Родная старина - В. Сиповский

С большою ревностию принялся новый митрополит приводить в порядок расстроенные дела православной церкви в Киеве. Церковь Святой Софии, это «единственное украшение православного народа, глава и матерь всех церквей», как ее называл Петр Могила, была приведена в благолепный вид и освящена. Церковь Святого Василия возобновлена; из развалин Десятинной церкви была воздвигнута новая каменная церковь; при работе был найден гроб святого Владимира. Возобновлена была также древняя церковь Спаса на Берестове.

Не одним внешним восстановлением святыни занялся Петр Могила; он стремился исцелить и внутренние язвы православной церкви.

«Наша церковь, – писал он позже в своем окружном послании, – оставаясь ненарушимою в догматах веры, сильно искажена в том, что касается обычаев, молитв и благочестивого жития. Многие православные, часто посещая богослужение иноверцев и слушая их проповеди, так заразились ересью, что трудно распознать, истинные ли они православные или только по имени. Другие же, не только светские, но и духовные, прямо покинули православие и перешли к разным богомерзким сектам. Духовный и монашеский сан пришел в нестроение, нерадивые настоятели не заботятся о порядке и совсем уклонились от примера древних Отцов Церкви…»

Вернуть русскую церковь к древнему благочестию – вот задача, какую поставил себе Петр Могила.

Он издал «Служебник», где было приложено объяснение литургии; затем «Требник», подробный сборник богослужений, долгое время служивший руководством во всей России; велел напечатать «Краткий катехизис». В предисловии к нему сказано: «Книга эта публикуется не только для того, чтобы священники в своих приходах каждый день, в особенности в воскресенье и праздничные дни, читали и объясняли его своим прихожанам, но также, чтобы мирские люди, умеющие читать, преподавали одинаковым способом христианское учение, а также, чтобы в школах все учители заставляли своих учеников учить наизусть по этой книжечке». Изложен катехизис в вопросах и ответах и содержит в себе объяснение Символа веры по членам, молитвы Господней и заповедей. Книжка эта послужила образцом для позднейших катехизисов.

Понятно, какое важное значение имели все означенные книги: они объясняли православным смысл их веры и богослужения и придавали последнему определенность и устойчивость.

Не мог такой горячий ревнитель православия, как Могила, не принять участия в полемике с католиками. Когда один из отступников от православия, перешедших сначала в унию, а потом в католичество, осмеял собор, созванный Могилою в 1642 г. для улучшения церковных дел, и затем в длинном сочинении изобразил недостатки православной церкви, то Могила написал большое сочинение «Лифос», или «Камень», где он рассуждает о таинствах, обрядах, церковном уставе, главных отличиях Восточной церкви от Западной и о печальном состоянии православной церкви…

Но более всего Могила направил свои заботы на школу. Киевскую братскую школу он преобразовал в коллегию, устроил при братстве типографию и монастырь, где жили монахи, наставники школы; подарил коллегии свое собственное село, постоянно давал деньги на постройки, помогал учителям и ученикам, своим примером увлекая и других к пожертвованиям…

Могила понимал вполне, что для спасения православия необходимы такие борцы, которые знаниями не уступали бы своим противникам – образованным католикам, – и целью его стало создать рассадник вполне просвещенных духовных лиц.

Митрополит Петр (Петр Симеонович Могила)

Управлением и всем строем коллегия Могилы походила на иезуитские коллегии… Во главе заведения стоял «ректор»; он был вместе с тем игуменом братского монастыря и профессором богословия; помощником его был «префект». Кроме этих двух начальствующих лиц, выбирался на известный срок «суперинтендант», наблюдавший над поведением учеников. Некоторые из них, более благонравные, должны были ему помогать в этом деле. Часть учеников жила на счет коллегии в ее доме, так называемой бурсе.

Учебный курс распадался на две части: низшую и высшую. Низшая делилась на шесть ступеней, или классов: фара, или аналогия, здесь обучали чтению и письму на славянском, латинском и греческом языках; инфима – класс первоначальных сведений; затем следовали классы грамматики и синтаксимы, – в этих двух классах изучались грамматические правила трех вышеупомянутых языков, объяснялись и переводились разные сочинения, преподавались катехизис, арифметика и пение. В следующем классе – поэзии – обучали пиитике, т. е. правилам стихосложения, приучали учеников писать стихи, или, как называли тогда их, – вирши (versus). За классом поэзии шел класс риторики, науки, излагавшей правила красноречия; здесь ученики упражнялись в сочинении речей и рассуждений. Самыми высшими были два класса: философии и богословия. Курс первого продолжался два года, а второго – четыре… В последнем классе, кроме изучения разных богословских предметов, обращалось большое внимание на составление проповедей.

Направление преподавания было так называемое схоластическое: считали, что все знания, возможные для человека, заключаются в Священном Писании и в сочинениях Аристотеля. Внимание наставников было обращено не на то, чтобы при помощи разнообразных сведений развить умственную пытливость учеников, пробудить в них желание доискиваться новых истин и знаний, а лишь на то, чтобы придать уму гибкость, сноровку, способность ловко доказывать данные истины. Такое направление господствовало в те времена как в иезуитских коллегиях, так и в большинстве западноевропейских школ и университетов.

Преподавание всех наук, кроме славянской грамматики и православного катехизиса, велось на латинском языке. Ученики обязаны были и между собой постоянно говорить по-латыни.

Заведены были даже нотаты, или листки, где записывалось имя того ученика, который, говоря по-латыни, ошибался или проговаривался нелатинским словом. Такой листок оставался у виновного до тех пор, пока ему не удавалось поймать на подобном же промахе своего товарища, которому он и передавал нотату. Плохо приходилось тому, у кого этот листок оставался на ночь, – его секли.

Такое предпочтение латинскому языку объясняется тем, что в те времена, как известно, он был общим языком науки, на нем писались сочинения, велись диспуты, а кроме того, он употреблялся на судах и сеймах.

Господство латинского языка в киевской коллегии чуть было не навлекло на нее большой беды. Пошла молва, что наставники коллегии, воспитанные за границей, хотят совратить юношество в латинство. И вот раз буйная толпа черни под предводительством казаков приступила к коллегии и грозила сжечь ее и перебить наставников. Насилу удалось образумить толпу.

«Мы, – писал потом один из наставников школы, – уже исповедовались и ожидали, что нами начнут кормить днепровских осетров, но, к счастию, Господь, видя нашу невинность, разогнал тучу предубеждений и осветил сердца наших соотечественников; они увидели в нас сынов православной церкви, и с тех пор жители Киева и других мест не только перестали нас ненавидеть, но стали отдавать к нам в большом числе своих детей…»

Обучение и воспитание было в коллегии основано главным образом на соревновании. Рассаживались ученики в классе по успехам, – лучшие занимали переднюю скамью, называемую «сенатом». Из этих учеников выбирались старшие, которые должны были помогать учителю, спрашивая уроки у товарищей, наблюдая за поведением и пр. Очень часто велись диспуты и писались сочинения. На письменных работах ученики обыкновенно обозначали, какою стороною своего труда они думают превзойти товарищей: трудолюбием, правописанием или красивым почерком и пр. Иные из беднейших учеников надписывали, что они желали бы получить за свой труд, – хлеб, свечи, сапоги, рубаху и пр. Если работа с подобной надписью была хороша, то учитель в пользу писавшего взыскивает требуемое с учеников достаточных, но ленивых и малоуспешных. По субботам производилась расправа с ленивыми. Словом, весь строй школы был совершенно такой же, как у иезуитов.

Ученики коллегии не много выносили настоящих знаний; зато выходили способными и устно, и письменно оборонять православие, ловко опровергая доводы своих противников, нив чем не уступая им. Этого и желал Петр Могила.

Враги православия крайне враждебно смотрели на коллегию, – старались, где могли, всячески вредить ей.

Могила ничего не жалел на училище – свое детище. Восстановить в прежнем виде святыню и православные церкви, поднять духовенство и мирян просвещением – вот что было задачей всей жизни и деятельности знаменитого просветителя и ревнителя православия.

В своем духовном завещании он говорит:

«Видя, что упадок святого благочестия в народе русском происходит не от чего иного, как от совершенного недостатка образования и учения, я дал обет Богу моему – все мое имущество, доставшееся от родителей, и все, что ни оставалось бы здесь от доходов с порученных мне святых мест, с имений, на то назначенных, обращать частию на восстановление разрушенных храмов Божиих, от которых оставались плачевные развалины, частию на основание школ в Киеве».