Лучший из врагов. На первой полосе - Вэл Корбетт

Как потом сложились отношения между Филипом Берроузом и его женой не было известно. Они не давали никаких интервью. Но эта тема еще несколько недель муссировалась в средствах массовой информации.

Лиз была потрясена. Поднявшись на шестой этаж, она мельком увидела там загорелого Чарли Мейса, который неожиданно появился из офиса Фергуса и выглядел очень-очень довольным. Ну, а чего она еще ждала. Она сама упустила свой шанс, защищая Катю. Поэтому она очень удивилась, когда Фергус предложил ей пост редактора «Санди кроникл». Фергус еще больше ободрил ее, сказав, что Чарли будет редактором «Дейли кроникл», но только до своего ухода на пенсию, до которой ему оставалось три года и семь месяцев.

— Совсем недолго, — подмигнул он ей.

Допивая бутылку шампанского, которую Фергус открыл с Чарли, они обсудили возникшие у «Гэзетт» юридические проблемы и заодно поговорили, что им делать с Тони Бернсом.

Ни у кого не возникло и тени подозрения, что настоящими любовниками были Катя и Дейвина. Однако ретивый репортер из «Гэзетт» решил на всякий случай понаблюдать за домом Хьюго на Роланд-Мьюс. Он был уверен, что там он найдет материал для статьи, нужно только терпение.

Счет за телефон объяснили подготовкой документального сюжета о Дейвине, а записка из мусорного контейнера больше никогда не фигурировала в деле. Лиз заперла ее в своем сейфе.

Проживание Хьюго и Дейвины в разных домах означало, что они больше не живут вместе, а через два года они развелись официально.

Сразу после этого Хьюго женился на другой женщине, которая была на пятнадцать лет моложе его и не хотела иной карьеры, кроме карьеры домохозяйки. У дочерей Дейвины и Хьюго появились две сводные сестрички.

Следующее поколение деловых женщин, к которому принадлежали Стефани Росс и Дебби Лакхерст, наблюдая за более старшими подругами, задавали себе вопрос: стоит ли идти на такие жертвы, чтобы подняться на самую вершину в этом мире, принадлежащем мужчинам. Да, они хотели получить все, но какие усилия, душевные, умственные и физические придется для этого приложить? Они хотя и завидовали успеху Кати, Джоанны и Лиз, не восхищались ими. Они казались жесткими и самодовольными. Но позже Стефани и Дебби поняли, что им придется стать такими же и подчинить свою жизнь работе, работе и еще раз работе, когда времени не остается ни на что, кроме самых основных семейных обязанностей.

На деле мало что изменилось.

Эпилог

Шесть месяцев спустя

Предсказание доктора Бишофф оказалось ошибочным. Льюк Джордж Глейстер Лангфорд совершенно определенно был мальчик. Через шесть недель после своего рождения он, как любой здоровый ребенок, громко закричал, когда его опустили в ледяную воду старинной купели церкви Святого Петра в Броад-Чалке, округ Уилтшир.

Одетый в крестильную рубашку Лангфордов из муслина и хлопка с вышивкой, рукавами с буфами и кружевными манжетами и воротничком, Льюк походил не на слабого грудного младенца, а скорее на маленькую копию сэра Уинстона Черчилля. Две его крестных стояли возле купели и удивлялись, что ребенок, причинивший столько беспокойства, пока он был в утробе, оказался таким шумным, когда вышел из чрева матери.

Повторяя за приходским священником слова торжественной клятвы и отрекаясь от всего дурного, и Лиз и Катя обе думали про себя: «Я не могу за собой-то смотреть как следует, как же я смогу помочь такому крошечному малышу?»

Бабушка Льюка стояла перед церковной скамьей, строгая и чопорная. Ее глаза блестели от гордости за внука, который сможет продолжить род Лангфордов. Это решало все. Благодаря рождению сына Джоанна наконец завоевала расположение своей свекрови.

Рядом с Джоанной стоял гордый Джордж, заплакавший от счастья, когда узнал, что у него родился сын. В то же утро он впервые в своей жизни отправился искать работу. Он устроился на очень понравившуюся ему, хотя и довольно скромно оплачиваемую должность заместителя руководителя нового международного благотворительного общества, штаб-квартира которого постоянно размещалась в Белгравии и содержалась на пожертвования одного филантропа, который, любя весь мир, оказывал предпочтение Лондону. Джордж наконец мог постоянно находиться рядом с женой и своим новорожденным сыном.

Пролежав более трех месяцев на больничной койке, Джоанна отчаянно рвалась на работу. Ею двигали вовсе не материальные соображения, потому что Джордж стал теперь зарабатывать намного больше, чем раньше. Скорее она вернулась на работу из гордости. Джоанне нужно было доказать, что материнство не умерит пыл, который она вкладывала в свое дело, как многие предвещали. «Проклятые амбиции» никуда не делись.

Перед крещением сына она съездила в редакцию «Женского обозрения», где от мисс Ангус узнала, что директора-распорядителя неожиданно перевели в сиднейский офис.

С того времени как Джоанна снова занялась руководством журнала, его тираж и доходы от рекламы побили все ожидаемые прогнозы. Джоанна спросила себя, могла бы она добиться таких успехов, если бы не совещалась раз в неделю со своими подругами. Даже теперь, когда она могла работать в полную силу, Катя и Лиз продолжали помогать ей, предлагая идеи для статей и великолепные фотографии из других изданий, права на публикацию которых она могла приобрести.

Но все-таки, став матерью, Джоанна изменилась. Дом, в котором они жили раньше, был продан и куплен другой, в Чисвике, с четырьмя спальнями, в стиле кораля Эдуарда, расположенный близ реки с большим по лондонским меркам садом. Но теперь приходилось больше времени тратить на дорогу до работы, и Джоанна стала более тщательно планировать свой рабочий день.

Обычно она отпускала няню в семь вечера, но по крайней мере один раз в неделю ей приходилось посещать приемы и коктейли, что было необходимо в ее профессии. Иногда она ужинала у своих подруг, но в конце концов ей пришлось признать, что в душе она чувствует себя виноватой, потому что дома у нее остался ребенок.

Ей больше нравилось, когда Катя и Лиз сами приходили к ней по понедельникам ужинать. Джордж в это время обычно гулял с ребенком.

После того как церковная служба закончилась, гостей пригласили в дом Кэтрин Лангфорд, в голубую гостиную (там было немного теплее, чем в желтой, но все равно холод был как в Антарктике).

Джоанна протянула уснувшего ребенка довольной бабушке и ласково посмотрела на двух его крестных, с некоторым удивлением взявших с серебряного подноса фужеры с шампанским, которое им подала Стефани Росс.

— Смотри-ка, сюда пришла укротительница львов, — сказала Лиз, поднимая свой бокал.