Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

— Стань сюда.

Он встаёт перед ней, почти касаясь коленями её колен, она поднимает руку и подставляет ладонь под его мошонку и несколько раз чуть приподнимает её и опускает, словно взвешивает, потом проводит пальцами по члену. Она что, впервые разглядела? Она порывисто встаёт и оказывается вплотную к нему.

— Жалко, что я заснула ночью, — она обнимает его за шею. — Ведь ты не устаёшь от этого?

— Нет, миледи.

Он обнимает её, готовясь работать, но она тут же отстраняется, и он убирает руки.

— Принеси мою одежду.

— Да, миледи.

Знать бы ещё, где она. Ведь утром убирали. Наверное, вот это. Там, где вчера остался её халат. Он берёт аккуратную стопку вещей и оборачивается к ней.

— Да, неси сюда, — кивает она, а, когда он подходит, с улыбкой спрашивает. — Раздевать ты умеешь. А одевать?

— Да, миледи.

— Посмотрим, — смеётся она.

Одевать приходится редко. Да и обычно, пока одеваешь, так распаляются, что приходится раздевать обратно. Но он это умеет. Да и одежда простая. Чулки, пояс с резинками, трусики, бюстгальтер и вчерашний халат. Одевая её, он, как и положено, целует её, благодарит за оказанную милость. И вот она стоит перед зеркалом, оглядывая себя. Ну, теперь-то уж точно конец. Хотя кто знает, что ещё ей придёт в голову?

— Принеси свою одежду сюда. Я хочу посмотреть, как ты одеваешься.

— Да, миледи.

Он приносит из камеры свою одежду и начинает одеваться. Медленно, искоса следя за её жестами: не последует ли нового приказания. Штаны, рубашка, ботинки… Он берётся за куртку, когда она с улыбкой кивает:

— Молодец, индеец. Мало кто умеет это делать красиво.

— Спасибо, миледи.

Она подходит к нему, мягко пошлёпывает его по щеке, он целует её ладонь.

— Жди здесь, индеец.

И выходит. В ту дверь, через которую его привели сюда…

…— Та сколько ж дверей?

— Я две насчитал. В углах. У окна, и в другом, рядом с камерой…

…Он стоит, держа куртку в руках и разглядывая в зеркало спальню. И в зеркале видит, как в ту же дверь вталкивают… спальника. Дверь закрывается, и спальник стоит возле камеры и смотрит на него. Это мулат, старше него, да, точно, сильно за двадцать, ближе к сроку. Их глаза в зеркале встречаются, и лицо мулата дёргает гримаса презрительного отвращения. Но дверь снова открывается, и мулат мгновенно скрывается в камере.

— Иди сюда, индеец.

Он идёт на зов, на ходу надевая и застёгивая куртку, и, выйдя из спальни, закладывает руки за спину и опускает глаза. Его работа закончилась, и прямой взгляд не положен.

— Иди сюда.

Вслед за ней он проходит комнату со стеклянными шкафами, спускается по лестнице.

— Стой здесь и жди.

От огня в камине тянет теплом, а из-под тяжёлой двери холодом. Когда она отходит, он достаёт из кармана шапку и зажимает её в кулаке. Мимо него пробегает негр в красной с золотом лакейской куртке и выпаливает на бегу грязное ругательство. Она в глубине зала, далеко от него, стоит спиной к нему и смотрит какие-то бумаги на маленьком столике под лестницей, и, когда лакей бежит обратно, он делает быстрый выпад ногой, подсекая того. Лакей падает, с грохотом роняя поднос со всем содержимым.

— Что такое? — оборачивается она, видит ползающего на четвереньках и собирающего осколки лакея и… начинает смеяться.

— Какой ты неловкий! — наконец говорит она сквозь смех. — Собери всё и убирайся.

Лакей успевает бросить на него ненавидящий взгляд, но сказать что-то не смеет. И тут распахивается входная дверь, и в холл входит надзиратель. Засыпанный снегом, слегка пьяный и очень довольный.

— Добрый день, миледи. Я немного запоздал, ничего?

— Ничего, — кивает она. — Задержка не по моей вине, и я дополнительное время не оплачиваю. Он был готов ещё два часа назад. — У надзирателя вытягивается лицо, но она продолжает. — Но вам я возмещу хлопоты.

Она протягивает надзирателю несколько зелёных бумажек. Надзиратель растерянно кланяется.

— Так я забираю его…

— Да, конечно. Отзыв, — она улыбается, — благожелательный. Он вполне оправдал рекомендации фирмы.

— Благодарю вас, — приосанивается надзиратель. — Фирма всегда готова выполнить любые ваши заказы.

— Я буду обращаться только в вашу фирму, — она ласково улыбается.

Надзиратель щёлкает каблуками, тычком заставляет его поклониться и выталкивает во двор. Идёт снег. Крупный мягкий снег. По дороге к машине он оттопыривает нижнюю губу и ловит на неё снежинки. У машины надзиратель опять сковывает ему руки спереди и вталкивает в машину. Закрепляя цепь почти у самого пола, надзиратель бурчит:

— Ты того… молчи, что меня не было, а то… пожалеешь. Понял? — и легонько пинает его под рёбра.

— Да, сэр, — отвечает он, вытягиваясь на полу…

…Эркин допил кофе и обвёл слушателей блестящими глазами.

— Фу, чёрт, — Андрей потряс головой. — Рассказываешь ты… Я будто сам побывал.

Фредди кивнул:

— Давно это было?

— Ну, мне девятнадцать было, а сейчас двадцать пять. Вот и считай, — улыбнулся Эркин. — Шесть лет прошло.

— Мг, — Фредди поворошил угли.

— Что ж, она и слова тебе не сказала? — спросил Андрей.

— Какого слова? — удивлённо посмотрел на него Эркин.

— Ну… ты ей столько… и так, и этак… Ну, спасибо хоть.

— Накормила и надзирателю похвалила, — рассмеялся Эркин. — Чего ж ещё? Я ж не человек для неё. Так, член ходячий. Ладно, а то заведусь. И ночь на исходе. Спать пора.

— После такого рассказа, — усмехнулся Фредди, — или не заснёшь, или такого во сне увидишь…

— Ну, вы сидите, — встал Эркин, — а я спать лягу.

— А посуда опять на мне? — насупился Андрей.

— А ты как думал? Тебя же утром не будили. Ну, и валяй.

Фредди сплюнул окурок в костёр и встал:

— Пойду, стадо посмотрю.

Оставив на утро греться воду, они улеглись, завернувшись в одеяла. Эркин заснул сразу, а Андрей ещё повздыхал, поворочался. Фредди усмехнулся, не открывая глаз: «Приятных снов тебе, парень». Сам он быстро прокручивал в уме услышанное, отделяя то, что он расскажет Джонатану в первую очередь, от того, что оставит для ночного трёпа за стаканом. Но баба… все бабы шлюхи. А многие ещё и стервы. А остальные — дуры. Бетти не в счёт. Она не такая. Была. Потому и была, что не такая. Но о Бетти и думать нечего. Отболело и нечего ворошить. Надо спать.

Перед отъездом Андрей отнёс журнал в спальню и положил на место, в тумбочку, расколотую ударом топора. Эркин и Фредди будто не заметили этого. Да и в самом деле, было не до того. Впереди дорога.

Бычки, основательно покормившиеся за прошедший день, послушно брели по заросшей подъездной дороге, изредка помыкивая. Тучи расходились, открывая небо. Вокруг тишина и безлюдье.

Фредди придержал Майора на вершине очередного холма, огляделся. Тишина и покой вокруг. Ещё два дня этой тишины. Если ничего не случится. На Равнине, где к костру может подойти кто угодно, так не поговоришь. Жаль. Эркин — рассказчик, конечно, отменный, да не для всех ушей его рассказы. И надо же, как запомнил. Неужели он всех своих баб так помнит? Надо будет спросить при случае.

Свист Эркина заставил его вздрогнуть. Случилось что? Нет, просто свой край подбивает. Фредди погнал Майора вниз, к парням.

— Бери правей. Поить будем, — бросил он Андрею и поскакал к лесу, проверяя, нет ли там чего. Или кого. Равнина уже недалеко, всякое может быть.

— Эрки-ин! Заворачива-ай! — неслось ему вслед и свист, длинный резкий свист.

Дневали всухомятку, не разводя огня.

— Ну, — Эркин дожевал лепёшку и запил её холодным кофе из фляги. — Треплемся или тянемся?

— Да ну тебя, — Андрей зевнул и затряс головой. — Я бы поспал.

— Тебе, парень, такие рассказы слушать и журнальчики смотреть на ночь вредно, — засмеялся Фредди. — Небось до утра проворочался.

— А что я, каменный?! — буркнул Андрей, краснея. — Нарассказал, а сам отрубился.

— А мне что? — пожал плечами Эркин. — Я и тогда крепко спал. Раз, — он усмехнулся, — позволили, то не теряйся. А сейчас-то…