Виртуальный свет. Идору. Все вечеринки завтрашнего дня - Уильям Форд Гибсон

И ниоткуда возникла эта странная девушка на корточках – так близко, что его сердце кувырнулось и замерло.

Что это: вот ее не было – и вот она есть. Закололо в груди, и тогда он вспомнил, что нужно дышать.

Если бы Райделла попросили описать ее, он сказал бы – красивая, и забуксовал бы, не сумев объяснить почему. Ему пришло в голову, что она прекрасный пример той «гибридной стати», о которой говорил Дариус, но он понятия не имел, что за расы скрестили здесь свою кровь.

– Где мы? – спросила она.

Он растерянно заморгал, не понимая, кого она видит и к кому обращается – к нему или к кому-то другому в другой реальности.

– Ночлег с завтраком, – сказал он в порядке эксперимента. – Мост через бухту между Сан-Франциско и Оклендом.

– Вы друг Лейни?

– Я… Ну да.

Теперь она осматривалась – с явным интересом, и у Райделла по спине побежали мурашки; он увидел, что ее одежда повторяет, как в зеркальном отражении, его собственную, только на девушке все сидело идеально и, разумеется, смотрелось совсем по-другому. Свободные штаны цвета «хаки», синяя джинсовая рубашка, черная нейлоновая куртка, на груди прямоугольник на «липучке» – в него вставляется логотип компании. И так далее, вплоть до черных носков (с дырками на пальцах? – вдруг подумал он) и меньших по размеру черных рабочих ботинок, которые он купил, чтобы ходить в «Счастливый дракон». Но оторопел он потому, что твердо помнил: в момент своего появления она сидела перед ним на корточках голой.

– Я Рэй Тоэй, – сказала она.

Волосы у нее были жесткие и блестящие, стрижка небрежная, но безупречная, губы полные, вечно на грани улыбки. Райделл протянул руку, и рука прошла прямо сквозь ее плечи, сквозь узор когерентного света, которым, как он прекрасно знал, девушка и была.

– Это голограмма, – сказала она, – но я настоящая.

– Где вы?

– Я здесь, – сказала она.

– Но где вы по-настоящему?

– Здесь. Голограмма не транслируется. Ее генерирует модуль от «Аспекта славы». Я здесь, вместе с вами. Комната очень маленькая. Вы бедны?

Она втиснулась рядом с Райделлом (он догадался, что она бы легко прошла сквозь него, не подвинься он вовремя) на край кровати, чтобы рассмотреть покрытую солевыми отложениями пластиковую полусферу. Райделл заметил, что девушка в буквальном смысле светится, хотя этот свет почему-то казался ему отраженным, лунным.

– Комнату я снимаю, – ответил Райделл. – Да, я не очень богат.

Услышав это, она оглянулась.

– Я не хотела вас обидеть.

– Да ладно, – сказал Райделл, глядя то на проектор, то на нее. – Я просто имел в виду, ну, многие люди сказали бы, что я беден.

– Но еще больше людей сказали бы, что вы богаты.

– В этом я что-то не уверен…

– А я уверена, – сказала она. – Сейчас в мире больше людей, которые гораздо беднее вас, чем тех, кто богаче. У вас есть ночлег, у вас есть одежда. Я вижу, что вы только что ели. Как вас зовут?

– Берри Райделл, – сказал он, вдруг застеснявшись. Но, подумал он, по крайней мере, я знаю, кто она такая или кем должна быть. – Слушайте, я вас узнал. Вы японская певица, ну, та, которой… В смысле, которая…

– Не существует?

– Я этого не говорил. В смысле, это ведь вы должны были выйти замуж за этого парня – ирландца, китайца, то есть не важно, в общем, из той группы?

– Да. – Она вытянулась на кровати, лежа на животе, подперев руками подбородок, головой всего в нескольких дюймах от затуманенного пузыря из пластика. (Райделл на миг отчетливо представил, как, словно из-под воды, тусклым глазом исполинской морской твари, смотрит на нее этот пузырь.) – Но мы не поженились, Берри Райделл.

– Откуда вы знаете Лейни? – спросил он ее, пытаясь нащупать хоть какую общую почву.

– Мы с Лейни друзья, Берри Райделл. Вы знаете, где он сейчас?

– Точно не знаю, – ответил Райделл, что было правдой.

Она перевернулась – великолепная и в буквальном смысле светящаяся, в нелепой зеркальной копии его экипировки, которая смотрелась на ней как образец последней высокой моды, и пронзила его исполненным печали взором. В эту секунду он вполне готов был добровольно и счастливо смотреть в ее глаза, будь она только согласна, – и просидеть так хоть целую вечность.

– Мы с Лейни разлучились. Не могу понять почему, но, хочется верить, это в наших интересах. Кто дал вам проектор, Берри Райделл?

– Я не знаю, – ответил Райделл. – Сюда его доставили «Глоб-эксом» на имя Лейни. Отправитель – компания «Парагон-Эйша», из Мельбурна…

Она подняла брови:

– Вы не знаете, почему мы оказались с вами здесь, в Сан-Франциско, Берри Райделл?

– Нет, – сказал он. – А вы?

– Лейни считает, что мир скоро рухнет, – сказала она, и улыбка ее была лучезарна.

Он не мог не улыбнуться в ответ.

– Я-то думал, мы это уже пережили, когда кончился век.

– Лейни говорит, миллениум был всего лишь датой. Лейни уверен, что на этот раз все будет по-настоящему. Но я не говорила с ним очень давно, Берри Райделл. Не знаю, насколько мы приблизились к узловой точке.

37

Дерьмовые деньги

Сегодня вечером Бумзилла с какой-никакой деньжонкой, тем дебитным говночипом, который ему дали эти сучки-фургонщицы, пойдет в «Счастливый дракон». Он всегда туда ходит, когда у него есть бабки, потому что у этих гадов прорва всякого клевого говна.

Жратва ему там нравится, потому что это не «мостовая» жратва, а, как по телику, в фабричной упаковке. И вообще, там все есть: всякая хрень, на которую можно пялиться, игры и все такое. Классное место.

В один распрекрасный день он разгребется со своей жизнью. У него будет дом, красота, как в «Счастливом драконе». Везде свет, как у них, и еще он надыбает этих летающих камер, как у тех сучек с фургоном. Будет в жопу всем заглядывать, и никто даже не пикнет.

Чип надо показать, когда подходишь к дверям: помашешь перед носом охранника, он тебя впустит. Он должен убедиться, что ты тоже в игре, а не вор какой-нибудь. Бумзилла давно это просек.

Сегодня вечером все по-другому. У главного входа в «Дракон» – здоровый белый фургонище. Самый большой, самый белый фургон, какой он когда-либо видал. Никаких надписей, кроме северокалифорнийских номеров, рядом стоит пара охранников. Не на нем ли привозят новые игры? Бумзилла никогда не видал такого фургона.

И вот он уже в дверях, предъявляет чип и идет для начала, как обычно, за леденцами.

Бумзилла любит эти японские леденцы, эту маленькую химлабораторию. Смешиваешь разные компоненты, эта штука шипит, нагревается,