Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг

В международных делах все обстояло иначе – никаких эмоций. Дипломатия должна основываться на реалиях, просчете вероятностей, оценке неизбежных промахов и внезапных действий других государств и их представителей. Шахматная доска перед глазами, и политическая гениальность Бисмарка позволяла ему знать наперед различные варианты возможных ходов противника. Поскольку ядро международной системы XIX века состояло из пяти (или шести, если учесть еще Италию) великих держав, то Бисмарк мог достаточно легко выстраивать и реализовывать свои «комбинации», как назвал его действия на международной арене Мориер. Он ставил перед собой цели и достигал их. Бисмарк до конца оставался мастером тонкой и продуманной дипломатической игры. Он наслаждался ею. В международных делах он никогда не терял самообладания, редко испытывал бессонницу или недомогание. Он мог перехитрить или обыграть любого гроссмейстера дипломатии другой страны, и, самое главное, в этой сфере ему не могли помешать ни старые, ни молодые королевы. В минуты хандры и жалости к себе он иногда подумывал о том, чтобы снять с себя часть бремени государственной ответственности. Никогда ему даже в голову не приходило, что кто-то другой может быть министром иностранных дел. В 1890 году он просчитался лишь потому, что думал, будто молодой кайзер Вильгельм II не посмеет отказаться от услуг канцлера с тридцатилетним стажем успешной деятельности17.

Но вернемся к делам домашним. Они, собственно, и создавали главную головную боль для Бисмарка: бесконечный поток документов, месиво запутанных и неразрешимых проблем, множество действующих лиц, противоречивых точек зрения и интересов, предложений с непредсказуемыми последствиями, постоянный гвалт раздражающей критики, исходящей сразу от двух парламентов – рейхстага и ландтага, находящихся в одной миле друг от друга. Он должен все знать, за всем уследить, но ему приходилось подолгу болеть и месяцами отсутствовать. Еще больше мешало то, что в практических вопросах у него не было твердых и непоколебимых принципов. По мере необходимости он мог изменить свою позицию по любой проблеме – местного самоуправления, торговли, регулирования коммерческой деятельности, законодательным нормам, государственного устройства. Бисмарк по собственной инициативе усложнил себе жизнь, развязав «культуркампф», в который втянулись консерваторы, либералы, прогрессисты, вельфы, поляки, эльзасцы, весь рейхстаг.

Герлахи были правы, считая, что принципы важны и в политике. Власть условна и субъективна. У человека есть свои ценности, верования и предпочтения. Бисмарковская концепция, будто политик-гроссмейстер может «играть» системой, дееспособна только до того момента, пока в реализацию планов не начинают вмешиваться иррациональные эмоции, насилие, некомпетентность и бестолковщина. Какую еще цель может преследовать искусство политики, если не служить какому-то делу – например, улучшать условия жизни людей, делать ее более свободной, справедливой, человеческой, или, выражаясь понятиями братьев Герлах, более христианской? Бисмарк использовал свою политическую магию для сохранения монархии и прав немногочисленного, но бережливого и махрово реакционного класса юнкеров, ненавидевших прогресс, либерализм, евреев, социалистов, католиков, демократов, банкиров. Он отличался от них лишь степенью ненавистничества.

И король, и братья Герлах, и народ Германии в целом были нужны Бисмарку только для того, чтобы наслаждаться своей властью. Но его же соотечественник, философ Кант предупреждал: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и также в лице всякого другого как цели и никогда не относился бы к нему как к средству». Бисмарк не следовал этому наставлению ни в своих замыслах, ни в отношениях с коллегами или подчиненными. Граф Альберт фон Пурталес, прусский дипломат, писал Морицу Августу фон Бетман-Гольвегу: «Бисмарк неуважительно обращается с партийными соратниками. Они для него… перекладные лошади, на которых можно проехать от одной станции до другой… Я уже оседлан и готов прочувствовать на себе самую черную неблагодарность»18.

Бисмарк оставил в наследство преемникам шаткую структуру государственного управления. Конституция Пруссии была слеплена на скорую руку в разгар революции 1848–1849 годов. Бисмарк сохранил ее зыбкую представительскую конструкцию. Небольшой класс юнкеров-землевладельцев по-прежнему мог наложить вето на прогресс. На Пруссию приходилось три четверти населения, территории и индустриальной мощи империи, и она определяла лицо Германии. Прусская палата господ служила оплотом для Ганса фон Клейста и его друзей, где они могли держать оборону. Нижняя палата, избиравшаяся по трехклассной схеме, отражала атаки. У Германии не было своей армии и министерства иностранных дел (и то и другое принадлежало Пруссии). Страна начала войну в 1914 году под руководством тех же семей, определявших исход битвы в 1870 году, и при той же допотопной структуре управления.

Ни Бисмарк, ни его преемники так и не смогли найти средство для сохранения полуабсолютистской власти монарха в дуалистической законодательной системе, наспех выстроенной Бисмарком. В продолжение почти четверти века – с 1866 и до 1890 года – не прекращались попытки переделать структуру исполнительной власти: разделить должности министра-президента и рейхсканцлера (1872–1873 и 1892–1894 годы) и вновь их объединить. Перед ним всегда стояла проблема слияния имперских и прусских министерств. На проблеме административного дуализма и споткнулся Бисмарк, проявив излишнюю приверженность правительственному декрету 1852 года, который, как он считал, не позволял королю-императору совещаться с министрами без разрешения министра-президента. В рейхе не было министров, делами империи заведовали так называемые статс-секретари, подчинявшиеся канцлеру. При менее властных преемниках Бисмарка некоторые сильные статс-секретари добились права прямого общения с кайзером. Такое право имел крутой адмирал Тирпиц, возглавлявший имперское военно-морское ведомство с 1897 до 1916 года. После ухода Бисмарка вся государственная политика координировалась кайзером Вильгельмом II.

В 1863 году Бисмарк осуществил одну из своих самых блистательных политических акций – ввел всеобщее избирательное право для мужской части взрослого населения. Этим актом он хотел подорвать позиции германских князей, чью реальную власть министр-президент переоценил. С другой стороны, он недооценил роль электората, не заметив, как изменился его народ в середине девятнадцатого столетия. Он видел, что народ дал власть Наполеону III, и решил, что массы любят монархию. Однако Франция в продолжение всего XIX века оставалась преимущественно аграрной страной, в то время как Пруссия/Германия уже давно сбросила с себя крестьянский зипун. К восьмидесятым годам набрали силу социал-демократы, католическая партия Центра и буржуазный либерализм. Бисмарк использовал всеобщее избирательное право как временный тактический прием и просчитался. К завершению своей карьеры он уже не мог воспользоваться поддержкой парламентского большинства без уступок, а компромиссы канцлер не любил.