Капитал и идеология - Томас Пикетти

несколько раз, в частности, после вторжения Ирака в Кувейт в 1990 году. Военная интервенция 1991 года, целью которой было вернуть нефть Кувейта его эмирам и продвинуть интересы Запада, совпала с распадом Советского Союза, что облегчило вмешательство Запада (теперь, когда больше не было соперничающей сверхдержавы, с которой нужно было бороться). Эти события ознаменовали начало новой политико-идеологической эры гиперкапитализма. Они также иллюстрируют хрупкость компромисса, который был достигнут в то время. Несколько десятилетий спустя ближневосточный режим неравенства олицетворяет взрывную смесь архаизма, гиперфинансированной современности и коллективной иррациональности, характерную для последнего времени. Он несет на себе следы логики колониализма и милитаризма; он содержит запасы нефти, которые лучше было бы хранить в земле, чтобы предотвратить глобальное потепление; его богатство защищено чрезвычайно сложными услугами международных юристов и финансистов, которые находят способы сделать его недоступным для жадных имущих. Наконец, обратите внимание, что нефтяные монархии Персидского залива, наряду с посткоммунистической Россией, являются странами, которые наиболее широко используют мировые налоговые убежища.

Оценки неравенства на Ближнем Востоке, представленные на рис. 13.2, следует рассматривать как нижние пределы в силу ограниченности имеющихся источников и гипотез, необходимых для их интерпретации. Измерение неравенства на Ближнем Востоке осложняется чрезвычайной трудностью получения данных о доходах и богатстве, особенно в нефтяных монархиях. Однако имеющиеся данные свидетельствуют о том, что богатство в этих государствах очень высоко сконцентрировано как внутри коренного населения, так и между коренными жителями и иностранными рабочими (которые составляют 90% населения Катара, Эмиратов и Кувейта и 40% населения Саудовской Аравии, Омана и Бахрейна). За неимением достаточных данных, приведенные здесь оценки основаны на очень консервативных гипотезах о неравенстве внутри страны; в основном, именно очень большие разрывы между странами приводят к представленным здесь различиям. Принятие альтернативных (и, скорее всего, более реалистичных) гипотез позволило бы получить оценки долей верхнего дециля порядка 80-90 процентов (а не 65-70), особенно для Катара и Эмиратов - уровень неравенства, близкий к уровню самых инегалитарных рабовладельческих обществ из когда-либо наблюдавшихся.

Мало кто сомневается в том, что крайнее неравенство, наблюдаемое на Ближнем Востоке, усиливает напряженность и способствует сохранению нестабильности в регионе. В частности, большой разрыв между реальным положением дел и официально провозглашенными религиозными ценностями (основанными на принципах обмена и социальной гармонии внутри сообщества верующих) вполне может спровоцировать обвинения в нелегитимности и привести к насилию. В абстрактном смысле, демократическая федеральная региональная организация, такая как Лига арабских государств или другая политическая организация, могла бы позволить разделить богатство, координируя огромные инвестиции в лучшее будущее для молодежи региона. Однако на данный момент в этом направлении мало что сделано. Почему? Не только из-за ограниченности стратегий региональных игроков, но и потому, что в мире не хватает необходимого политического и идеологического видения. В частности, западные державы, а также частные интересы в Европе и США видят преимущества в сохранении статус-кво, особенно когда нефтяные монархии покупают их оружие и оказывают финансовую поддержку их спортивным командам и университетам. Однако в этом, как и в других случаях, строгое соблюдение существующих отношений власти и прав собственности не привело к созданию жизнеспособной модели развития. Действительно, у западных игроков есть все основания смотреть дальше своих краткосрочных финансовых интересов, чтобы продвигать демократическую, социальную, федералистскую повестку дня, которая позволила бы преодолеть эти противоречия. В конечном итоге, именно отказ от рассмотрения новых эгалитарных постнациональных решений породил реакционные и авторитарные политические проекты в Европе в первой половине двадцатого века; то же самое можно сказать и о Ближнем Востоке в конце двадцатого и начале двадцать первого века.

Измерение неравенства и вопрос демократической прозрачности

Наряду с глобальным потеплением, рост неравенства является одной из главных проблем, стоящих перед современным миром. Если в ХХ веке наблюдался исторический спад неравенства, то его возрождение с 1980-х годов бросило глубокий вызов самой идее прогресса. Более того, проблема неравенства тесно связана с проблемой климата. Действительно, очевидно, что глобальное потепление невозможно остановить или хотя бы ослабить без существенных изменений в образе жизни людей. Чтобы такие изменения были приемлемы для большинства, требуемые усилия должны быть распределены как можно более справедливо. Необходимость справедливого распределения усилий тем более очевидна, что богатые несут ответственность за непропорционально большую долю выбросов парниковых газов, в то время как бедные будут страдать от самых тяжелых последствий изменения климата.

По этим причинам вопрос демократической прозрачности в отношении неравенства доходов и богатства имеет первостепенное значение. Без внятных показателей, основанных на надежных и систематизированных источниках, невозможно вести аргументированные общественные дебаты на национальном уровне, а тем более на региональном или глобальном. Данные, представленные в этой книге, в значительной степени взяты из Всемирной базы данных о неравенстве (WID.world) - независимого консорциума, поддерживаемого рядом исследовательских центров и международных организаций, основной целью которого является именно содействие общественному обсуждению проблемы неравенства на основе наиболее полных доступных данных. Информация в базе данных является результатом систематического сравнения доступных источников (включая национальные счета, обследования домохозяйств, налоговые и имущественные записи и т.д.). Благодаря этой информации мы смогли создать первую всеобъемлющую карту глобальных режимов неравенства и их эволюции. Однако следует отметить, что, несмотря на все усилия всех участников исследования, имеющиеся в настоящее время источники остаются фрагментарными и недостаточными. Основная причина этого заключается в том, что данные, обнародованные правительствами и статистическими агентствами, страдают от значительных ограничений. Действительно, экономическая и финансовая непрозрачность в последние годы возросла, особенно в отношении учета доходов от капитала и финансовых активов. Это может показаться парадоксальным в то время, когда современные информационные технологии теоретически должны способствовать большей прозрачности. В некоторых случаях неудача отражает настоящую капитуляцию правительств, фискальных органов и статистических агентств; более того, она отражает политико-идеологический отказ серьезно относиться к проблеме неравенства, особенно когда речь идет о неравенстве богатства.

Начнем с вопроса об индексах, используемых для описания и анализа распределения доходов и богатства. Они должны быть максимально интуитивными, чтобы каждый мог их понять. Поэтому предпочтительнее использовать такие показатели, как доля совокупного дохода (или богатства), приходящаяся на нижние 50 процентов, средние 40 процентов и верхние 10 процентов. Каждый гражданин может получить из этих цифр вполне конкретное представление о том, что означает каждое распределение (рис. 13.2-13.4).

Для сравнения неравенства между странами особенно простым и выразительным показателем является соотношение между долей 10 процентов (или 1 процента) и долей 50 процентов. Это позволяет выявить довольно значительные различия между странами. Например, мы видим, что отношение доли доходов верхнего дециля к доле доходов нижних 50 процентов составляет примерно восемь в Европе, девятнадцать в США и тридцать пять в