Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

11/24 сентября 1901. Вторник.

Японский гражданский праздник; школы отдыхали; мы с Накаем до обеда не переводили, а я писал письма.

Исаак Кимура приносил показать опыт своего перевода Творений Златоуста; мысль передает верно — можно надеяться, что окажется порядочным переводчиком Златоуста. Переводит Толкование на Псалмы.

Другим переводчиком Златоуста будет Игнатий Мацумото. Приносил сегодня окончательно приготовленную к печати книжку составленного им объяснения Богослужения. По напечатании ее займется переводом Толкования Златоуста на Книгу Бытия.

12/25 сентября 1901. Среда.

Как нужно с неослабным вниманием следить за всем! Сегодня два урока.

Первый. О. Василий Усуи недавно писал, что надо открыть проповедь в городе Ито, в Идзу; просил на наем квартиры для проповедника, и упоминал вскользь, что придется ему самому заняться этим, ибо Павел Цуда и Иоанн Мори, ближайшие к Ито проповедники, больны. Я согласился на наем квартиры, как обычно бывает в таких случаях. И вдруг сегодня длиннейшее письмо от о. Усуи, повествующее, что он «живет в Ито, истратил на обзаведение квартиры шестнадцать ен и просит выслать сии деньги; скучал в прошлое воскресенье, ибо проводил его совершенно один; есть там вдова–христианка, да и та в отлучке, слушателей учения еще нет». Священник бросает свою большую паству в Одавара, оставляет ее без Литургии в воскресенье, да еще собирается то же делать и в дальнейшее воскресенье для того, чтобы торчать без всякой пользы в глухом месте! Притом, тратиться на обзаведение проповеднического стола и всякой другой рухляди, тогда как в новом месте, где еще не известно, будут ли христиане, никогда этого не делается, а просто нанимается готовое помещение у кого–нибудь из местных жителей. — Тотчас же написал выговор о. Василию с приказанием вернуться в Одавар а, а в Ито, коли находит нужным, послать хоть одного из двух одаварских катихизаторов, и так далее. Себе же урок: не пропускать без внимания и «слов вскользь» в письмах священников.

Второй. Недавно я сделал выговор катихизатору в Нагаока Петру Хисимото, на основании письма Стефана Кондо к Ивану Сенума. Кондо прескверно писал о Хисимото, что он деспотически поступает с христианами, груб, сварлив… Хисимото пишет ныне, что он оскорблен и оставляет церковную службу. Опустил я из внимания, что не всякому слову Кондо можно верить, а ведь знаю это, знаю Кондо давно. И вот! Жаль Хисимото, хотя катихизатор он плохой, но в дурном до сих пор замечен не был. И написал я о. Игнатию Като, прибывшему уже на место своей службы, чтоб он немедленно отправился в Нагаока и исследовал дело. Если христиане не ненавидят Петра Хисимото, как писал Кондо, то пусть бы он и остался там на службе; если же не захочет сам, то пусть переберется в Таката, где нет теперь катихизатора, и проповедует там; во всяком случае, пусть утешит и успокоит обиженного; оставлять церковную службу он, вероятно, серьезно не думает, а написал в сердцах. Приложены письма Стефана Кондо и Хисимото.

13/26 сентября 1901. Четверг.

До десяти часов утра закончено исправление Первой книги Паремийника, после чего отправился на Цукидзи, в Американскую Церковь, на Поминальную службу по президенте Американских Штатов Мак Кинлей. Американский Епископ Мак Ким в отлучке, потому за него стоял во главе духовенства английский Awdry. Императора представлял Великий Князь Кан–ин, императрицу — его супруга. Церковь была полна знатью иностранною и японскою. Служба отпечатана в брошюрах превосходной бумаги и отличного шрифта; совершалась в безукоризненном порядке и импозантно. Жаль только, что они употребляют этот нелепый обычай такого медленного входа и выхода, который даже и черепашьим нельзя назвать — до того он медлен и скучен; еще когда поют при этом, ничего; а сегодня молча входили и выходили, с преднесением креста, но без епископского посоха. Проповедь сказал миссионер Имбри. В богослужении между составленными на случай молитвами была одна даже за убийцу президента, но за самого президента, за упокой его души — ни слова, таков обычай протестантства, холодный, безжалостный к умершему.

14/27 сентября 1901. Пятница.

Праздник Воздвижения.

В Церкви, кроме школ, весьма мало молившихся.

Кончивши богослужение, я отправился в Иокохаму по делам. В одной конторе встретился с тремя русскими офицерами, возвращающимися после Манчжурской войны в Россию; очень удивило их видеть человека в рясе: «Батюшка, какими судьбами здесь?» Один догадался: «вероятно, состоите при Посольстве?» И так далее. А у себя сегодня после службы я принимал инженера, три года строившего дорогу в Манчжурии, с супругой, тоже едущих в Россию, и завезенных сегодня на Суругадай, в Храм, как раз в то время, когда уже выходили из Церкви. Инженер по имени Николай Флегонтович Нарцизов, вероятно, из духовных. И о Миссии здесь — ни малейшего представления; выражали удивление, что здесь, в Токио, видят Православный Храм, не знают, почему и для чего он… И подобное сплошь и рядом. Иностранцы, без сомнения, больше знают о Русской Духовной Миссии в Японии, чем русские.

15/28 сентября 1901. Суббота.

Успехи проповеди плохие, а требования денег ежедневные, да такие, что и оставить без исполнения нельзя. Сегодня: о. Сергий Судзуки просит десять ен в счет жалованья, по случаю долговременного страдания поносом, для расплат за лечение; при его большой семье, куда же ему занимать из своих тридцати ен в месяц! Послано так десять ен. — Катихизатор в Хиросаки, Сергий Усигое, вытерпел болезненную операцию, за которую нужно заплатить четыре ены, да лекарство стоит тридцать сен в день; месяц надо лечиться — а жалованье с семьей двенадцать ен, послано десять ен, — Илья Хонда пишет, из Готенба, что бедность совсем одолела — просит прибавить хоть немножко содержания; еще бы не одолеть бедности при десяти енах в месяц и двух детях с женой; прибавлено две ены. — Григорий Ито пишет, что по разным обстоятельствам задолжал пятнадцать ен, просит помочь; найдено резонным послать пять ен.

Посетили Миссию два посланника: наш, — Александр Петрович Извольский, и бывший Пекинский, на пути в Россию, — Михаил Николаевич Гирс; любопытствовали посмотреть Миссию — показал им ризницу, библиотеку, школы. Извольский говорил, между прочим, по поводу своей поездки в Хакодате: «Я вам места не отдал бы, но так как оно уже отдано, то отбирать не годится; я написал в Петербург, что место для постройки Консульства нужно купить; будет стоить тысяч пятнадцать, но пусть платят; зачем отдавать было старое». — Но дело в том, что место, бывшее когда–то под Консульством, никто Миссии и не отдавал, отданы были оставшиеся здания Консульства — и то бедный остаток их от двукратного пожара; места же Консульство даже и не могло отдать, как не принадлежавшее ему; оно не было куплено, не было даже закреплено за Консульством никакими платами; оно дано было Японским Правительством под Консульство — несколько раз тогда Японский губернатор требовал у консулов годовой платы за места на обычные городские расходы — но консулы всегда отказывались под предлогом, что это должно быть решено главным Правительством в Едо. Когда в 1872 году снялось Русское Консульство из Хакодате для поселения в Едо, место осталось de facto за Духовной Миссией — а если б ее не было, то место вернулось бы к Японскому Правительству, как вернулось то, которое было под Русским госпиталем и которое потом Правительство передало попросившему его английскому миссионеру. За место, оставшееся под Духовной Миссией, Японское Правительство потребовало годовой ренты 240 ен, и Миссия, чтобы не быть лишенною места, конечно, не могла не исполнить требование, и продолжает ежегодно уплачивать по 240 ен, чем уже и фактически закреплено место за Духовной Миссией.