Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

меня «спустят», отмечаю границы моего участка, разыскиваю глазом «полотна» (как крестики на обыкновенной карте) наших воздушных (на земле) постов, указывающих нам направление неприятельских аппаратов, если таковые были. Словом, как-то разом исчезло то, что я назвал бы «душой» земли, и осталось только то, что мне нужно для моего дела, — ее тело, изборожденное линиями и отметками.

Но вот мой обсерватор забеспокоился: указывает вниз и делает отрицательные знаки. Я смотрю, но ничего не вижу. Но я понял: внизу неприятельская батарея против воздушных гостей, — надо поворачивать, так как имею формальный запрет держаться на приличной дистанции. Повернул, но тотчас снова знаки: мой обсерватор что-то видит на горизонте. Я доволен; б[ыть] м[ожет], мой первый выход ознаменуется первым воздушным боем. Я поднимаю выше, чтобы иметь возможность аттаковать сверху. Обсерватор одабривает мой манёвр. Значит, я не ошибся. Я ищу глазами в указанном направлении. Поворачиваюсь лицом, но ничего не вижу. А спутник мой напряженно смотрит туда через бинокль, пробует пулемёт. Наконец, и я увидел жданную птицу. Я пустил всем ходом аппарат в ея направлении, но тотчас же увидел, как она быстро стала спускаться и исчезла скоро. Я не мог преследовать, надо было возвращаться. Жаль. Снова носимся над нашим участком взад и вперёд. Скука смертная. Взглядываю на часы ежеминутно. Стало холодно. И ко всему, мотор слева начал пошаливать: одну минуту совсем было остановился и мне больших усилий стоило восстановить равновесие старого, уставшего coucou. Скоро мой мотор стал задыхаться и я должен был вернуться, пробыв в воздухе полтора часа.

Надо Вам сказать, что в этот день мерзавцы-немцы бомбардировали город из орудий 380 м[м]. В центре города упало 11 снарядов. Несколько домов было разрушено. В ответ французы выслали в Мец 40 аппаратов, бросивших на казармы и вокзалы 160 снарядов. Об этом Вы знаете из газет. Знаете также и о воздушной бомбардировке города немцами на другой день. Я видел их, но было поздно и я не мог подняться. Я готов был плакать со зла в этот день: я был на карауле и был слишком поздно предупреждён о их приближении.

О втором моем полёте нечего рассказывать. То же и с третьим. Это было в день рождения Кайзера. Немцы грозились снова бомбардировать город, и вот мы в этот день, несмотря на неблагоприятную погоду, носились по ветру. Я был покрыт снегом. Летать приходилось в тучах. Холод, ветер, а мы… Брр…

Ну вот вам и мои первые впечатления.

31 января (13 февраля) 1916 года

Два трудных дня. Вчера к вечеру несколько прояснилось. С фронта доносился гул серьезной артиллерийской пальбы.

— «Фёдоров, одевайтесь! В караул!».

Одеваю свои меха. Беру механика-пулемётчика и в воздух. Через десять минут над тучами. Белое безбрежное море. Думаю о России, о ея белых безбрежных полях. Солнце ярко горит и переливается в тучах всеми цветами радуги. До чего же это красиво! Ни слов, ни красок!

Холод, чем выше, тем жесточе. Пробирается во все щелочки, щиплет нос, щеки, руки, ноги. Мой механик хлопает перчатками, вертится, стучит ногами. Замерз.

Я — на высоте четырех тысяч метров. Земля видна только через широкие дыры в тучах. Беру направление по солнцу и компасу. Летаю взад и вперёд вдоль линий наших и неприятельских. Моя задача не пропустить ни одного немецкого аппарата в этом участке на нашу сторону. Вдруг механик показывает вперёд. Вижу множество взрывов, мчусь туда, думая, что неприятельский аппарат залетел к нам и наша артиллерия его обстреливает. Аппарата не вижу, но взрывы ясно видны. Ближе различаю внизу артиллерийский бой. Снаряды рвутся внизу, но белые облачки, поднимаясь, обманывают зрение. Холод становится нестерпимым. Я уже полтора часа в воздухе. Взглядываю на механика. Лицо страдальческое, в глазах слезы, показывает замерзшие руки. Через четверть часа спускаюсь. Тучи, тучи и тучи. Солнце, как-то вмиг исчезло, и я едва вижу землю. Я уже на 1500 метров. Вот знакомые места… Нет!.. Никогда не виданный лес. Незнакомая река, железная дорога… Летаю с полчаса наугад. Сумерки сгустились. Вижу, наконец, большое поле. Но где я? Во Франции?.. Спускаюсь ниже, замедлив моторы, смотрю по сторонам. Вижу французских солдат. Слава Богу!..

— Где я?.. Оказывается, рядом с нашим аэродромом. Лечу снова. Снова теряюсь. Механик беспокоится. Вдруг вижу внизу море огня. У нас догадались, что я заблудился и, вылив бензин на землю, зажгли. Благополучно спустился, пробыв в воздухе 3 часа.

Как же я устал в этот вечер!

Сегодня утром чудесная погода.

— «Фёдоров, в караул!.. Возьми с собой печь (есть такие печи, что с собой можно взять). Чтобы и механик взял с собой другую».

Через 10 минут в воздухе. Не прошло и полчаса, как небо вдруг покрылось тучами. Солнце надо мной. Тучи внизу. Земля исчезает. Надо возвращаться. Я поворачиваю. Спускаюсь быстро, спирально. Вот и уже на 300 метров от земли, над лесом. Вдруг бум, бум!.. С мотора срывается капо, разбивает оба пропеллера, и мой аппарат камнем в лес. Едва, уже над самым лесом удалсь поймать аппарат, кое-как с одним мотором добрался до просеки, где и спустился благополучно, чуть-чуть поранив палец. Могло очень плохо кончиться.

Получил сегодня Ваше письмо. Пишите же почаще. Мне пока не хочется на себя оглядываться. Живу внешностью. Очень много работаю над разными авиационными вопросами. О Париже не думаю. Поездка моя внезапно отменяется. Получаю новый аппарат здесь…

Крестовская Л. А. Из истории русского волонтерского движения

во Франции. Paris, 1921. С. 83–86.

№ 15

Условия капитуляции крепости Новогеоргиевск

7 (20) августа 1915 года

Между главнокомандующим осадной группой войск перед Новогеоргиевском, королевско-прусским генералом от инфантерии фон Безелером и комендантом крепости Новогеоргиевск, Императорским русским генералом от кавалерии Бобырем согласовывается следующее:

1. Боевые действия прекращаются сразу на всех фронтах.

2. Генерал от кавалерии Бобырь передаёт крепость Новогеоргиевск на обоих берегах Вислы со всеми соответствующими верками, укреплёнными позициями, военными объектами, военными постройками и мостами в состоянии, в котором они находятся в настоящий момент, и всем военным имуществом, в особенности орудиями, пулемётами, боеприпасами и транспортными средствами, а также имеющимися запасами продовольствия главнокомандующему германской осадной группой войск. Суровое наказание последует, если после передачи произойдёт взрыв, или орудия, иное военное имущество, либо продовольствие станут уничтожаться.

3. До передачи каждого укрепления обезвреживаются установленные в нём или перед ним мины. Указывается расположение других мин, прекращается сожжение их существующих схем.

4. Гарнизон крепости вместе со всеми частями, подразделениями и рабочими становятся военнопленными.

5. Комендант передаёт в руки