Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

вышел ты из моды» (сравним еще в «Чужом доме»: «Видать, был ты долго в пути / И людей позабыл»; причем если здесь «кто-то песню стонал и гитару терзал», то и в песне «Гитара» была похожая картина: «Я слышал вчера — кто-то пел на бульваре, / Был голос уверен, был голос красив, / Но кажется мне, надоело гитаре / Звенеть под его залихватский мотив»).

Нередко в роли таких лжепророков у Высоцкого выступают кликуши или толпа, которые всегда оказываются на стороне власти: «Слышится смех: / “Зря вы спешите! / Поздно: у всех / Порваны нити!”» («В лабиринте»), «Кричат на паперти кликуши: / Мол, поделом и холод вам, / Обледенели ваши души, / Все перемерзнете к чертям!» («В порт не заходят пароходы…»), «Кто кричит: “Ну то-то же! / Поделом, нахлебники! / Так-то перевертыши! / Эдак-то, наследники!”» («Вот и кончился процесс…») («у всех порваны нити» = «все перемерзнете»; «кричат… кликуши» = «кто кричит»; «поделом» = «поделом»). Заметим еще, что конструкция строк: «Кричат на паперти кликуши: / Мол, поделом и холод вам, / Обледенели ваши души…», — повторится в песне «О поэтах и кликушах»: «“Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа! У / Терпенье, психопаты и кликуши!».

Итак, второй герой песни «Лежит камень в степи…», не поверивший в заклятья, — это сам поэт. Но то же можно сказать и о первом, который «в одиночку пошел», поскольку это является отличительной чертой лирического героя Высоцкого: «Мудрецам хорошо в одиночку» /5; 485/, «Что могу я один? Ничего не могу!» /5; 213/, «У меня запой от одиночества» /1; 176/, «Я снова — сам с собой, как в одиночке, / Мне это за какие-то грехи!» /2; 510/, «Мореплаватель-одиночка» /5; 115/, «А дела, как сажа бела, — / Одиночество» /3; 149/, «Один ору — еще так много сил…» /5; 128/.

Но особый интерес представляет последний из трех персонажей: «Ну, а третий был дурак, / Ничего не знал и так, / И пошел без опаски налево. / Долго ль, коротко ль шагал / И совсем не страдал: / Пил, гулял и отдыхал, / Никогда не уставал, / Ничего не понимал — / Так всю жизнь и прошагал: / И не сгинул, и не пропал».

Этот дурак является прообразом советских чиновников из наброска 1966 года: «В энском царстве жил король — / Внес в правленье лепту: / Был он абсолютный ноль / В смысле интеллекту» /1; 568/. Сюда же относятся глупцы в стихотворении «Про глупцов» (1977): «Всё бы это еще ничего, / Но глупцы состояли при власти»; кретин в «Балладе о манекенах» (1973): «Вон тот кретин в халате / Смеется над тобой»; полуидиоты в наброске 1966 года: «По полю шли три полуидиота…» /1; 565/ («поле» означает здесь то же, что и «степь» в песне «Лежит камень в степи…», то есть пустое, безграничное пространство, в котором ничего нет, — печальная советская действительность); дурачина в песне «Жил-был добрый дурачина-простофиля…» (с упоминанием того же «поля»: «Посреди большого поля — глядь, три стула»); и балда в песне «Про Мэри Энн» (1973): «Простите, но она — балда!» /4; 326/, «Всё в голове без перемен / У этой глупой Мэри Энн» /4; 327/. Причем описание дурака из песни «Лежит камень в степи…»: «Ничего не знал и так», — получило здесь развитие: «Ни “бэ”, ни “мэ”, ни “нет”, ни “да”». Поэтому в стихотворении «Я не успел» лирический герой с горечью подведет итог: «Пришла пора всезнающих невежд» /4; 73/.

Интересно еще, что строка «Ну, а третий был дурак» из песни «Лежит камень в степи…» предвосхищает черновой вариант «Масок» (1970), где лирический герой оказывается на маскараде: «Сосед мой слева — грустный арлекин, / Другой сосед — палач, а третий — дурень» (АР-9-87).

О глупости и невежестве представителей власти говорится также в ряде песен-сказок: «С окружающими туп стал и груб» /2; 37/, «А король был, правда, груб / И ретроград» /2; 504/, «Он неграмотный, отсталый был Кащей» /2; 34/. Таким же неграмотным выведен палач в одноименном стихотворении 1977 года: «Невелико образованье палачёво» /5; 142/. А в черновиках «Песенки о переселении душ» (1969) встречается весьма откровенный вариант: «Был человек министром, а родился дураком» (АР-4-187) (сравним также в поэме Галича «Королева материка», 1971: «Но начальник умным не может быть, / Потому что не может быть»).

Однако подробнее всего данная тема разрабатывается в стихотворении «Про глупцов» (лето 1977), которое, очевидно, родилось после прочтения Высоцким романа М. Салтыкова-Щедрина «История одного города» (1869 — 1870), где действие происходит в городе Глупове[1124]. ‘

Здесь власть персонифицирована в образе трех глупцов (знакомый нам мотив триединства власти, представляющий собой пародию на христианскую Троицу): «Всё бы это еще ничего, / Но глупцы состояли при власти», — которые, в свою очередь, имеют своим источников образ дурака из песни «Лежит камень в степи…»: «Три великих, преглупых глупца / Просто так, говорят, жили-были» = «Пил, гулял и отдыхал <.. > Ничего не понимая…». Именно так будет вести себя и четвертый первач в «Четверке первачей»: «Так бежит — ни для чего, ни для кого». То есть его действия лишены смысла, так же как существование дурака в песне «.Лежит камень в степи…» и трех глупцов в стихотворении «Про глупцов». Причем описание дурака очень похоже на описание третьего глупца: «Ну а третий был дурак — / Ничего не знал и так» = «Третий был непреклонен и груб — / Рвал лицо на себе, лез из платья: / “Я — единственный подлинно глуп, / Ни про что не имею понятья!”».

Данное стихотворение требует более детального разговора.

Помимо дурака, прообразами трех глупцов являются персонажи вышеупомянутого наброска 1966 года: «По полю шли три полуидиота / И говорили каждый о своем <.. > Глупо усмехнулся парень» /1; 565/. Сравним: «И пошли три великих глупца / Глупым шагом по глупой дороге» («по полю» = «по дороге»; «три полуидиота… глупо» = «три великих глупца»; «шли» = «пошли»). И эти глупцы тоже «говорили»: «Спор вели три великих глупца: / Кто из них, из великих, глупее».

Но самыми интересными являются переклички с «.Лукоморьем» (1967), в котором также дается описание разных типов власти, уничтожившей сказочный мир, поэтому у песни есть подзаголовок: «Антисказка». А в стихотворении «Про глупцов» читаем: «И у сказки бывает конец».

Если глава тридцати трех богатырей («дядька ихний») «с окружающими туп стал и груб», то и третий глупец