Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории - Ричард Матесон

Снимая пальто и шляпу, я отметил, что он явно не страдает от боли. На лице отражалось спокойное смирение. Я присел у кровати и взял его за руку. Он перевел взгляд на меня.

— Привет, — Я улыбнулся.

— Привет, — Ясность его сознания удивила.

Однако меня больше заинтересовал пульс, тоненькое биение жизни, почти неосязаемые пальцами удары. Я отпустил его руку и пощупал лоб. Жара не было. Значит, не болен. Просто очень слаб.

Я потрепал старика по плечу и поднялся, жестом указав консьержке на дальнюю часть комнаты. Она прошла туда вслед за мной.

— И как долго он уже не встает?

— С этого дня. Он пришел ко мне в комнату и сказал, что сегодня ночью умрет.

Я уставился на нее. Никогда еще я не сталкивался ни с чем подобным. Только читал, все о таком читали. Старик или старуха объявляют, что в определенный час умрут, и ровно в назначенный час так и происходит. Кто знает, что это — предчувствие, или сила самовнушения, или все вместе. Но так или иначе, подобное почему-то пугает.

— У него есть какие-нибудь родственники?

— Ни разу о них не слышала.

Я покивал.

— Ничего не понимаю, — произнесла консьержка.

— А что?

— Когда он переехал сюда около месяца назад, то был в полном порядке. И даже еще сегодня днем не выглядел больным.

— Никогда не угадаешь, — сказал я.

— Да уж. — В глубине ее глаз отражались страх и смятение.

— Что ж, мне тут помочь нечем. От боли он не страдает. Все это только вопрос времени.

Консьержка кивнула.

— А сколько ему лет? — спросил я.

— Он никогда не говорил.

— Понятно. — Я снова подошел к кровати.

— Я слышал, что вы сказали, — обратился ко мне старик.

— Вот как?

— Вы спросили, сколько мне лет.

— А сколько вам лет?

Он хотел ответить, но на него напал сухой кашель. Я заметил стакан воды на тумбочке возле кровати; присев рядом, поддержал старика, пока он пил. Потом я уложил его обратно на подушку.

— Мне всего один год, — сказал он.

Я никак не отреагировал. Просто смотрел на его спокойное лицо. Затем, нервно улыбнувшись, поставил стакан обратно на тумбочку.

— Вы мне не верите, — заметил он.

— Ну… — Я пожал плечами.

— Но это чистая правда.

Я кивнул и снова улыбнулся.

— Я родился тридцать первого декабря тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Ровно в полночь.

Он закрыл глаза.

— Что толку? — произнес он. — Я рассказывал об этом сотне людей, и ни один из них не понял.

— Расскажите мне, — предложил я.

Прошло несколько мгновений, он медленно втянул воздух.

— Через неделю после рождения, — начал он, — я уже ходил и говорил. Самостоятельно ел. Отец с матерью не могли поверить своим глазам. Они отвели меня к врачу. Не знаю, к какому выводу он пришел, но делать ничего не стал. Да и что он мог? Я ведь не болел. Он отправил меня с родителями домой. Преждевременное развитие, вот что он сказал.

Еще через неделю мы пришли к нему снова. Я помню, с какими лицами везли меня туда отец и мать. Они боялись меня.

Врач не знал, что делать. Он созвал специалистов, и они тоже не знали, что делать. Я был нормальным четырехлетним ребенком. Они стали за мной наблюдать. Они писали обо мне статьи. Родителей я больше не видел.

Старик на миг умолк, затем продолжил тем же механическим тоном:

— Через неделю мне было шесть лет. Еще через неделю — восемь. Никто ничего не понимал. На мне испробовали все, но так ничего и не помогло. Мне исполнилось десять, потом двенадцать. В четырнадцать я сбежал, потому что мне до смерти надоело, что на меня постоянно таращатся.

Он почти минуту смотрел в потолок.

— Хотите знать, что было дальше?

— Да, — автоматически ответил я. Меня поразило, как спокойно он все это рассказывает.

— В самом начале я пытался бороться. Ходил к врачам, ругался с ними. Кричал, что они обязаны выяснить, что со мной не так. Но со мной все было в порядке. Просто каждую неделю я становился старше на два года. И тогда меня осенило.

Я чуть вздрогнул, выйдя из легкого транса.

— Осенило? — переспросил я.

— Вот так и зародилась эта легенда, — сказал старик.

— Какая легенда?

— О старом годе и новом, — пояснил он, — Старый год — это старик с белой бородой. Ну, вы знаете. А новый год — младенец.

Старик замолчал. Слышно было, как внизу на улице взвизгнули покрышки, когда машина завернула за угол и промчалась мимо дома.

— Мне кажется, такие люди, как я, существовали всегда, — продолжил старик. — Люди, которые живут всего один год. Не знаю, каким образом и почему, но такое бывает. Вот так и зародилась легенда. Но все со временем позабыли об этом. Все теперь думают, что это просто сказка. Все считают, это метафора, но они ошибаются.

Старик отвернул к стене усталое лицо.

— А я — тысяча девятьсот пятьдесят девятый, — завершил он спокойно. — Вот кто я такой.

Мы с консьержкой стояли и молча смотрели на него. Наконец я перевел взгляд на консьержку. Она вдруг, словно застигнутая на месте преступления, развернулась и заспешила к выходу. Дверь за ней с грохотом закрылась.

Я взглянул на старика. Внезапно у меня перехватило дыханье. Я подался вперед и взял его за руку. Пульса не было. Вздрогнув, я опустил его руку и выпрямился. Мгновение я стоял, глядя на него сверху. Затем, совершенно неизвестно почему, по спине прошел озноб. Я быстро вытянул руку, высвобождая из-под рукава часы.

Секунда в секунду.

Я ехал обратно к Мэри, не в силах выбросить из головы рассказ старика и забыть усталое смирение в его глазах. Я повторял, что это просто-напросто совпадение, но так и не смог убедить себя до конца.

Мэри впустила меня в дом. В гостиной было пусто.

— Только не говори, что вечеринка уже закончилась, — произнес я.

Мэри улыбнулась.

— Вовсе не закончилась. Просто она продолжается в больнице.

Я смотрел на нее, ничего не понимая. Мэри взяла меня за руку.

— И ты ни за что не угадаешь, — сказала она, — в каком часу Рут родила хорошенького маленького мальчика!

Монтаж

ЗАТЕМНЕНИЕ.

Старик скончался. С кинонебес пел заоблачный хор. Среди клубящихся розовых облаков раздавалось: «Мгновенье или вечность…» Так и назывался фильм. Зажгли свет. Хор внезапно умолк, занавес опустился, от стен кинотеатра отражалось эхо: теперь «Мгновенье или вечность» пел квартет, запись студии «Декка». Продается по восемьсот тысяч копий в месяц.

Оуэн Кроули сидел, обмякнув, на своем месте, ноги скрещены, руки безвольно сложены. Он смотрел на занавес. Люди вокруг вставали, потягивались, зевали, болтали, смеялись. Оуэн сидел на месте и смотрел. Кэрол поднялась и натянула свой замшевый жакет. Она тихонько подпевала: