– А после смерти ты стал ещё не разговорчивее, чем был при жизни. Знаешь, а ведь я тобой недовольна. Да-да. Ты оставил меня с большими проблемами, муженек. Куда большими, чем перевоспитание изнеженных тобой служанок. Ну право дело, неужели ты не мог успеть перед смертью убедить Шето выдать нам кусок земли в этой треклятой новой провинции? Ты ведь говорил мне, что это плевое дело. Да-да. Я помню эти твои слова, даже не смей их отрицать. Как ты там говорил? «После всего что было, он не откажет мне». Однако же – отказал. И более того, умер в один с тобой день и час. И у кого же теперь мне получать обещанную тобой землю?

Недалеко раздались шаги. Вдова замолчала и обернулась на звук: между кустов и деревьев, по вымощенной плоскими оттёсанными валунами дорожке, шла Хъелуг, держа перед собой поднос.

– Великие горести и страшные проклятья,– вздохнула Лиатна, погрузившись в рисование цветочков и орнаментов на пергаменте.

Невольница поставила перед ней тарелку с персиками и виноградом, а также кубок, в