Белогвардейщина - Валерий Шамбаров

"Исполняя долг перед нашей измученной родиной и приказы комкора ген. Слащева о восстановлении порядка в тылу, я признал необходимым произвести аресты лиц командного состава... систематически разлагавших тыл".

Объявлял, что "молодое офицерство решило взять все в свои руки", хотя объяснить этого подробнее не мог. Свое политическое кредо определял так "правее левых эсеров и немного левее правых эсеров". Выпустил воззвание к "товарищам рабочим" большевистского содержания. Правда, освободить из тюрьмы "политических" отказался.

Восстание Орлова взбаламутило весь Крым. В Севастополе по его примеру "молодое офицерство" собиралось арестовать командующего флотом адм. Ненюкова и адм. Бубнова. Слащев, отбив очередной штурм, послал в Симферополь войска. Две трети отряда Орлова, узнав об этом, разбежалось, а сам он с оставшимися отпустил арестованных, ограбил губернское казначейство и ушел в горы.

13.02 после падения Одессы в Крым прибыл ген. Шиллинг. Против него сразу покатилась яростная кампания травли и обвинений в одесской катастрофе (хотя впоследствии сенаторская ревизия по этому делу его вины не нашла). К Шиллингу явились адмиралы Ненюков и Бубнов, заявившие, что он дискредитирован и для спасения Крыма должен передать власть Врангелю. Причем согласие Деникина якобы не обязательно, поскольку Врангель будет командовать тут самостоятельно. С теми же требованиями к нему потянулись гражданские и офицерские делегации. 15.02 прибыл и Врангель, подавший в отставку и находящийся в отпуске. Здесь же оказался ген. Лукомский, тоже подавший рапорт об отставке и приехавший в Крым в связи со смертью матери. Оценив ситуацию, Врангель соглашался принять командование, но не самовольно, а только по приказу Деникина, заявляя, что "никогда не пойдет на такой шаг, как смещение Шиллинга". К тому же выводу приходил Лукомский. Слащев, узнав о неурядицах в тылу, извещал, что подчиняться будет только приказам Шиллинга и Деникина.

Ситуация в Крыму осложнялась. Отряд Орлова, спустившись с гор, захватил Алушту и Ялту. Находившиеся в Ялте генералы Покровский и Боровский мобилизовали местных жителей, чтобы организовать сопротивление. Их отряд разбежался, не вступая в бой. Генералы были арестованы, а казначейства в Алуште и Ялте ограблены. Шиллинг выслал против Орлова военное судно "Колхида" с десантом. Однако экипаж и десант сражаться отказались и вернулись в Севастополь, привезя с собой воззвания Орлова. В одном из них говорилось:

"По дошедшим до нас сведениям, наш молодой вождь ген. Врангель прибыл в Крым. Это тот, с кем мы будем и должны говорить. Это тот, кому мы все верим..."

Морское начальство поступок "Колхиды" оставило без последствий. Среди тылового офицерства шло брожение, разгорались страсти.

По совету Лукомского Шиллинг подчинил Врангелю Севастопольскую крепость, флот и тыловые части, чтобы любыми мерами навести порядок. Врангель этого "временного" назначения не принял, поясняя, что

"всякое новое разделение власти в Крыму при существующем уже здесь многовластии усложнит положение и увеличит развал тыла".

Он направил телеграмму Орлову, призывая во имя блага Родины прекратить мятеж и подчиниться требованиям начальников.

Одну за другой телеграммы о необходимости назначении Врангеля Лукомский слал и Деникину. К этому присоединился Шиллинг. По сути предложение было правильным. Шиллинг, достаточно слабовольный, оказался к тому же подавленным грузом моральной ответственности за Одессу, доверие к нему было подорвано, общественность не уставала осыпать его обвинениями. Врангель обладал достаточным авторитетом и решительностью, чтобы исправить положение. Но тут уж уперся Деникин, усмотрев в предложениях Лукомского очередную интригу. В передаче власти он категорически отказал. Впрочем, решение Деникина тоже основывалось на важных соображениях. В условиях поражений и катастроф, допусти он "выборность" командования в одном месте, смещение неугодных и призвание угодных начальников - что стало бы с дисциплиной, и без того пошатнувшейся, в других местах? Да и в Крыму это могло быть расценено "молодым офицерством" как уступка и в дальнейшем привести к новым "орловщинам".

21.02 вышли приказы об исключении со службы адмиралов Ненюкова и Бубнова, а также увольнении в отставку Лукомского и Врангеля по их прежним ходатайствам. Издал Деникин и приказ о "ликвидации крымской смуты", где предписывал всем, принявшим участие в выступлении Орлова, явиться в штаб 3-го корпуса для направления на фронт, чтобы искупить вину в боях. Для расследования причин смуты назначалась сенаторская ревизия, а тех, кто вызвал ее своими действиями и руководил ею, приказывалось предать суду, невзирая на чин и положение. Врангель последний пункт ошибочно отнес к себе и жутко оскорбился. Орлов, запутавшийся между "спасением отечества", бандитизмом и социализмом, пошел на переговоры и 23.02 подчинился приказу, выступил на фронт. Правда, пробыл там недолго. Вскоре самовольно снял отряд с позиций и повел опять на Симферополь. Части, посланные вслед Слащевым, огнем разогнали его "бойцов", а Орлов опять бежал в горы.

Когда адм. Герасимов, прибывший на смену Ненюкова, ознакомился с деятельностью "морского кружка" Бубнова, где прямо фигурировали предложения о перевороте, он посоветовал Врангелю

"на время уехать, так как около его имени творятся здесь в Севастополе легенды и идет пропаганда против главного командования".

Сам Деникин не хотел связываться с подобными вопросами. Посредничество взял на себя ген. Хольман, от своего имени передав барону просьбу покинуть Крым.

Обиженный Врангель выехал в Константинополь, послав Деникину письмо-памфлет, тяжело и незаслуженно оскорбившее главнокомандующего все теми же обвинениями в "цепляний за власть", "яде честолюбия" и пр. Письмо это в копиях переписывалось, перепечатывалось и распространялось противниками Деникина. Многое там было написано явно сгоряча. Кое-что Врангель впоследствии пытался сгладить. Так, уже через год он говорил константинопольскому корреспонденту, упомянувшему о "деникинских бандах":

"Я два года провоевал в армии генерала Деникина, сам к этим "бандам" принадлежал, во главе этих "банд" оставался в Крыму и им обязан всем, что нами сделано".

Деникин воспринял памфлет весьма болезненно. В кратком ответе (направленном лично, а опубликованном только в 1926 г.) он, в частности, писал:

"Милостивый государь Петр Николаевич! Ваше письмо пришлось как раз вовремя - в наиболее тяжкий момент, когда мне приходится напрягать все духовные силы, чтобы предотвратить падение фронта. Вы должны быть удовлетворены..."

Больше в личные отношения эти два человека никогда не вступали.