Empire V. Бэтман Аполло - Виктор Олегович Пелевин

Черти. Те самые, которых я видел вокруг Кедаева и Озириса.

Значит, я так и не перешел границу. Так и не увидел неба — а только успел про него подумать.

Сначала прыгавшие мне под ноги черти казались совсем мелкими. Но, чем больше их появлялось, тем крупнее они становились — словно им не терпелось заполнить собой все пространство. Их волна буквально отбросила меня от ловушки, и через несколько секунд я уже отбивался от толпы, которая с каждой секундой становилась все гуще.

Сражаться с ними оказалось несложно — достаточно было повторять одно простое движение из боевой библиотеки: разворот с перехватом шеста, который в результате описывал вокруг меня широкий быстрый круг.

Все, что попадало под удар — морды, рога, конечности, — разлеталось в мокрые клочья. Черти были, конечно, страшны, но трусливы — и у меня быстро сложилось чувство, что они волна за волной идут на меня в атаку, подчиняясь невидимому заградотряду, грозящему им еще большей карой и мукой. Уж не стоят ли, думал я, за их спинами тачанки с кропилами и крестами?

Нападая, они пытались боднуть рогами или зацепить когтистой лапой — но действовали без всякого энтузиазма, прячась друг за друга. Серьезное увечье, видимо, было для них чем-то вроде пропуска домой: получив его, они разворачивались и брели прочь. Хвостов у них не было — только мохнатый зеленый выступ, примерно как у добермана. Наверно, как все трусливые и жалкие существа, в качестве мучителей они были особенно страшны.

Я догадывался, что в их действиях может скрываться коварство — но в чем оно, не понимал до самого последнего момента. А потом оказалось, что они меня провели.

Дело в том, что с разных сторон они напирали с разной силой, чему я не придавал значения из-за общей бестолковости их натиска. Но в результате мне все время приходилось смещаться назад и в сторону, пока во время одного из разворотов я не увидел у себя за спиной заботливо подготовленную бездну — в духе церковноприходских иллюстраций к поэме Лермонтова «Мцыри». Чего стоили мерцающие над ее краем далекие синеватые горы в итальянском духе, или развратный цыганский виноград, которым были увиты склоны обрыва. Подозреваю, что если бы в этом пространстве были запахи, пахло бы уксусом и ладаном.

Было ясно, что мне придется рано или поздно упасть в эту бездну — потому что оттуда я, собственно, и забрел в этот уютный гостеприимный мирок. Но я продолжал сдерживать натиск чертей даже тогда, когда за моей спиной осталась только пустота — уже из чистого упрямства.

Я мог бы, наверно, долго балансировать на краю обрыва — но тут на меня пошла в атаку какая-то гвардейская рота с красными рогами. Не обращая внимания на свои потери, черти подбадривали друг друга унылым протяжным пением и за несколько минут навалили передо мной такую гору безобразных тел, что я, скорее из отвращения, чем из невозможности продолжать битву, позволил своему телу оступиться — и, под их торжествующий вой, соскользнул с обрыва в черное небытие.

Однако небытия там не оказалось. Вместе с бездной неизвестные умельцы создали ее бесконечно далекое дно, пылающее там пламя вечного возмездия и даже увлекающую вниз силу тяжести — в их конструкторе, похоже, были все нужные детальки для борьбы с агрессивным злом.

Как и в моем. Полюбовавшись скалистыми стенами (через каждую сотню метров там мелькала одинаковая гигантская паутина и застрявший в расщелине скелет), я дождался, пока пышущий снизу жар станет невыносимым — и провел языком по щетинкам вампонавигатора, прерывая миссию.

Когда головокружение прошло, я открыл глаза.

Я висел вниз головой в хамлете Энлиля Маратовича, сразу за которым начиналась пропасть, где жила Великая Мышь. Самое дорогое место на Рублевке.

Между двумя безднами, как сказал бы поэт Мережковский, мнилась скользящая рифма… И рифмой этой был я.

Энлиль Маратович, Мардук Семенович и Ваал Петрович, сидящие у круглой стены в низких креслах, выплюнули трубочки, соединенные с идущим к моей вене пластиковым шлангом, и подняли на меня глаза. Их головы были перевернуты, и судить о мимике в полутьме было сложно, но я не сомневался, что их лица мрачны. Первое же, что я услышал, подтвердило мою догадку.

— Иштар Владимировна знает, как ты с мертвяками налево ходишь? — вкрадчиво спросил Мардук Семенович.

Только сейчас я сообразил, что этот зловещий синедрион во всех подробностях наблюдал мою встречу с фальшивой Софи. Смущение, как часто бывает, придало мне наглости.

— А я подумал, что это она и есть, — сказал я, невинно хлопая ресницами. — У нас с Ишкой так принято. И на вашем месте я бы не совался в личную жизнь Великой Мыши…

Все они, конечно, были в курсе, что я даже не вспомнил про Великую Мышь, увидев Софи. Но знать слишком много про личные пристрастия Иштар было рискованно в любом случае, так что я не сомневался, что мой совет они услышат.

Мардук Семенович и Ваал Петрович вопросительно поглядели на Энлиля Маратовича.

— В это нам лезть не надо, — сказал Энлиль Маратович. — А вот пособничество абсолютному побегу… Это дело серьезное. И судить его может только лично бэтман.

— Суд императора? — нахмурился Ваал Петрович. — Рама наш Кавалер Ночи. Будем выносить сор?

— А другого выхода нет, — сказал Энлиль Маратович. — Озирис ведь умный. Знал, что пообещать.

— Он что, меня обманул? — спросил я.

Энлиль Маратович уставился на меня немигающими глазами.

— Боюсь, что нет, — сказал он. — Но радоваться на твоем месте я не стал бы.

— Сдай вампонавигатор, Рама, — сказал Мардук Семенович.

— Пожалуйста, — ответил я. — Он все равно только на букву «С» работает. Когда новый будете выдавать, смотрите, чтобы вампотека была нормальная.

Вампонавигатор вывалился из моего рта и упал на страховочную подушку. Такое поведение было не просто вызывающим, оно было оскорбительным. Но я уже не боялся ничего.

На лицах Мардука Семеновича и Ваала Петровича проступило грустное выражение. В глазах Энлиля Маратовича тоже была печаль.

Мне показалось, что