Во власти девантара - Бернхард Хеннен

В центре лагеря беженцев стояла палатка из зеленых полотен. Перед входом замер, широко расставив ноги, воин-исполин. На нем были вороненые доспехи, опирался он на большую секиру. Лицо его было мрачным, он изучал Мандреда холодными синими глазами.

— Значит, это тебя послали эльфы, чтобы ты притворился нашим родоначальником.

Ярл спешился и подавил в себе желание угостить стражника кулаком в живот.

— Где мне найти короля? Я привез его доспехи.

— Друзья плохо учили тебя. Король лежит мертвый на Ястребином перевале. Он вместе с сотней людей сдерживал рыцарей ордена, чтобы наши женщины и дети смогли сделать пару лишних шагов.

Гнев Мандреда по отношению к воину улетучился.

— Кто командует вместо него?

— Королева Гисхильда.

— Могу я видеть ее? Меня послала королева Эмерелль. Я… Я только что из Фирнстайна. Я все видел.

Стражник провел рукой по усам и нахмурил лоб.

— Вот уже много дней никто не может пройти через ряды рыцарей ордена. Как получилось у тебя?

— Один из моих товарищей открыл тропу альвов.

Глубокая морщина прорезала лоб воина. Он поглядел на белую карету.

— Зачем ты привез с собой карету?

— Там лежит король Лиондред. Он умер, сражаясь бок о бок со мной.

От испуга глаза у стражника раскрылись очень широко. Затем он опустился на колени.

— Прости, родоначальник! Я… Никто уже не верил, что пророчество сбудется. Мы столько…

Мандред схватил воина за руки и заставил подняться.

— Мне не нравится, когда мужчины опускаются передо мной на колени. Ты был прав, подозревая меня. И я горжусь тем, что во Фьордландии есть такие, как ты. Как зовут тебя?

— Я Беорн Торбальдсон, родоначальник.

— Я был бы рад видеть тебя в завтрашней битве рядом с собой, Берн. — Мандред заметил, как воин сжал губы, чтобы подавить внезапно вспыхнувшую боль. — Значит, король отослал тебя с Ястребиного перевала, не так ли?

Мышцы лица слегка дрогнули. Он сдержанно кивнул.

— Не знаю, каким человеком был мой потомок, Беорн. Могу сказать тебе только, что сделал бы на его месте я. Я выбрал бы самого храброго и верного воина, чтобы он отвел в безопасное место мою жену. И если бы мне когда-то довелось услышать, что кто-то зовет тебя трусом, потому что ты не лежишь, кормя ворон, рядом с королем на Ястребином перевале, я буду лупить его до тех пор, пока он не поймет, где правда. Будь завтра по левую руку от меня. Знай, что я ненавижу носить щиты. Будь моим щитом!

Глаза воина засияли.

— Ни один щит не прикроет тебя так, как я.

— Знаю, — улыбнулся Мандред. — Теперь мне можно к королеве?

Беорн на миг скрылся в палатке, затем послышался звонкий женский голос.

— Входи, Мандред Торгридсон, прародитель.

Стены палатки приглушали солнечный свет, создавая сумерки. Обставлена палатка была скудно. Там стояло узкое ложе, маленький стол, два оббитых железом сундука с одеждой и единственная роскошь — красивый резной стул со спинкой, с высокой подставкой для ног. Гисхильда оказалась молодой женщиной. Мандред дал бы ей самое большее двадцать. Лицо у нее было точеным, но необычайно бледным. Золотисто-рыжие волосы открыто спадали на плечи. На ней был узко зашнурованный темно-зеленый камзол, под ним — белая рубашка. Гисхильда сидела на стуле, поставив ноги на табурет. Они были замотаны в тонкое одеяло. На столе рядом с ней лежал под рукой узкий кинжал.

Когда вошел Мандред, королева и не подумала подняться. Легким жестом отпустила Беорна.

— Значит, ты все же пришел, предок, — с горечью сказала она. — Мы так на тебя надеялись, когда они пробили первую брешь в стенах Фирнстайна. Или в ту ночь, когда мой муж повел отряд против войска рыцарей ордена, чтобы выжившие в городе могли бежать в горы. Даже на Ястребином перевале я еще молилась, чтобы ты наконец пришел. А теперь уже поздно, родоначальник. Нет больше страны, за которую захотел бы сражаться твой народ. Мы беженцы, нищие на чужбине, зависимые от милостыни Эмерелль. И, похоже, даже эльфы не могут сломить силу служителей Тьюреда. Сгоревший дуб бросает тень даже на Сердце Альвенмарка.

Мандред глубоко вздохнул. Что ей сказать? Как это было ужасно — стоять в чертогах девантара и быть вынужденным беспомощно наблюдать за тем, как собственный народ ведет отчаянную борьбу!

— Я ничего не могу исправить. И нам нет дороги обратно на родину. Однако Эмерелль обещала, что даст нам в Альвенмарке королевство. Придется сразиться еще раз, тогда приспешники Тьюреда будут отброшены навеки. Эмерелль хочет закрыть врата Альвенмарка, и никогда больше не придут священники пытать и убивать фьордландцев из-за того, что они верны древним богам.

Королева устало поглядела на него.

— Я так много слышала о последних битвах, предок. — Она указала на выход из палатки. — Ты же видишь, во что превратился мой народ. Люди потеряли надежду. Все эти поражения сокрушили их гордость.

— Я снова вселю в них мужество! Сегодня после полудня я хочу похоронить Лиондреда. А потом я хотел бы поговорить с ними. Встань рядом со мной, Гисхильда. Я уверен, что они все еще чтят тебя.

— Я никогда больше не буду стоять рядом с кем-либо! — Королева отбросила одеяло, и Мандред увидел два воспаленных, вымазанных золой обрубка. Ей ампутировали ступни до щиколоток.

— Мне не нужны слова сочувствия. Они ничего не значат! На Ястребином перевале у меня на руках замерз мой маленький сын. Я не смогла дать ему достаточно тепла… — Она умолкла. — Пара отмерзших ног — ничто по сравнению с этой болью. Я… Я не хочу смотреть в открытую могилу, предок. Я сама — открытая могила. И тем самым я являюсь зеркалом твоего народа.

Ничего не понимая, он глядел на ее ноги.

— Ты могла попросить эльфов о помощи. Их заклинания могущественны. Они могли бы…

— Мне нужно было позвать их, а значит оторвать от ложа больного ребенка? Мы принесли в Альвенмарк больше горя, чем они в состоянии исцелить.

Мандред чувствовал, что теряет сознание. Что он мог сказать этой отчаявшейся женщине? Слова надежды должны звучать для нее как оскорбление. И почему он не вернулся раньше! Он поклонился.

— С твоего позволения я уйду и займусь приготовлениями к погребению короля Лиондреда.

— Подожди, предок! — она сделала ему знак подойти поближе. — Встань на колени рядом со мной.

Он удивленно повиновался.

Гисхильда понизила голос до шепота.

— Я слышала, как ты говорил с Беорном. С того дня на Ястребином перевале он был сломлен. Ты вернул ему мужество. Возьми доспехи Альфадаса и надень их, когда будешь говорить со своим народом. Может быть, из пепла горя ты сможешь еще раз разжечь искру надежды. Мне не дана эта сила, Мандред Торгридсон. Но я знаю, что некоторые даже сейчас надеются на возвращение живого родоначальника. Поговори с ними. Ты прав… Нельзя, чтобы после всех столетий дружбы в последней битве знамя Фирнстайна не развевалось рядом с эльфийским. Охрани наш народ от этого позора.