Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль - Мария Тортика (Лобанова)

На упомянутом процессе над группой болгарских коммунистов во главе с Трайчо Костовым фамилия Раковского упоминалась не только в связи с обвинениями по адресу И. Гевренова. Еще более тесные связи с Раковским инкриминировались недавнему министру финансов НРБ Ивану Стефанову, который по рекомендации «этого ближайшего сотрудника Троцкого» еще в 1924 г. поступил на работу в советское торгпредство в Германии, а затем был переведен в советское торгпредство во Франции. Стефанова обвинили и в том, что под влиянием Раковского он в 1928 г. возвратился в Болгарию, присоединился к «левосектантской фракции» в БКП, что он привлек к «враждебной деятельности» И. Гевренова «как родственника Крыстю Раковского и приверженца его троцкистских взглядов». Как и Гевренов, И. Стефанов был осужден народным судом на пожизненное заключение.[1672]

Только в условиях тех глубоких политических изменений, которые начались в СССР во второй половине 80-х годов, возникла сама возможность постановки вопроса о реабилитации. В начале 1988 г. Генеральная прокуратура СССР возбудила ходатайство об отмене приговоров от 13 марта 1938 г. и 8 сентября 1941 г. в отношении Х. Г. Раковского, как и других обвиняемых по делу «правотроцкистского блока», и о прекращении дел за отсутствием состава преступления. «Обвинительный приговор, – говорилось в протесте, – в соответствии с требованиями закона должен быть основан лишь на совокупности доказательств, достоверность которых сомнений не вызывает. Каждое из этих доказательств должно быть тщательно проверено в процессе судебного разбирательства и объективно оценено в приговоре».

Однако прокуратура пришла к выводу, что Военная коллегия Верховного суда СССР в нарушение закона не привела конкретных доказательств вины подсудимых, сочтя достаточными их показания на предварительном следствии и в суде. «По данному же делу показания обвиняемых не могли быть положены судом в основу приговора потому, что они противоречивы, не соответствуют фактическим обстоятельствам дела и получены в результате грубых нарушений законности в процессе предварительного следствия и судебного разбирательства».[1673] Было установлено нарушение права обвиняемых на защиту при рассмотрении дела. Они были вынуждены взять защиту на себя и не принимали участия в судебных прениях, поскольку им было предложено совместить защитительную речь с последним словом. Прокуратура констатировала: «В связи с грубейшими нарушениями закона на предварительном следствии и в процессе судебного разбирательства показания осужденных не могут быть положены в основу вывода о их виновности. Других же достоверных доказательств совершения ими особо опасных государственных преступлений в деле не содержится».

Что же касается Х. Г. Раковского лично, то было установлено отсутствие каких бы то ни было доказательств его вины в шпионаже и других преступлениях. «Проведенными компетентными органами проверками установлено, что сведений о связи кого-либо из подсудимых с иностранными спецслужбами не имеется».[1674] Точно так же прокуратура выявила отсутствие данных о якобы совершении Раковским «преступлений» во время заключения.[1675]

Все это позволило пленуму Верховного суда СССР на заседании 4 февраля 1988 г., рассмотрев в полном соответствии с обветшавшими юридическими нормами загнивавшего Советского Союза протест генерального прокурора СССР, отменить приговор от 13 марта 1938 г. и приговор в отношении Х. Г. Раковского от 8 сентября 1941 г. и дела прекратить за отсутствием состава преступления.[1676]

Христиан Георгиевич Раковский ныне предстает перед нами как видный деятель социалистического движения Европы, как советский государственный деятель и дипломат, приложивший значительные и небезуспешные усилия к нормализации отношений СССР с западноевропейскими странами, особенно теми, в которых он работал в качестве советского полномочного представителя, как мужественный борец против единоличной террористической власти Сталина.

Приведенный в данной работе фактический материал, его трактовка и анализ позволяют прийти к заключению, что Христиан Георгиевич Раковский находился как бы между Москвой и Западом не только в элементарном, тривиальном смысле, выполняя поначалу конкретные дипломатические задания высшего советского руководства, не занимая постоянных постов в государственном аппарате, затем руководя правительством УССР и его внешнеполитическим ведомством и в этом качестве участвуя в крупных международных конференциях в Генуе и Лозанне и, наконец, став полномочным представителем СССР в двух крупнейших западных державах – Великобритании и Франции. В течение всего периода дипломатической деятельности – а он охватывал без малого десять лет взрывной инверсионной истории Советской империи, в каковую большевики превратили империю Российскую, – наш герой, разумеется, добросовестно исполнял те внешнеполитические функции, конкретные задания и инструкции, которые вытекали из самого характера этой деятельности.

При этом он не был лишь «ответственным чиновником», дисциплинированным служакой. Его работа в целом, конкретные его внешние и внутренние инициативы вытекали из общей марксистской социалистической парадигмы, приверженцем которой Раковский являлся с юных лет и которая теперь у него была ярко окрашена в экстремистские большевистские тона.

Однако не только сталинистом, но и последовательным «ленинистом» Раковский так никогда и не стал. На протяжении первого десятилетия его советской деятельности и в еще большей степени на протяжении следующих лет, когда он включился в руководящую оппозиционную деятельность в рамках объединенной оппозиции, руководимой Л. Д. Троцким, он оставался личностью с оригинальным мышлением, собственными оценками происходивших событий, совершенно самостоятельным анализом действительности (разумеется, в пределах все той же марксистской догматики), что ярко проявилось в его статьях, опубликованных в «Бюллетене оппозиции», выходившем за рубежом.

Троцкий считал Раковского своим последователем, и сам Христиан Георгиевич не раз высказывался в подобном же духе. Однако ни концепции перманентной революции Троцкого, ни других его основополагающих установок Раковский не разделял, относился к ним не более чем как к тактическому оружию, которое лишь может быть использовано в пропагандистских целях.

«Историю делают не автоматы, а живые люди, повинующиеся своим чувствам, страстям, влечениям, своим симпатиям и антипатиям, а не только “целям” и “программам”. Не учитывать этого фактора – значило бы безмерно упрощать, выхолащивать действительный ход исторических событий», – писал применительно к Ленину и его наследникам видный исследователь советской действительности Н. Н. Валентинов.[1677]