Мятежный дом - Ольга Чигиринская

— Самое главное, было бы из-за чего, — Дик повел плечами. — Ведь среди нас… Есть, одним словом, среди нас человек, способный сложить два и два и в имперских законах разбирающийся…

Дик не стал уточнять, что это, скорее всего, несколько человек: Шана точно доложит бабушке Ли, а уж та сообразит, от какого хвоста какое перо. И Шастара будут пасти в сотню глаз, а значит, нечего бояться, что он совершит предательство, вот что надо было сказать Рэю… Нет, стоп. Тогда ему пришлось бы сказать, что Шана — синоби, а это не нужно знать ему и не нужно Сильвер.

— Словом, получается, на ровном месте поцапались, и теперь он ушел в Лагаш, и я волнуюсь — не схватят ли там его.

— А раньше не волновался?

— Как оно раньше было, я вчера вам рассказывал. Беречься смысла не было, поймают — стало быть, поймают…

Неудобно, неловко под этим все понимающим, но прохладным взглядом. А надо, надо, обещал пройти терапию — значит, надо… Симатта ё! Хорошо еще, что она так прохладна, так… профессиональна. Немного больше человеческого участия — и он бы сломался, как тогда, на «Юрате».

— Иногда мне… почти хотелось, — признался он. — Ну, чтоб поймали. Чтоб все закончилось.

— Давай сосредоточимся на этом. На твоем стремлении к смерти.

Дик усмехнулся.

— Если бы вы вели такую жизнь, как я, разве вам хотелось бы жить?

Сильвер покачала головой.

— В прошлый раз ты говорил мне о своих отношениях с Таракихи Матэпараэ и с Элисабет, на «Паломнике». В обоих случаях ты проявил тягу к саморазрушению, и это было еще до того, как твоя жизнь сделалась такой, что стремление к смерти начало выглядеть рациональным. Но даже и сейчас оно только выглядит таковым. Инстинкт самосохранения — базовый инстинкт. Человек на самом глубинном уровне хочет жить, как бы ни была жизнь плоха. Он сопротивляется смерти, осознавая ее неизбежность, до конца. Если он стремится к смерти — значит, он надорван где-то очень глубоко внутри, далеко в прошлом. Я хочу, чтобы ты вспомнил свое прошлое, Дик. Чтобы ты вспомнил Сунагиси.

— Я много раз пытался, сударыня. Я не могу.

— Ты сможешь, — Сильвер сняла с шеи образок и взяла его за цепочку, слегка раскачивая. — Смотри на него. Не пытайся что-либо вспомнить, по возможности вообще ни о чем не думай — просто откинься в кресле, расслабься и следи за медальоном. Я буду медленно считать с десяти до одного. Когда я скажу «один», ты закроешь глаза и уснешь. Десять…

Когда она сказала «один», Дик был уже в трансе. Сильвер передвинула стул поближе к его креслу.

— Райан, — тихо позвала она. — Ран. Ты меня слышишь?

— Да.

— Сколько тебе лет, где ты находишься?

— Шестнадцать или что-то вроде. Я нахожусь в Пещерах Диса, в исследовательском центре Кордо.

— Хорошо. Тебе двенадцать лет. Где ты находишься сейчас?

— В Палао, в лечебнице.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне плохо.

— Тебя обидели?

— Нет. Они не могут обидеть меня. Но Таракихи сказал, что я злой. Что меня боятся все гемы, я бью всех, кроме них, а теперь вот и убивать начал. Но я же ради них. Я же только потому что… — он задохнулся на секунду, потом твердо сказал: — Людоедам нельзя владеть людьми. Людоеды не должны владеть людьми.

— Тебе десять лет. Где ты находишься? Что ты чувствуешь?

— Я на опреснительной станции Уэнуа. Только что родился Билли. Тете Кэдди тяжело, поэтому я готовлю завтрак и вожу Салли и Тома в школу.

— Ты любишь Салли и Тома? Билли?

— Да. Они хорошие. Я всех маленьких люблю, они хорошие.

— А тётю Кэдди — нет?

— …Она хочет, чтобы я называл ее «мамой», а дядю Лена — папой. Но я не могу. У меня есть мама и папа. Там, на небе.

— Ты часто о них думаешь?

— Нет. От этого мне плохо, от этого тошнит, а тетя Кэдди сердится, когда тошнит. Они просто есть.

— Хорошо. Ран, тебе шесть лет. Где ты?

Ричард вдруг открыл глаза и серьезно, холодно посмотрел на Сильвер.

— Уважаемый коллега, — сказал он на безупречном астролате без всякого акцента. — Если вы пойдете дальше, вы должны быть уверены, что этот мальчик перенесет правду, которую я скрыл за блоком памяти. Если он вырос и возмужал, снимайте мою печать. Если он еще ребенок, лучше вам остановиться здесь. Десятая десантная манипула Синдэнгуми, штатный психотехник Киллиан.

— Снимаю печать, — твердо сказала Сильвер. — Ран, тебе шесть лет. Где ты?

Дик снова закрыл глаза и тоненьким голосом проговорил:

— Не знаю. Здесь темно.

— Темно — потому что ночь?

Дик помотал головой.

— Ты под землей? — догадалась Сильвер.

— Да.

— Ты прячешься?

Дик снова закивал.

— Почему ты так тихо говоришь? Ты боишься?

Снова кивок, и доверительное:

— Если его не будить, он спит. А когда он спит, он молчит. И не заставляет есть.

— Он заставляет тебя есть?

— Чтобы выжить, надо есть. Я не могу, болит живот. Но он заставляет. Говорит, я должен выжить. Говорит, не надо смотреть, надо просто есть. Но я смотрю иногда. Если не смотреть — то вдруг это мама или папа?

Сильвер сжала зубы, выпрямилась на стуле, привычно отгораживаясь от ситуации профессией. Участие, не более того. Врач, исходящий кровью, ничем не поможет пациенту.

— Ран, прошло время, ты на корабле Синдэна. Что с ним случилось? С тем человеком, который заставлял тебя есть?

— Не знаю. Наверное, он все-таки не выжил.

— Ран, сейчас ты заснешь, и во сне будешь видеть часы. Сейчас они показывают десять минут пятого. Когда на часах будет пятнадцать минут пятого, ты проснешься. Ты будешь помнить все, о чем мы говорили.

Дик послушно обмяк, опустил подбородок на грудь. Сильвер побарабанила пальцами по спинке стула. Триста секунд на выработку стратегии разговора и всей последующей терапии. И на то, чтобы справиться с собственными эмоциями.

Ее не готовили к психологии экстремальных состояний. Предполагалось, что она будет улаживать конфликты в экипажах исследовательских судов и станций. Как и все, она получила базовый курс работы с посттравматикой и депрессиями. Базовый. Самый общий. Конкретно работать с детьми, которых пытались выкормить человечиной, ее не готовили. И даже опыт, полученный на войне и в Салимее, не очень годился.

Сильвер подавила раздражение в адрес психотехника Синдэна, который не придумал ничего умней, чем запечатать эти воспоминания и перебросить ответственность на неизвестного «уважаемого коллегу». Раздражение ничем не поможет. Мяч остановился здесь.

.. Он жил сейчас в доме Кордо на странном положении. Чтоб не провоцировать движение среди гемов, его поселили не на остановленном заводе, где была база Салима, и не в особняке Кордо, а в исследовательском центре. Для всех работников он был помощником эколога, тестирующим «рыбьих пастухов» и занимался написанием отчета. На самом деле Роксана поселила его там ради терапии — и чтобы составить компанию доктору Монтеро.

Увидев его после рейса, Сильвер отметила, что он хоть немного отъелся, а от Рокс узнала, что он еще и разбогател слегка. В Салим он приехал на собственном глайдере, набив багажник подарками. Оставшиеся деньги отдал Рокс, а на ее попытки возражать сказал, что иначе попробует послать их анонимным переводом, и если попадется — она будет виновата.

На этом все хорошее о нем, в общем, закончилось. Он приехал ради терапии, так как сам понял, что пришел край. Краснея и пряча глаза, рассказал о ссоре с Ройе и о том, как она едва не перешла в поножовщину. Скованные движения выдавали страх человека, несущего на себе неразряженную мину.

Терапию он проходил явно не в первый раз: выдавала несколько заезженная речь, когда он рассказывал о детстве, о людях, заменивших ему родителей. Не отрепетированная ложь, нет — привычная и оттого несколько истершаяся неполная правда. Гладкость формулировок, позволяющая не вникать в смысл произносимого.

Сильвер сразу заподозрила ментальный блок. Она не удивилась: есть вещи, которые детям ради сохранения рассудка лучше и не помнить. Чаще всего рассудок справляется сам, вытесняя кошмар в подсознание. Бывает, что помогает психотехник. Но это не значит, что кошмар исчез. Это значит, что он бегает по самым темным углам разума, как таракан по коммуникациям, и устраивает там короткие замыкания.

У Дика замкнул контур «если ты выжил такой ценой, ты должен изо всех сил оправдывать свое существование». В целом, обычный «синдром выжившего», если бы не… открывшая только что специфика родительской фигуры.

Кто-то тихо постучал в дверь. Сильвер ругнулась про себя: она же просила не беспокоить во время сеансов! Разве что какой-нибудь форс-мажор…

Она открыла дверь и увидела Роксану Кордо.

— В чем дело? — несколько холодней, чем собиралась, спросила Сильвер.

Рокс ухватила ее за руку и выдернула из комнаты.

— Беда, — прошептала она. — Выручай. Я не знаю, что делать, как ему сказать и говорить ли вообще.