Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь! - Юрий Корольков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дом испанских грандов стоял на отшибе, а дальше в горной долине виднелись ковбойские, а может быть, индейские ранчо выложенные из серого потемневшего известняка Джейн читала, что здесь в Нью-Мексико, находились когда-то резервации индейцев. Вот куда занесла ее судьба!
Приезжих встретила добродушная тетушка Дороти Маккибен, исполнявшая здесь обязанности хозяйки дома. Она вышла из кухни с засученными рукавами, отерла полотенцем руки и приветливо поздоровалась. От нее веяло теплом, домашним уютом, и все вокруг оставляло впечатление патриархальной тишины и спокойствия. Только отдаленный гул стройки в горах, рокот тяжело груженных машин напоминал, что сейчас все же век двадцатый…
Тетушка Маккибен угостила всех чудесным кофе со сливками, которые принесла в большом фаянсовом кувшине, поставила на стол такие же белые грубые чашки. Несмотря на свою полноту, она была подвижна и расторопна. Занимаясь делами, говорила без умолку, убеждала приехавших, как здесь чудесно, какой чистый здесь воздух. А неудобства — это временно, скоро построят городские квартиры, и тогда будет просто первоклассный горный курорт…
Напоив гостей кофе, пообещав, что скоро привезут их багаж, тетушка Маккибен принялась расселять инженеров-строителей, приехавших в эти глухие места из разных концов страны. Одних она направила в соседние хижины, других поселила в длинном флигеле во дворе, предназначавшемся когда-то для господской прислуги. Миссис Флеминг получила угловую комнатку в господском особняке, носившем громкое название — Дом приезжих. Комнатка совсем крохотная, в ней едва умещались кровать, туалетный столик да старый тяжелый стул. Единственное окно-амбразура выходило на дорогу, по которой тянулись вереницы машин, груженных строительными материалами. Могучие самосвалы, как бизоны, поднимались на горное плато, где видны были остовы поднимающихся корпусов.
Здесь, в Лос-Аламосе, предстояло жить теперь Джейн Флеминг, завербованной на работу военным ведомством Соединенных Штатов. Но никто из приехавших не имел ни малейшего понятия — что же, в конце концов, им предстоит строить в глуши штата Нью-Мексико, в бывшей индейской резервации, окруженной плотным кордоном войск, не пропускавших сюда ни единого постороннего человека.
Тетушка Маккибен оказалась права: к осени на Холме, так называлось плоское и широкое горное плато, закончили постройку жилых домов, коттеджей, и многие инженеры, ученые-физики переселились туда, ближе к лабораториям, оборудованным самой новейшей аппаратурой.
Джейн работала в секретариате Гровса, ей пригодилась стенография, изученная когда-то давным-давно, точно так же как пригодился и технический опыт, накопленный в конструкторском бюро авиационной фирмы.
Руководитель Манхеттенского проекта бригадный генерал Гровс не часто наезжал в Лос-Аламос. Он проводил здесь неделю, иногда две и снова исчезал. Под его управлением находились еще другие объекты, разбросанные по всей стране — в Чикаго, Ханфорде, Ок-Ридже… Когда приезжал Гровс, в его кабинете начинались бесконечные совещания, беседы, их стенографировала личная секретарша Гровса, но часто, когда в кабинете происходили особо секретные разговоры, Джейн туда не допускалась. В эти дни в кабинете генерала Гровса подолгу засиживался Оппенгеймер, Роберт Оппенгеймер, или просто Опп, как дружелюбно называли его на строительстве. Опп возглавлял основную лабораторию Лос-Аламоса. Внешне он никак не походил на солидного ученого. Худощавый и узколицый, с большим носом, будто пересаженным с другого лица, он ходил в затертых ковбойских штанах, в яркой клетчатой рубахе, всегда с запущенными, давно не стриженными волосами. Погруженный в научные исследования, Опп не обращал внимания на свою внешность и походил скорее на туриста, случайно забредшего в эти края… Вместе с Оппенгеймером приходили его помощники — венгерский физик Сциллард, итальянец Ферми, одноногий Теллер, Буш. Это были эмигранты, покинувшие Европу, захваченную Гитлером. Гровс обращался с учеными-эмигрантами грубовато-фамильярно, но, по всей видимости, они играли основную роль в жизни Манхеттенского проекта. Джейн хорошо знала каждого из них, но не имела представления, чем они занимаются. В Лос-Аламосе существовал непреложный закон — говорить о чем угодно, но только не о делах Манхеттенского проекта
Джейн печатала служебные письма, стенографировала распоряжения Гровса, вела канцелярию, но в ее руки ни разу не попал ни один документ написанный на бумаге оранжевого цвета. Это была оранжевая тайна, к которой имели доступ лишь несколько человек из самого ближайшего окружения бригадного генерала Гровса
Оранжевая тайна… Эта тайна, породившая Манхеттенский проект, возникла накануне того трагедийного дня, который Джейн пережила там, на Гавайях, в своем уютном коттедже на склоне потухшего вулкана.
Шестого декабря 1941 года, за день до японского нападения на Пёрл-Харбор, президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт подписал распоряжение — приступить к изготовлению атомной бомбы, обладающей, по расчетам ученых, фантастической мощью. Президент поставил свою подпись на бумаге оранжевого цвета и распорядился, чтобы все материалы, связанные с разработкой нового сверхсекретного оружия, впредь направлять к нему только на такой бумаге. Их легко будет обнаружить в кипах документов, поступающих на рассмотрение к президенту. Оранжевые письма, адресованные ему, Рузвельт приказал передавать немедленно.
Для сохранения тайны работу по изготовлению атомной бомбы назвали Манхеттенским проектом — по месту расположения резиденции начальника генерального штаба вооруженных сил Маршалла.
Но еще задолго до того, как Рузвельт подписал распоряжение, тайна уже существовала, не окрашенная еще оранжевым цветом, то есть не получившая государственного значения.
В начале тридцатых годов ученые, занимавшиеся ядерной физикой, открыли существование нейтрона, способного расщеплять атом. Французский физик Жолио-Кюри получил Нобелевскую премию за обнаруженное им явление искусственной радиации. В Стокгольме, получая заслуженную премию. Кюри сказал: «Ученые, которые могут создавать и разрушать элементы, способны также осуществлять ядерные реакции взрывного характера… Если удастся осуществить такие реакции в материи, то, по всей вероятности, будет высвобождена в огромных количествах полезная энергия».
Ученые разных стран — в Москве и Берлине, в Стокгольме и Токио, в Риме и Лондоне, в городах Соединенных Штатов — направляли свое внимание к единой цели: раскрыть удивительную тайну расщепления атома. Но энергия, заключенная в атоме, могла служить и войне и миру, и созиданию и разрушению. Все зависит от того, в чьих руках окажется раскрытая тайна ядерных мощностей, чему станет она служить — добру или злу. И это начинало тревожить умы ученых. Жизнь в Европе становилась невыносимой.
